Агония

Hans Zimmer - 528491 Hans Zimmer - Cornfield Chase Luigi Rubino - Melancholic Lisbon

Когда сердце Леи Органы, принцессы Альдераана, героини Галактической Гражданской войны, генерала Сопротивления, останавливается, раньше медицинского дроида на новой базе Сопротивления узнает только Рей. Потому что её череп словно взрывается болью, оставляя на костях грубые трещины. И это не её боль, нет. Это какой-то непрекращающийся ночной кошмар, методичный разрыв души на мелкие фрагменты, разъедание кислотой, нескончаемые муки без прихода смерти. Агония. Рей срывается и бежит в медицинский отсек, не разбирая дороги, едва соображая, в каком направлении её несет, расталкивая людей на своем пути гневными ударами Силы, не терпя ни единой задержки. Путь занимает, кажется, целые часы, и Рей неожиданно рада этому, потому что каждое растянутое мгновение уберегает её от того, что она там увидит. А девчонка прекрасно осознает, что за зрелище её ждет. Она может ошибаться в своем ощущении Силы. Но не Кайло Рен. И не его боль. Стоит Рей вбежать в медицинский отсек, к боксу, где лежит Лея, как она слышит панический писк медицинского дроида, который пытается остановить её, однако в том нет надобности: Рей требуется схватиться за косяк, чтобы удержаться на ногах и не осесть в отчаянии на пол, видя идеально ровную линию сердцебиения на мониторе. Голова снова взрывается ужасом потери Бена Соло, ночным кошмаром всего Сопротивления и её собственного окончательного сиротства. Рей успела привязаться к Лее, практически считая её матерью, взявшей безродную девочку с Джакку под свое царственное крыло; Сопротивление знало Лею Органу в роли непоколебимого генерала, никогда не оставлявшего надежд на успех в борьбе с Первым Орденом и на мир и справедливость в галактике. Но в эти минуты, когда Связь так отчетливо передавала Рей все эмоции Кайло Рена, она осознала, что ИХ потеря – ничто по сравнению с тем, что в эту минуту терял Верховный Лидер. - Генерал... – в ужасе шепнула Рей, на ватных ногах приближаясь в боксу, в котором лежала навечно закрывшая глаза принцесса. На лице её царило умиротворение, не было ни следа мучений. Побелевшая восковая кожа, ставшая такой еще когда Лея заболела, теперь и вовсе была мертвенно-бледной, но в рельефе словно застывшего лица читалось такое спокойствие и невозмутимость, что Рей невольно вспомнился их разговор буквально несколько дней назад, когда генерал Органа только-только слегла. С лица Леи уже тогда исчезли любые следы беспокойства и усталости, что были её спутниками, сколько Рей только помнила эту величественную и статную женщину. Принцесса просто поглаживала её ладонь и говорила весьма твердо и уверенно: - Бен мог бы убить меня, но не убил тогда, на крейсере, - сказала Лея, и Рей непонимающе тряхнула головой, безмолвно напоминая принцессе, что по милости Первого Ордена она оказалась в открытом космосе, и благодаря Кайло Рену лично Хана Соло не стало. – Я знаю, о чем ты думаешь, Рей. Но мой мальчик... Все, что было ему нужно – это надежда, чтобы хоть кто-то из нас не сдался и не опустил руки, когда дело касалось его. Никто из нас не был в состоянии дать ему это: ни я, ни Люк, ни Хан уж тем более. А теперь... Теперь он хочет доказать себе, что все наши надежды, возникшие не ко времени, были напрасны. В голову Рей этот разговор врезался настолько четко, что каждый раз, когда Узы Силы снова соединяли их, именно этот фрагмент своей памяти девушка скрывала под самыми прочными ментальными замками, потому что Лея явно знала, о чем говорила, когда дело касалось её сына. Принцессе не требовалась связь, чтобы прекрасно знать своего ребенка. Вернее, ей была не нужна та Связь, что скрепила Рей и Кайло, ведь у Леи была своя. И только сейчас, когда Лея Органа покинула этот мир, да и любой из живых миров, Рей осознала, насколько она сильна и бесконечно глубока. Ощущая боль Кайло, Рей вдруг поняла, что это за связь – связь матери и её ребенка. Это пуповина. Казалось бы, обрезанная в первые секунды после появления на свет, она никуда не делась, соединяя мать и её дитя навечно. Она сопровождает каждую женщину, что когда-то выносила и дала жизнь ребенку, но, подкрепленная Силой, она формирует нечто совершенно особенное, в два раза более крепкое. Такую связь невозможно разорвать по доброй воле, но её разрушение со смертью одного из них сродни гибели для другого. Поэтому Лея всегда боялась, что в пылу сражения Бен – или Кайло Рен, как только ему будет угодно – погибнет. Генерал знала, что Сила не позволит ей пережить разрыва этой Связи. Сила не знала сторон, не признавала выбора между Светом и Тьмой, не верила ни единому крамольному оправданию, которые вначале пыталась находить Лея своей вине в падении её сына. «Он слаб,» - швыряла Лея в воздух и получала ощутимую оплеуху еще одного шага Бена дальше от неё. «Он – внук Вейдера!» - оправдывалась принцесса, и Сила смеялась ей в лицо, а в сердце втыкала ядовитый кинжал потери. «Я не знала!» - кричала генерал, ощущая, как схватывает низ живота судорогой боли, словно Сила, пиная её в лоно, откуда появился Бен Соло, издевательски спрашивала: «Ты, что выносила и родила его, не знала?» Сейчас Лея ушла, и ей не довелось испытытать настолько разрушительного и всепоглощающего горя, как смерть своего ребенка. Рей что-то подсказывало, что лишь этого генерал всегда и хотела. Лишь бы не пережить сына, лишь бы не увидеть и не ощутить его смерть от собственной мощи. Лучше самой умереть, хоть от его же рук, но не ощутить, как пуповина, натянутая между ними, обрывается. Бен должен жить, хотя бы потому что родители не должны хоронить своих детей, и потому Лея ушла спокойно, умиротворенно и без сожалений. - Рей... Рей! – голос Финна донесся до неё, будто через плотный слой ваты, и она сфокусировала на нем взгляд, впервые ощутив горькие слезы, текущие из глаз беспрерывным потоком. Финн размывался из-за них. – Пойдем со мной. Где-то сбоку сновали люди, и Рей краем глаза опознала стощего на коленях у тела Леи По Дэмерона, группку капитанов и притихшего С3РО, но Финн настойчиво тянул её в сторону её комнаты. Финн говорил ей что-то о том, что генерал Органа запретила бы ей так горевать по себе и уж тем более лить слезы, завещала бы быть сильной, и Рей знала, что не стоит говорить бывшему штурмовику о том, что большей часть то, что он видит – не её боль, ведь Финн сказал бы лишь о том, что Кайло Рен, прикончивший собственного отца, вряд ли будет так убиваться по матери. Финн хотел остаться с ней, свернувшейся комочком на своей узкой койке, но Рей не желала его видеть. Девушке стало так болезненно-одиноко, и Финн, как бы то ни было парадоксально, лишь усугублял ситуацию, ведь парень был просто не тем человеком, в ком в данную минуту нуждалась Рей. Поджав губы, предатель Первого Ордена все же оставил её, и, едва дверь за ним закрылась, как её комнату наполнило болезненное гудение силы, и когда Рей открыла глаза, на койке сидела знакомая массивная фигура в черном. Рей тут же села, чувствуя, как её наполняет знакомое чувство близости, не сравнимой ни с чем, ныне принявшей форму жизненной необходимости. Рей только сейчас, когда Кайло сидел рядом, ощутила, как же тяжело давался без него каждый вдох, как болезненно воздух драл легкие, как неохотно поднималась грудная клетка. Рей подползла к мужчине, буквально цепляясь за его плечо, желая увидеть его лицо. На нем не отразилось ни единой эмоции. В чем-то неправильное лицо Кайло Рена было бесстрастным и спокойным, но Рей продолжала остро чувствовать его боль, и, возможно, она бы лишь на секунду усомнилась в этом, однако Бен не дал ей такой возможности, вцепившись в её крошечную ладонь. И в этом жесте, в пульсации Силы вокруг него, в глазах, которые он так старательно прятал от неё, во всем его виде Рей так ясно и четко ощущала одно. Агонию. - Она... Она... – магистру рыцарей Рен не хватает духу продолжить, он срывается, явно с трудом сглатывая ком в горле и закрывая глаза. Рей чувствует волну боли и сильнее сжимает его плечо. «Пусть прошлое умрет. Убей его, если потребуется,» - говорил Кайло Рен. Но сейчас Бен Соло спрашивает, страдала ли его мать, прежде чем уйти. - Нет. Просто уснула, - отвечает Рей и чувствует, как Бен судорожно выдыхает и бессильно опускает голову, цепляясь за неё еще крепче. Сила вокруг него вибрирует, пока он еще находит в себе силы бороться с болью, но та выигрывает бой, и вся мощь Бена, с которой он родился, теперь оборачивается против в него, впиваясь в его тело, разум и душу сотней, тысячей, миллионом игл, через каждую из которых проходит многовольтный ток. Рей тоже содрогается, чувствуя это, слыша в голове ясную мысль Бена: «Я теперь один». Она вздрагивает, ощущая отчаяние и боль Бена, как свои собственные. В голове девушки проносятся вихри и смерчи из воспоминаний и чувств Кайло Рена, среди которых центральное место занимает прочнейшая связь с матерью – канат, окутанный облаком света, надежно, что удивительно, скрытый от вездесущего ока Сноука. Как бы бывший Верховный Лидер ни пытался добраться до этой тонкой, по его мнению, нити, связь с Леей Органой всегда оставалась вне поля его зрения, и это вызывало в Сноуке досаду и злобу, которую уже весьма явственно чувствовал Кайло Рен. Сноук владел Силой, но не стоял выше Неё и не мог ничего поделать с этой связью, имея в своем распоряжении лишь увещевания с основным, никогда не меняющимся, смыслом: тебя никогда не любили, а значит, ты ничего не потерял. Но эта связь, стальной трос искренней и безоговорчной материнской любви, держала его, раздирала на части между мечтой покориться Тьме и стать кем-то выше, чем он был, и желанием уткнуться лицом в материнские колени и получить редкий, но полный нежности и ласки поцелуй в макушку. А теперь его не было. И, казалось бы, он должен наконец сдасться, утонуть в Тьме, в её соблазнительной силе, превратиться, наконец, в монстра окончательно, но осталась только боль. Агония. И Рей. Её поцелуй обжигает висок, а объятия попеременно дают взможность нормально дышать и сжимают грудь стальными тисками. Он хватается за её предплечье голыми ладонями, словно за спасательный круг, и глухо стонет сквозь зубы, сгибаясь под гнетом невидимого груза. Боль давит на него, как тяжелый и ледяной свинцовый блок, беспощадно придавливая к земле, заставляя ребра и позвоночник трещать от сдерживаемого внутри крика отчаяния и скорби. «Мама!» - услышала Рей мальчишеский крик, и перед глазами предстала картина черноволосого мальчугана, который по-детски неуклюже бежал по гладкой траве, протягивая руки к смеющейся молодой Лее, стоящей на другом конце поляны. «Мама!» - снова голос мальчика, уже постарше, и Бен, на вид лет шести, сидящий на месте пилота в «Тысячелетнем соколе» в шлеме, который был малышу явно не по размеру, и опять Лея, одобрительно стучащая сына по макушке, прикрытой металлом. «Мама!» - панический крик во тьме, пока мальчик, напуганный до полусмерти, бежит от высокой уродливой тени за его спиной, в которой Рей безошибочно опознала Сноука. «Мама! Мама! Мама? МАМА!!!» Сотни разных вспоминаний об этом слове, воспоминания Бена и Кайло, вопли малыша, мальчика, подростка и взрослого мужчины, выброшенные в воздух с мольбой и произнесенные сквозь зубы, будто нечто постыдное. Все это время Кайло Рен любил Лею не меньше, чем Бен Соло когда-то любил свою мать, пусть и винил её, таил обиду и открещивался от этой любви. Она победила его. Оказалась сильнее. И причинила ему боль. Боль, которую они теперь делили на двоих. - Я здесь, Бен, - шепнула Рей, прижимая мужчину к себе, когда он позволил обхватить его голову и прижать её к груди. Дышать стало почти нечем, когда Кайло Рен заключил Рей в плотные, твердые, нуждающиеся объятия. – Ты не один. И никогда не будешь один. Рей не стала добавлять обычное: «Если присоединишься ко мне". Ей не хватит сил сейчас шантажировать его подобными условиями и дальше обманывать себя: ей ведь никогда не хватит духу навсегда покинуть его, даже если он останется там, по другую сторону Силы. Рей знает это. Кайло Рен знает это. И, также зная это, Бен Соло внутри Верховного Лидера позволяет себе горько разрыдаться в объятиях Рей.