До скорой встречи

Противная трель будильника разрезала тишину, которая окутывала спальню одной из корейских квартир в спальном районе Сеула, который отличался своей тишиной и почти минимумом преступлений за все время существования города. Ханю этот вариант приглянулся, чем он и воспользовался, поднакопив чуть-чуть денег. Пришлось, правда, затянуть пояса на некоторое время, но ведь это была своя квартира. Правильно же говорят, что мой дом — моя крепость, теперь же Лухан полностью удостоверился в данных словах. Не сказать, что он не любил общежитие, где провел время стажерства и и некоторое время после дебюта; с ребятами они были дружными, поэтому совместное проживание было веселым.Но ведь иногда хочется побыть одному, хочется тишины, да и просто личное пространство, которого в общежитии было мало. А ещё, помимо всего прочего, ему было мало Сехуна. Они, конечно, проводили много времени вместе, как в общежитии, так и за его пределами, но все равно Лухану чего-то недоставало. И он сам не понимал, что происходит. Почему все так резко переменилось. Хань списывал все на дружескую привязанность, на чувство заботы, что он должен заботиться о младшем, что тот ему доверяет, и что они как братья. Без всяких секретов друг от друга, все время вместе и стараются не расставаться на длительное время. Так было первое время, да. Много общих интересов, планы, множество разговоров, в которых они словно видели зеркальное отражение. Такие похожие, как будто они братья, которых перепутали в роддоме, а сейчас они вновь воссоединились. А затем пошло что-то не так. Хань чувствовал, что его братские чувства медленно ускользают, принося вместо этого совсем другое. Он понимал, что все то, что испытывает, неправильно. Чувствовать романтическое к младшему — так не должно быть. Так нельзя. А так хочется. Лу с неким стыдом позволял себе мечтать о нечто большем, чем просто крепкая дружба; краснел, когда в его мыслях Сехун был совсем не в роли маленького друга, о котором надо заботиться и оберегать. Такие мысли неправильные, некрасивые, эгоистичные. Но…ведь говорят, что любовь в любом виде прекрасна? Какая разница, однополая или нет. В сердце уже загорелся огонь, согревающий все внутри, расцвел сад из цветов. Мир уже не кажется таким серым, кофе по утрам не таким горьким, пробки не такими утомительными. Даже если на улице дождь, то в душе будет солнце. Со временем, пусть даже и трудно, Хань свыкся с мыслью, что он влюбился. Как мальчишка. Долгое время отрицания, трудное понимание того, что бросил вызов сам себе — влюбился в парня, а не как всегда думал, в девушку. Все всегда идет не по нашим планам, к сожалению. Конечно, Лухан старался отвлечься, старался сталкиваться с О меньше обычного, но тот будто его привязал к себе веревкой, что как ни пытайся, не уйдешь. Горло сдавливало так, будто бы душили. А внутри было так тоскливо, словно они не виделись несколько месяцев или лет, когда максимум разлуки был  несколько часов. Лухан злился на себя, корил свое сердце за «не того», но так ли это? Он понимал, что разрушать дружбу из-за своей любви чревато вообще разрывом общения, а этого он уж точно не переживет. Китаец открыл глаза, повернувшись на другой бок, осознавая, что его сладкое времяпрепровождение в постели закончилось. Он слегка поморщился; мысли, вновь засевшие в голове, никак не стремились покинуть её, отчего пробуждение вышло трудноватым. Сколько он уже думает о Сехуне? Каждую минуту, наверное, потому что ни о чем другом думать не может — не хочет. Как назло, ночью он листал их старые переписки в соц сетях, словно они дадут ответы на все вопросы. Долго не мог уснуть, несколько раз вставал попить воды. Его иск об уходе из группы уже был у адвоката, который обещал сделать все в своих силах, чтобы его правильно оформили, сделать подписи и поставить печати, чтобы делу дали ход. Терпеть отношение компании уже не было сил, а тоска по родной стране сделала свое дело. Сехун злился, как только узнал, что Лухан покидает группу и уезжает сегодня в Пекин. Нет, он не кричал, не ругался, он просто молчал. И это убивало Ханя больше, чем если бы он ругался, обиделся, в конце концов. Он был готов ко всему, но молчание сделало все за себя. Где-то внутри что-то оборвалось, ниточка, дающая последнюю надежду. Внутри себя Лу уже чуть ли не плакал, а с губ чуть не сорвалось «скажи что-нибудь», но по Се уже и так было все видно. Только он не говорил. Вышел просто из их спальни, а потом они с китайцем даже не пересекались. Тот ходил с Чанёлем, напросился к Каю на тренировки, а Лулу весь день провел с Тао. Они ходили по магазинам, успели сходить в кино, но только Цзытао тогда и без слов понял, что Ханю надо просто отдохнуть. На следующий день напряжение чуточку спало; они убрались в общежитии (Лухан иногда ночевал там), успели приготовить завтрак и даже поговорить о какой-то ерунде. Пока Чанёль не проснулся. Сехун чуть ли не пятками сверкал, стоило ему услышать сонное «доброе утро» от башни. От воспоминаний на лице появилась улыбка. Ему было трудно составлять иск, трудно принимать решение покинуть группу, но дальше он просто не сможет. И одна из причин кроется даже не в отношении компании, а в его слабости. Но даже сегодня, уезжая в Китай, он просто не может не увидеть Сехуна. Встав с постели и наскоро её заправив, Хань поплелся в ванную, умывшись, приготовил завтрак из лапши и кофе, купленный недавно по акции, который давно не мог попробовать из-за усталости. Утро вторника было таким же обычным, как и все остальные, но мысль о скором уезде все равно вселяла тоску и некое сожаление. Он знает, что подставил группу и что многие на него в обиде, но…важнее, что Се просто промолчал. Хорошо ли это? Наверное, нет. Уборка в квартире заняла не совсем много времени, всего лишь-то протереть пыль, помыть посуду, убрать и выкинуть все лишнее, чуть прибраться на балконе, поэтому через два часа, Лу уже сел на диван, обновляя ленту в браузере смартфона, решив перед ванной прочитать немного новостей, а заодно и посмотреть погоду в родном городе, чтобы быть готовым к любым переменам, если они будут. Родители Лу предупреждали его о нестабильной погоде сейчас, поэтому Хань решил перестраховаться. «Я приеду на вокзал. Помню номер твоей платформы, с которой уезжает поезд. Жди меня.» Он даже не сразу заметил только что пришедшее сообщение, только увидел мелькавшую ленту с ним на верхней части экрана телефона, а затем, открыв нужный раздел, смог прочитать его полностью, поначалу даже не веря своим глазам, что такое вообще возможно. Честно, он даже и представить себе не мог, что Хун может приехать на вокзал, ведь ни один мембер группы не знает, во сколько отъезжает поезд. Хань просто не смог бы нормально стоять, если бы увидел всех мемберов, не смог бы не расплакаться от чувств, которые испытывает. Он бы просто морально не выдержал, если бы знал, что они все стоят на платформе, а он уезжает. Как там говорят? Вместе навсегда? Увы. Не в этой жизни. Китайцу самому обидно, что-то, к чему он так стремился, рушится вот так…просто. Даже не зависит ничего от него, ни от мемберов. Совокупность «но» играет свою решающую роль, которая ведет не очень к хорошим временам, для Лу уж точно. А сегодня…он хочет видеть О даже очень, хочет в последний раз прижаться к нему и чувствовать сердцебиение, ощущать, как длинные пальцы копошатся в собственных волосах и гладят по голове. Лухан очень сильно скучал. И он знал, что скучать будет ещё сильнее, что боль разлуки будет рвать его изнутри и заставлять рваться в Корею при любой возможности, но… Когда ты айдол, то тебе не знакомо чувство личного пространства. Вся твоя биография проверяется, все твое окружение подвергается нападкам фанатов и прессы, любое твое слово может быть использовано против тебя, а любая романтическая связь может подвергаться жесткой критике. Пиар-ходы это обычное дело, а руководству агентств зачастую все равно, что у айдолов есть чувства и у них есть желания. Лухан не хотел подвергать опасности Се, он вообще не хотел, чтобы о них ходили слухи в романтическом плане, ведь Сехун такой…ребенок. По-своему милый и обидчивый. Лу чувствовал заботу перед О и хотел стать защитником, чтобы они преодолевали трудности вместе, но сейчас все получалось так, что у Се была только одна трудность — его хён. Впустив ладонь в свои волосы, Хань встал с места, идя в ванную. До поезда каких-то пару часов, а желания ехать никакого нет. В это время, пока Лулу был в ванной, расслабляясь в горячей воде, в стену общежития полетел телефон, а сам Сехун сел на свою кровать, стараясь не смотреть на ту пустующую сторону их с Луханом комнаты, медленно раздражаясь от этого дня все сильнее. В его голове все никак не укладывалось, что такое вообще возможно. Что его хён может уехать, оставить О одного, разбить на осколки все те обещания, данные во времена дебюта и после него. Се не понимал, почему все сейчас происходит таким образом, почему все проходит. Почему люди уходят? Почему не считают нужным предупредить? Он нахмурился, стараясь выкинуть из памяти все совместные моменты, все их минуты слабости, когда камеры гасли и можно было быть настоящими. Интересно, а можно ли зависеть от человека так, что дальнейшей жизни без него не представляешь? Лухан был тем человеком, который не забудется просто так. А в стенах общежития все напоминает о нем, вплоть до трещины на подоконнике, до вкрученной лампочки. Лухан был его жизнью, был его мыслями. Но сказать человеку о своем трепетном отношении к нему — это как дать ему нож; он может защитить тебя с помощью него, а может и вонзить в спину и ни один мускул на его лице не дрогнет, он сделает это не задумываясь. О поджал губы, смотря на время. До поезда Лухана ещё час с лишним, он ещё может написать, что не приедет, что Лу может забыть его, что пусть лучше бы Сехун не видел билет, который хён забыл на письменном столе. Мог бы, но не хотел. Смысл себя обманывать, если знаешь, что не сможешь просто стоять в стороне, пока твой человек уезжает. Смысл убеждать себя в равнодушии, если его нет. Заказав такси, Сехун вышел на кухню, наливая чай. Бэкхен проводил его взглядом, пока Чанёль шикнул на друга, чтобы тот не трогал макнэ. Все прекрасно знали, как повлиял уход Ханя на настроение Сехуна, поэтому его просто не трогали. Менеджеры что-то пытались сказать про фотосессию, только тот закрыл дверь перед их носом, говоря о своем отношении. Глаза забегали по буквам, запоминая марку машину и её номер, а затем, не говоря ни слова, Хун покинул общежитие, накинув куртку на себя, держа в руке телефон. -Да, спасибо, уже выхожу. — Хань посмотрел на свой чемодан, а потом нащупал рукой ключи от квартиры. Его уже ждало такси, а тянуть время уже нет смысла, да и кому оно надо. На руках — билет на поезд, в голове — пустота. Ещё раз посмотрев на свою квартиру, в которой уже был выключен свет, Лу закрыл входную дверь, выкатив чемодан на лестничную площадку. Вызвал лифт, доехал на нем до первого этажа, а затем сел в машину. Дорога до вокзала казалась как в тумане, поэтому китаец даже не запомнил, как доехал. Он посмотрел на свой билет, ещё раз посмотрев на номер платформы и места в поезде, а затем пошел прямо к месту, чтобы не сидеть в зале ожидания. О быстрым шагом шел к выходу из зала ожидания, уже чуть ли не нервничая, пока в голову лезли мысли, что он опоздал, что поезд уехал, что Лухан просто его не дождался. Он проверил время на телефон несколько раз, а потом, удостоверившись, что не опаздывает, пошел к выходу, смотря на номер платформ и ища нужную. Они встретились почти сразу, как только Хань положил в карман свой билет, поднимая взгляд на остальных людей, переговаривающихся о чем-то. Кто-то ждал прибытия поезда, кто-то, наоборот, желал уже скорее покинуть Сеул, а китаец просто не чувствовал той свободы, которую надо бы почувствовать. Он подошел к Сехуну, едва слышно окликнув его. -Ты пришел… — Лухан едва дотронулся до чужой куртки, поджав губы. О стоял лицом к нему, а в глазах не было ни капли равнодушия. Только обида. Только мольба. — Не мог не придти. — сухо бросил он, замечая, что Лу поджал губы. Его руки уже потянулись, но в последний момент он сам себя отговорил. Если обнимет — не сможет отпустить. — Я знаю, что я виноват. Прости. — Лухан подошел ближе, все же касаясь чужой руки. Он поднял голову, ощущая острую потребность увидеть глаза Сехуна. — но я не могу так больше, Се. — Не оправдывайся. Ты волен делать, что хочешь. Я тебе не указ. — произнес Хун уже тише, долго всматриваясь в глаза напротив. Лулу смотрит все так же чисто и извиняюще, отчего хочется просто закричать, но вместо этого в Сехуне преобладает сдержанность. — Я…буду звонить. — пробормотал Хань, едва улыбаясь. Он все же решился, чтобы обнять младшего, а тот и не отталкивал. Только вздохнул. Столько слов плещется внутри, столько мыслей. — прости. Я правда…правда не могу справиться с этим. — на глаза уже были слезы. -я бы хотел, чтобы мы всегда были вместе, в одной группе. Я не хотел такого конца. — уже прошептал китаец. Он вскинул голову, встречаясь со взглядом О. Где-то с полминуты они стояли вот так, молчаливо и смотря друг на друга, подбирая слова. Лу силился, чтобы не заплакать, а Сехун, чтобы не заплакать тоже, ведь он уже послал свою обиду, забыл всё свое отношение ко всему этого. Лухан был уязвимым, он уже часто моргал и Сехун понял, что Хань уже хотел уйти, только он не дал. Положил свою ладонь на чужую щеку, в который раз замечая её мягкость, в отличие от своей, где скулы преобладали больше, а затем слегка наклонился, чтобы хён больше не поднимал голову слишком высоко. Взгляд Се упал на чужие подрагивающие губы, а затем он примкнул своими устами к его, аккуратно целуя. Его язык совсем невесомо раздвинул губы Лу, а дальше О не решился целовать более глубоко. Он не хотел как-то опошлять их поцелуй, не хотел, чтобы желание пересилило в нем. Оба прикрыли глаза, Лу чуть всхлипнул, а Сехун позволил своим пальцам перебирать пряди волос мембера. Носы соприкасались, оба стояли близко друг к другу. Сообщение о посадке стало как противный будильник, отчего Лухан разорвал поцелуй, а О лишь облизнул свои губы.  — Что бы я ни говорил, я не обижаюсь. — прошептал Сехун. -Я люблю тебя. Всегда буду. — прошептал Лухан, позволяя одной слезе дорожкой стечь по щеке. Он приподнялся на носочки, чтобы оставить поцелуй на губах. Короткий и сладкий. Лухан быстро развернулся, чтобы скорее раствориться в толпе людей. У каждого тут свои судьбы и жизни. Шёл снег, все кутались в шарфы или надевали капюшоны, а Лухан будто этого не замечал. Он шел уверенно, но внутри у него что-то сломалось, ухнуло вниз…хён старался не оборачиваться, прибавил шаг. А затем, сидя в купе, уронил голову на столик, трогая свои губы, уже зная, что ночью он не уснет. Не сможет. И скучать он начал уже сейчас.