И только наш очаг не погаснет

Она прижалась лбом к оконному стеклу и вздрогнула − холод пробрался аж до самой черепной коробки. Снаружи был мрак, который не рассеивали фонари и свет из редких окон. Гудки в телефоне раздавались в такт ударам сердца. − Не отвечает, − Налия отвела трубку от лица, вновь отрешенно уставившись в зимнее безмолвие за окном. − Звони еще! − Кимми выключила духовку и повернулась к ней, уперев руки в бока. − Не успокоюсь, пока не соберу всех под одной крышей. Налия усмехнулась: − Ты же сказала, что не веришь в эту чушь… − Не верю! Не верю ни в какие темные силы, злобную вьюгу и зубастых снеговиков, тьфу! Ни во что, о чем тут вы болтали! − Кимми раздраженно провела рукой по волосам. − А вот то, что кое-кто может расколотить башку об лед, так это запросто! Налия глубоко вздохнула. С одной стороны, некоторый резон в словах ее подруги был. А с другой, что-то определенно было не так с этой аномально холодной зимой, пришедшей в их город. И дело было не только в холоде. Иногда ей на полном серьезе казалось, что каждого, кто бродит под открытым небом, вполне может унести метелью. Или размазать по льду. Или еще чего похуже. Никто не любил декабрь в их краях. Так было всегда. Уж больно яростно он набрасывался на город, яростно и внезапно, за считанные часы, превращая улицу в каток, пустынный каток, по которому с бешеной скоростью летали снежные вихри. Но все же такой зимы они еще не знали. Все усугублялось назойливыми параноидальными мыслями, что лезли в голову. По ночам приходили долгие тяжелые сны, от которых по утрам просыпаешься выжатый, точно лимон. Каждый выход на улицу − точно испытание. А ведь никто не отменял учебу и работу. − Продолжай звонить! − распорядилась Кимми, вновь повернувшись к плите. − Вообще, решено, все живем у меня, пока этот колотун не кончится. Ты и ты, и… Братишка поднял рассеянный взгляд от очередной толстенной энциклопедии. − Я и так тут живу, − сообщил он. И добавил: − Может быть, это все действительно так... С зимой. Ведь мы же странники? − Брось, − отмахнулась его сестра. − Вместе с нами морозят яйца и простые смертные тоже. Налия, продолжая вглядываться в окно, прижимая к уху телефон, покачала головой. − Это-то понятно, но вот скажите, неужели у вас не было такого ощущения, что стоит вам выйти за порог и… − Будто какие-то силы набрасываются на тебя и хотят убить? − Братишка вновь оторвался от книги. Глаза его возбужденно сверкали. Это напомнило Кимми, какие они еще, в сущности, дети. Ладно Братишка, но она и Налия не так давно отметили совершеннолетие. Детям хочется верить не только в сказки, но и в неведомых врагов, подстерегающих тебя на каждом шагу. Так жить куда интереснее. Теперь врагом была объявлена эта аномально холодная зима. И, черт возьми, ей тоже хотелось в этом поучаствовать. Налия и Братишка переглянулись. Это ее разозлило. Она ненавидела их разговоры без слов, то, как они будто молча давали понять ей, что знают что-то, что ей знать не дано. Ее лучшая подруга и ее брат. Эта странноватая художница, витающая в облаках, и не менее странный мальчик, который способен провести полдня, изучая пищеварительную систему диплодока − вовсе не удивительно, что они так прекрасно спелись. Кимми, в отличие от этих двоих, всегда твердо стояла на ногах и обитала в реальности. И она уже готовилась выдать им по полной за эти переглядывания, но вдруг резко замолкла. Потому что Кимми тоже была странником. И иногда − она это признавала, реже, чем остальные, но она тоже могла видеть. Она видела прямо сейчас. Видела, как Налия на мосту будто сражается с невидимой темной фигурой, что сшибает ее с ног, срывает с головы капюшон, крепко держит за руки, не давая встать, не давая нанести ответный удар. И она видела, как ее брат забегает в подъезд, прижимается к двери спиной и тяжело переводит дух. Будто за ним гнались. Прислушивается − но за дверью лишь завывание ветра, и он готов рассмеяться сам над собой, но не может. Кимми вспомнила сама, что не далее как на прошлой неделе что-то вынудило ее потащиться за книгами в дальний магазин на горе. Стемнело почти моментально, и она плутала несколько часов − знакомый район будто превратился в неизвестный ей мир. У нее даже мелькнула мысль, а не провалилась ли она по пути в какой-нибудь портал. Автобус не пришел, и обратно ей пришлось тащиться пешком. На улицах − ни души. Ни единой проехавшей машины. Если упадешь − не встанешь. «Это нелепо, нелепо!» − думалось ей тогда. Ведь они живут не в безлюдной глуши на Крайнем Севере. Что-то определенно было не так с этой зимой. Налия и ее брат теперь уже удивленно взирали на нее. Так-то. Не только им даны навыки бытовой телепатии. А потом − они так и не поняли, чье видение это было, кто «поставил кадр» в проектор... Но там был Эсси. Их четвертый странник. Еще одна, чтобы ее, творческая личность. Почему же ее саму миновала эта обязательная «странниковская» отвлеченность? Впрочем, Эсси еще отлично справлялся. У него был большой жизненный опыт, и он был постарше. Но не зимой. Зимой к нему в гости наведывался старина Кризис. Они увидели, как Эсси вышел в пустоту, в завывающий ветер. Серая куртка его была распахнута настежь. Походка была покачивающейся, но уверенной. У урны разжались покрасневшие пальцы, уронив туда бутылку виски емкостью 0,75. Пустую. А затем он пошел дальше. Ночь будто сомкнулась за его спиной. *** Братишка знал, что такое кризис. Это то, что приходит к тебе, возвращая в самые неприятные для тебя моменты. Как-то раз он спросил у Эсси, сколько же у него таких моментов. − Лет двадцать, наверное, − тот пожал плечами. У Братишки неприятные моменты жизни были пронумерованы и записаны. От противной соседки, что залила его книгу гуашью, до того верзилы, что вместе с дружками все норовил толкнуть его исподтишка. Первый кризис нагрянет, если верить книгам, как раз годам к пятнадцати. Он был готов. Но что же делать тем, у которого эти моменты исчисляются годами? Он не знал. А Налия и Кимми тем временем собирались. Быстро и синхронно. Как бойцы перед броском на вражескую территорию. Как хорошо, что дома нашлось столько лыжных свитеров − это у тех-то, кто в жизни не ходил на лыжах. По два − на себя, еще парочку в рюкзак. Фонарь, несколько пар варежек. Бросили ему хором: «Останься!» Паршивая доля самых младших − вечно норовят оставить дома, даже тогда, когда ты действительно можешь помочь, а не только путаться под ногами. Даже тогда, когда ты можешь оказаться полезнее остальных. Просто они еще этого не знают. Братишка не спорил. Просто стоял и выжидал, пока топот сбегающих по ступенькам ног стих. Как хорошо, что они не забрали с собой все лыжные свитера. Должно быть, кто-то в их семье все же увлекался: одна лыжная палка тоже нашлась. В шкафу, за гладильной доской. *** Они бодро шагали в ногу, карабкаясь то вверх, то вниз по снежным пригоркам − ох и горбатый у них город! Это было игрой. По крайней мере, они изо всех сил делали вид, что это игра. Игра со спасением. Было что-то заманчивое, уютное в этой идее − собрать всех под одной крышей, объединиться перед лицом обезумевшей погоды, точно она живая. Вместе пить глинтвейн, вместе пережидать вьюгу. И только наш очаг не погаснет посреди мрака вечной ночи. Кажется, так было в одной старой песне. Отважные полярники вышли на поиск пропавшего товарища! Вот только этот самый пропавший полярник в моменты кризиса способен сильно навредить себе. Не специально. Хоть его и хотелось откровенно прибить за такое. Так вот, если он снова возьмется за старое... Налия ужасно боялась, что очень скоро это все перестанет выглядеть игрой. Она знала, что чутье, которое Ким насмешливо зовет бытовой телепатией не обостряется просто так. Чутье усиливается в моменты опасности. Очередной порыв ветра заставил их съежиться и ухватиться друг за друга. И... Проклятье, телефон остался дома! Но... Не было нужды вновь обращаться к чутью. Вот он. Красиво распростертая фигура на снегу. Если уж падать, то красиво. В этом весь Эсси. Веки его шевелились, хоть лицо и было похоже на белую маску. А за отмороженную полуулыбочку хотелось сначала хорошенько пнуть его под ребра, а потом уже поднимать и закутывать. Они уж не поскупились на выражения. Эсси продолжал красиво лежать и вставать отказывался. − Долбанный отморозок! Живо поднимайся! − Кимми торопливо оглядела его, опустившись перед ним на колени. Пошла командная работа: они стащили с него куртку − все равно расстегнута, извлекли припасенные свитера. Руки абсолютно не слушались, так и норовили протолкнуть голову в вырез рукава. Эсси не помогал, лишь сообщил откуда-то из глубины кофты: − А мне уже не холодно. Да, не холодно... Мне все равно… А когда три слоя одежды, наконец, оказались на нем, в Эсси вдруг пробудилась жизнь. − Я так вас люблю... − Пальцы врезались им под ребра − даже через экипировку полярника ощутимо. Они с Кимми, не ожидавшие такого, согнулись пополам. Эсси, продолжая скалиться, притянул их к себе с неожиданной силой. Теперь уже трое идиотов валялись в сугробе. − Ты рехнулся? У нас из-за тебя будет обморожение! − Я вас согрею! − тут же включился Эсси. − У меня есть... ой... уронил. Последовала горестная демонстрация остатков бутылки. Налия закатила глаза, Кимми звучно приложила варежку ко лбу. А потом они долго сидели в снегу и смеялись, прижимаясь друг к другу. А вьюга стихла, кажется. Внезапно так. Их лица осветил нестерпимо яркий луч. Братишка нашел их. С фонарем. Все полярники в сборе, можно выдвигаться на базу. *** − Эс... − А? − Еще раз выкинешь такую хрень, я тебя урою. Понял? − И на могиле мы напишем твое полное имя. Как тебе такая идея? − подключилась Налия, выискав самую страшную угрозу. − В-в-в! − Эсси сильнее закутался в одеяло, робко пододвинул к себе кружку с подогретым вином, попытался взять ее дрожащей рукой. − Ты очень жестокая, солнышко… − С титулом! По-любому! Так и напишем, тут покоится Эстервия из Вирров, граф, − продолжила Кимми. − И ниже фамильный герб. − И родственников позовем! Всех-всех! − Будешь лежать такой в мундире и кружевах… − Хватит! − он уже смеялся вместе со всеми, чувствуя, как старина Кризис отступает в тень. Не навсегда, но Эсси надеялся, что в этот раз не увидит его еще очень долго. Кто знал, что лучше всего старину Кризиса прогоняют шутки про твои собственные похороны? Он знал, что чуть позже, когда они останутся наедине, Нали снова попросит его не повторять подобных прогулок − попросит иначе, серьезно. Как она одна умеет. Он бы хотел отсрочить этот момент. Кимми еще долго будет демонстративно строить из себя недотрогу, но во сне обязательно придвинется к нему ближе. И долго еще Арти − Братишка − будет смотреть на него точно на редкий вид какой-нибудь зверюшки, зверюшки, последняя особь которой вот-вот откинет копыта. А потом будет задавать вопросы. Он хороший малый, пусть и любопытный. Нет уж, вот кому точно не стоит знать обо всей той грязи, что он так старательно собирал на протяжении всей жизни. На протяжении той, другой жизни, из которой до сих пор приходит к нему гость − старина Кризис. Эсси закрыл глаза, откинул голову назад, будто проваливаясь в темный плюш дивана. Руки и ноги понемногу начинали оттаивать. Было больно, но все это ерунда. − И только наш очаг не погаснет посреди мрака вечной ночи, − вдруг вспомнил он. − Ты тоже знаешь эту песню? − Понятия не имею, откуда. − И я… − К слову, − влезла Кимми. − «Мрак вечной ночи» вроде бы рассеивается. Как раз по расписанию, в четыре утра. А кто-то мне гнал, что ночь затягивается и зима, видите ли, непростая. Напридумывали монстров каких-то, понимаешь. Ну вот, сами теперь видите, что просто у кого-то разыгралась фантазия? − Определенно, − единодушно согласились все. У них просто разыгралась фантазия. С ними, странниками, это случается. *** Зачем ему в тот вечер понадобилась лыжная палка, Братишка так и не понял. Да еще и одна. Правильно сестра сказала, они в тот вечер просто нагнали страху. Навоображали всякого. Но все же оставаться дома и не участвовать в спасательной экспедиции он не мог. Мало ли, что могло случиться. Все-таки − мороз, темно, скользко. Поэтому он также захватил фонарь. Добротный такой фонарь, из тех, что словно мечом рассекает темноту. И прошел-то он не так много − увидел, как его сестра и Налия завернули за угол, поспешил за ними, включил фонарь, чтобы не налететь ни на что и… Да нет, все ему померещилось. Не было там никакой оскаленной пасти. Но рука − очевидно, включились первобытные инстинкты, тут же метнула палку, точно копье. И в этот же момент он поскользнулся, грохнулся на лед, к счастью, успев выставить руки вперед. Странное дело − палку он так и не нашел. Хотя вроде не так уж и далеко зашвырнул. А она исчезла, будто кто-то ее проглотил. Да нет, не было там ничего такого. Он ведь и не искал особо, поспешил к своим. Все равно в их семье никто уже много лет не ходил на лыжах. А мороз, кстати, вскоре пошел на убыль.