Голос здравого смысла

      Тусовка Slovo Moscow — из тех тусовок, где практически все практически всех знают, по крайней мере в лицо и если не забыли. В тусовке Slovo Moscow найти можно в принципе кого угодно, а вот двух незнакомых между собой эмси отыскать проблематично.       Артём Селиванов едва ли мог бы назвать себя душой компании, но изгоем и отшельником он подавно никогда не был.       Он не всегда мог безошибочно вспомнить, на какой из вписок и всеобщих попоек с кем впервые познакомился, но вечер, когда поблизости нарисовался этот забавный парень, помнил почти отчётливо. Иллюмейт совершенно не гармонировал с обстановкой вписки бухих баттл-рэперов и производил впечатление необычное и противоречивое: такой открытый и искренний со всеми, но в то же время на своей волне, как бы отстранённый от мира, постоянно витающий в каком-то своём загадочном и хрустальном мире. Райти не понимал, как в своём возрасте Андрей сохранил такую детскую непосредственность и наивность. С ним не хотелось обсуждать баттлы и внутритусовочные вопросы — его хотелось слушать, с его безумными идеями и рассказами. Кому-то он казался занудным, но Райти не было скучно. И чем больше они с Мейтом разговаривали, тем меньше Артём понимал, как вообще можно ненавидеть этого искреннего и наивного ребёнка с огромными чистыми глазами. Понятно, откуда взялись все те «кошачьи» псевдонимы: с такими-то кошачьими глазищами. Райти бессовестно залипает, слушая, слушая и слушая. И время растягивается, застывает, и непонятно, когда успело наступить утро.       Второй раз они пересекаются уже в более узком кругу — проходка на концерт общего знакомого и афтерпати. Андрей тут выглядит гораздо увереннее и взрослее. Или просто наглее. Подвыпивший Мейт — практически такой же, как обычно, только движения становятся более смазанными, темы в разговорах более странными, эмоции проявляются более остро и быстрее сменяются. Но это только до определённого времени и кондиции, а на этот раз его очень забавно развозит от алкоголя, и Артём вызывается проследить, чтобы он добрался домой без приключений: ехать, мол, всё равно в одну сторону (это, конечно, пиздёж, но кто из бухих приятелей вообще будет проверять?). В такси Мейта клонит в сон, и он всё время порывается опустить голову на плечо Артёму; тот даже дышать пытается как можно тише, чтобы не потревожить. Прощается сразу же, как только переступает порог чужой квартиры, мол, такси ведь ждёт. И больше никак, конечно же, не возвращает тему к этому случаю, зато не раз возвращается в мыслях. В последующие пару встреч Мейт реально старается не напиваться так и держать ситуацию под контролем. Из-под контроля она выходит лишь однажды, тогда, кажется, из-под контроля летит практически всё, что можно и что нельзя. Зимним вечером они оказываются в Сити на какой-то пафосной тусовке, суть которых формулируется примерно следующим образом: сколько бы пафоса в тусовке ни было, в конечном итоге всё равно все нажрутся.       Мейт на этот раз — не весёлый, не создающий дружелюбную атмосферу, даже не наглый, а какой-то отстранённый, но не так, как при первой встрече. Это что-то другое. С пустым и холодным взглядом, практически полным безразличием к происходящему и бутылкой в руках. Он подсаживается к Райти — кошачьи глаза смотрят в упор. Сейчас в них нет той детской наивности и непосредственности, сейчас в них плещется что-то другое, почти опасное, безнадёжное и отчаянное. От такого пронзительного взгляда внутри всё ледяной коркой покрывается и земля из-под ног уходит.       — Я на балкон курить. Составишь компанию?       «Ты ж не куришь», — хочется сказать, но вместо этого Артём кивает заворожённо и следует за ним.       С просторного балкона, на огромной высоте, вид на город открывается шикарный. Андрей улыбается, опираясь на перила:       — Красиво, правда?       Райти поёживается от холода и продолжает стоять немного позади. «Не перекидывайся через перила, отойди оттуда, надень куртку, выбрось сигарету, не пей больше сегодня», — да кто он такой, чтобы хоть что-то указывать? Это останавливает ровно на пару секунд, пока он в голове прикидывает целесообразность каких-то советов. Но Мейт сейчас здесь с ним, а не с кем-то ещё, значит, какое-то преимущество он всё-таки имеет?       — Тебе стоит вернуться в комнату, тут холодно.       Мейт в тонкой футболке стоит, опёршись на перила, повернувшись спиной к панораме ночной Москвы, выдыхает сигаретный дым и почти бесшумно смеётся.       — А смысл?       Этим вопросом ставит в тупик. «Ну блять, сейчас бы смысл искать во всём в таком состоянии», — думает Селиванов. Потом ещё думает, что как раз в таком состоянии только смысл, собственно, и искать во всякой херне, а вслух отвечает:       — Не знаю, заболеешь ведь. По-моему, очевидно.       Андрей смотрит снова тем странным взглядом, но теперь в нём появляется какая-то почти блядская наглость, и в грустной искажённой улыбке тоже.       Артём хочет взгляд отвести, но не может оторваться, не может себя заставить.       — А знаешь, что ещё очевидно, Райти? — спрашивает Андрей таким холодным и будто даже трезвым голосом. Этот тон напрягает; то, что снова не по имени называет, тоже. — То, что каждый вот так советы раздавать горазд, понятия не имея, что происходит.       «Ну охуеть, — чуть не говорит Селиванов вслух. — Ему помочь пытаешься, а он тут такое заявляет. Не знаешь, как подступиться, а ему всё ещё личного пространства мало».       — «Заболеешь», говоришь, — продолжает Мейт. — А может, я уже?       Он смотрит с какими-то странными искорками в глазах и смеётся, будто с издёвкой. Мгновенно у Райти появляется чувство, как будто его провоцируют — неясно только, на что. Как будто твоё терпение испытывают, подталкивая тебя к чему-то, но к чему — непонятно. Он не находит ничего лучше, чем спросить прямо:       — Что с тобой происходит?       — А что происходит? — Андрей изображает совершенно непонимающий взгляд.       — Ты тут говоришь, что все советуют, но никто не в курсе, как всё на самом деле. То есть ноешь, что тебя не понимают, а объяснить при этом не пытаешься.       Мейт таким осуждающим взглядом стреляет в него за эти слова, что Райти вполне захотел бы провалиться сквозь землю, если бы не твёрдая уверенность в своей правоте. Твёрдая, как эта самая земля под ногами, сквозь которую проваливаться он пока не собирался.       Мейт закусывает губу и смотрит в пустоту куда-то. Затягивается, выдыхает дым, разворачивается медленно и снова залипает в ночной городской пейзаж.       — Уходи, ладно?       — Сам сюда меня позвал.       — Всё, прости, что отвлёк, не держу тут тебя, иди, к тому же реально холодно.       Артём уходить не собирается, это не в его приоритетах. Ему вообще хочется обозначить эти приоритеты более чётко и дать понять, что вопросы по типу «Что происходит?» — это не праздное любопытство или попытка лезть в душу, а реальный интерес и реальные переживания, советы не стоять на балконе зимой посреди ночи — не желание поучить жизни, а что-то вроде… заботы? Но говорить об этом как-то палевно, ходить вокруг да около гораздо проще, а совсем сдавать позиции и сваливать не входит в ближайшие планы, поэтому Райти действует в своём духе.       — Не собираюсь я никуда идти, — произносит он совсем без вызова и злости. Ловким движением запрыгивает на перила и усаживается на них, как будто и нет за ними этой сумасшедшей высоты. Зачем? — он и сам на этот вопрос вряд ли ответил бы.       Андрей разворачивается резко, выдыхая тихое «блять» и смотрит так ошарашенно и напуганно.       — Тём, ты бессмертным себя возомнил или что?       Райти сидит, прислонившись плечом к стене, усмехается и игнорирует вопрос:       — Расскажешь мне что-нибудь?       Андрей смотрит с таким испугом в огромных глазах, что провоцировать его дальше как-то уже не хочется. Он снова кусает губу и нервно моргает, и Артём думает, что лучше не рисковать, потому что рядом с таким Мейтом даже твёрдо на ногах стоять иногда сложно, не то что удерживаться на ненадёжных перилах.       — Хорошо, только спустись обратно, — сдаётся Андрей примерно в ту же секунду, когда Селиванов и сам решает это сделать (и спуститься, и сдаться).       Слезает и делает два шага навстречу, дистанцию всё ещё держит, хотя меньше всего сейчас этого хочет. Забить бы на это, а также на все возражения, сгрести в охапку и увести в какое-нибудь более тёплое место — вон, пальцы рук уже дрожат — и не позволять так ебать мозг.       Серьёзно, этот парень иногда ведёт себя настолько странно, что его бы встряхнуть хорошенько. Но Артём не собирается встряхивать — Мейт настолько хрупким и хрустальным выглядит, что он и дотронуться до него боится, но в то же время хочет. Прокручивал сколько раз уже в голове, как пальцы касаются кожи и улавливают мельчайшие реакции, настолько ярко представлялось это, что начинало почти физически ощущаться. Так и крышей поехать недолго.       Мейт выглядит спокойнее и выполняет просьбу «расскажи что-нибудь»: начинает вещать на отстранённую тему и делиться какой-то очередной своей идеей. Райти всегда казались эти истории интересными, он мог слушать о любой ерунде, но именно теперь, именно в эту минуту, это кажется вторичной информацией, попытками занять время и уйти от реально важного. Он уверен: именно сейчас есть что-то более значительное, что действительно тревожит Андрея, но он этим не делится. Это прослеживается в отдельных фразах, минорных интонациях и пустом взгляде.       И Артём следит за нитью повествования невнимательно, поверхностно улавливая общий смысл, думая в это время, насколько сильно Мейта взбомбит, если сейчас его всё же прервать. Решает, что хуже уже не будет. Решает, что этой ночью интуиция пока вела его в правильном направлении.       — Скажи честно, с тобой всё в порядке?       — Что? — переспрашивает Андрей и резко моргает, пытаясь включиться в такую бесцеремонную смену темы.       — Ты выглядишь так, как будто у тебя проблемы.       Мейт смотрит серьёзно и строго. А потом вдруг смеётся как-то нервно.       — Чёрт, да, у меня проблемы: проблемы с пониманием, вернее, с его отсутствием у собеседников. Блять, ты серьёзно, ты вообще слышал хоть слово из того, о чём я тебе говорил?       «Хуёвая у тебя всё-таки интуиция, Селиванов», — замечает себе в мыслях парень.       — Да, разумеется, слышал, — начинает раздражаться вслед за Андреем, — но выглядит так, как будто это не то, о чём ты действительно хотел бы говорить.       — Откуда тебе знать, о чём я хочу говорить? — фыркает Андрей. — Как можно рассказывать о чём-то действительно важном человеку, который не в состоянии удержать внимание даже на мелочах?       — О чём ты? Я, блять, один из немногих, кто тебя слушает даже тогда, когда несёшь совершенно бесполезную хуйню.       «Зря ты это сказал, чувак, — мысленно сигналит сам себе. — Всё, стоп. Хватит. Остановись, извинись и уходи, чтобы не наговорить ещё больше лишнего. Вау, это что, здравый смысл?»       Мейт усмехается иронично:       — Вот как? И часто я несу бесполезную хуйню? Скажем, примерно всегда?       — Нет, только в эту минуту, — решительно выдаёт Райти — и дальше снова делает то, что вряд ли самому себе сможет потом объяснить.       В одно его движение расстояние сокращается, будто по собственной воле, и он оказывается прямо напротив Андрея, положив руки на перила по обе стороны от него. Близко. Слишком близко. Дыхание обжигает. Мейт бросает взгляд через плечо, вниз на город, и Райти тут же отступает на несколько шагов назад, оттаскивая Андрея от края балкона за футболку грубым движением, как будто кота за шкирку. Послав нахер интуицию, которая подсказывала вообще другое. Один раз она уже проебалась, больше не надо. Смотрит теперь не на Андрея, а в стену напротив, всё, больше никаких прямых взглядов и опрометчивых движений, хватит.       — Ты прав, нам стоит вернуться, — доносится до него. Не хочется думать о том, с какой интонацией это сказано, не хочется замечать в голосе надлома.       Чёрт знает, на что обижается: на то, что было сделано, или на то, чего сделано не было.       Андрей, не дожидаясь, уходит в комнату, вскоре и вовсе покидает тусовку. Через каких-то полчаса Селиванов уходит домой, не видя смысла оставаться: всё равно не отвлечься и не перестать думать о том, что это, блять, вообще было.       После Иллюмейт пропадает из виду совсем, на несколько месяцев выпадает из общих тусовок, подаёт признаки жизни лишь в соцсетях.       А на Словофесте подходит к нему как ни в чём не бывало и что-то говорит про баттл с Шуммом; Райти смотрит куда-то мимо и отмахивается, мол, да хуйню, как обычно, сделал, не льсти. «Ну почему? — спорит Мейт. — К примеру, панч про Бостон был годным». Артём смотрит теперь уже в упор, хотя, вроде, в прошлый раз зарекался. Собирается спросить, какого чёрта Андрей снова тут ошивается, или ответить что-нибудь резкое, или хотя бы просто пожелать удачи в баттле и уйти на все четыре стороны.       Так и не собрался.       Почему-то продолжает выслушивать болтовню, а когда их отвлекает какой-то мимо проходивший («Вот и проходил бы себе мимо») парень, чувствует по этому поводу необъяснимое раздражение. Райти в душе не ебёт, кто этот парень, и, если честно, не особо-то знать хотелось. Андрей, похоже, знаком с ним, и начинает беседовать столь же оживлённо, как минутой ранее с Артёмом. И от этого почему-то невыносимо хочется прямо сейчас, не давая ему закончить разговор, увести его за руку куда-нибудь подальше от толпы, чтобы ни один пижон не мог вклиниться в диалог и забрать его внимание.       Парень отпускает в адрес Иллюмейта какую-то дебильную подколку, и Райти, вроде, прекрасно знает, что это в порядке вещей («Это ж чёртова баттл-рэп-тусовка, чего ты от неё ждал?»), что Андрей едва ли обидится на такую ерунду, он видит, что тот даже и сам смеётся над «удачной» шуткой, но почему-то, когда Мейт нервно моргает и снова закусывает губу, Райти очень хочется этому левому парню въебать. Артём не смеётся, он никак не поддерживает веселья, напротив, смотрит так безразлично и холодно, как только способен, и спустя ещё пару реплик, пижон уходит восвояси.       У Андрея баттл — экспериментальный формат — не обычный, а комплиментарный. У Андрея вообще всё не как у людей, а ещё мания быть во всём первым. У Андрея опять закрученный текст и лирические отступления, но по сравнению с тем, что вытворяет эмси напротив, текст Иллюмейта — чёртов шедевр.       Хасан кривляется так, что уровню его актёрской игры позавидовали бы актёры российских фильмов из обзоров Бэдкамидиана. Даже та девушка, что на небезызвестном фрагменте очередного «шедевра» кинематографа орала «Да я люблю тебя!», нервно закурила бы в сторонке.       Артёму не хочется курить в сторонке — Артёму кажется, что его сейчас вырвет. С его места отлично видно всё, что происходит в кругу: вот Хасан падает на колени перед Иллюмейтом, кривляясь и пронзительно вопя, обхватывает его за талию и прижимается к нему — не отодрать. Блять. Селиванов готов поспорить, что на лице Андрея отображается испанский стыд.       Хасан продолжает веселить толпу, выкрикивая какую-то ерунду уже в адрес Хайда. Райти усмехается отстранённо больше по инерции, вместе со всеми, сам следит за тем, как Мейт запрокидывает голову и смеётся. Следит за тем, где находятся руки Хасана, и выдыхает, когда тот наконец отлипает от Андрея.       Его настолько бесит то, как этот парень врывается в границы личного пространства Андрея, что на моменте с воображаемой саблей Райти думает, что было б неплохо, если б эта сабля была как минимум деревянной. Иллюмейт моргает часто и выставляет перед собой руку, когда Хасан слишком напирает.       «Блять».       Буквально через пару секунд этот клоун выдаёт: «Я — твоя мышка», и Артёму кажется, что, если он послушает ещё пару строк, его точно вырвет. Селиванов даже оборачивается в поисках путей отхода. Жаль, он стоит не у самой двери, если сейчас начать протискиваться к выходу, будет слишком заметно.       Снова смотрит на участников баттла.       «Ого, что это? Это рифма? В тексте у Хасана?» — замечание разбивается в голове вдребезги в следующую же секунду, потому что Хасан снова пытается дотронуться до Андрея.       «Блять».       Андрей выглядит так, будто ему очень некомфортно, и смешно шугается от выстрела хлопушки с конфетти. Улыбается смущённо. Это совершенно не похоже на ту улыбку, которой он улыбался Артёму при первой встрече, например.       Хасан снова кривляется, вопит, коверкает фамилию Андрея и изображает падение в обморок. Тут уже Селиванову становится откровенно похер, заметит ли кто-нибудь, если он внезапно решит свалить, и он целенаправленно идёт к выходу. В конце концов, можно будет придумать сколь угодно отмазок, если кто захочет доебаться до его отсутствия. Но смотреть на это он больше не может, нет. Хватит.       С улицы можно услышать, не закончил ли Хасан читать своё слово, можно разобрать отдельные фразы, но по крайней мере интонации не так бьют по ушам, а ещё не видно того, как он оппонента «домогается». Такой расклад Артёма устраивает.       Удивительно, думает Селиванов, Хасан настолько наигранный, что ему удалось поставить в неловкое положение даже такого жадного до похвалы Иллюмейта. На комплиментарном, блять, баттле, кто бы мог подумать.       Артём думает, что, если б ему пришлось в таком участвовать, он бы уж точно нашёл, за что респектовать Андрею, и не стал бы устраивать такой сучий цирк. И выглядело бы ни разу не наигранно.       Конечно, баттлить Иллюмейта он не собирался, ни комплиментарно, ни как бы то ни было. Как раз, наверное, потому, что и вышло бы не наигранно, слишком искренне и слишком палевно. Нет, нахер эти новаторские форматы, пожалуй, он лучше останется в обычных баттлах. И предпочёл бы, если честно, чтобы Андрей тоже оставался. Где-нибудь вне баттлов.       Мейт как раз начинает читать свой раунд, и Селиванов заходит в помещение обратно, правда, далеко не уходя от двери. Ему думается: что бы ни читал Андрей, это всяко лучше кривляний Хасана, но слушать, как он восхваляет этого клоуна, оказывается не намного менее невыносимо. Особенно учитывая, что Мейт напридумывал своему оппоненту сексуальных похождений на целый раунд. «Мартовский кот недоёбанный», — мысленно фыркает Райти.       Опирается на дверной косяк и просто заставляет себя дослушать раунд.       Потом уходит, понимая уже на первых секундах, что Хасан не выдаст ничего, кроме кривляний. Даже не собирается слушать, что он там пиздит.       После баттла на общую тусу идти почему-то нет желания, и Артём продолжает стоять на террасе одного из домиков, опираясь на ограду. Издалека слышит знакомые голоса и смех. «Бля, вот ни в жизни не поверю, что совпадение, — думает. — Специально искал?»       Мейт появляется в поле зрения один, без своих друзей-приятелей, с которыми только недавно беседовал — те, похоже, развернулись обратно.       — О, — говорит Андрей, замечая Селиванова. — Ты тут? Я думал, ты ушёл уже. Там ребята интересуются, где ты.       Похуй. Как же похуй. Артём молчит.       — Как баттл? — спрашивает Андрей, вставая рядом с ним, опирается на ограду и чуть ли не переваливается через неё, пытаясь заглянуть в лицо собеседнику.       Артём взгляд не переводит, но даже смотреть на Иллюмейта не нужно, чтобы понять, насколько он в говно. И вряд ли его унесло так только с притащенного на баттл в качестве реквизита «Хугардена».       — Ты — норм, Хасан — ебучий клоун, — резюмирует Селиванов, отвечая на вопрос про баттл.       — Что, тебе даже про «Как ты так умеешь рифмовать?» у него не понравилось?       — Я не слушал.       — А многим зашло, — хмыкает Иллюмейт. С какого хера вообще его оправдывает?       — Хуйня, — стоит на своём Райти.       Андрей пьяно смеётся и идёт к столику, берёт с него бутылку, оставленную им же там пару минут назад.       — Ты ему завидуешь? — спрашивает.       — Что ты несёшь? — От возмущения аж разворачивается на сто восемьдесят и сталкивается взглядом с наглыми глазами Иллюмейта. Тот самый блядский взгляд и та же самая улыбка. Совершенно не такая, как на баттле.       — Из-за этого баттла завидуешь? — уточняет Мейт.       — Делать мне нехуй, только завидовать кривляниям на публике. Да и чёрта с два бы я стал так унижаться. А тебе, кажется, зашло, смотри, ебало сейчас треснет от удовольствия.       — Ну и злой же ты, — немного обиженно выдаёт Мейт, но Артёму сейчас похуй на его обиды.       Андрей подносит бутылку к губам и отпивает несколько глотков.       Райти не спеша преодолевает расстояние между ними. Может быть, тогда, на балконе, всё же стоило забить на здравый смысл?       — Тебе сегодня хватит. — Забирает бутылку из рук.       — Ох, вот как? — театрально возмущается Мейт. Возможно, он мог бы выдать более искреннюю эмоцию, будь он не настолько в хламину, но на большее его сейчас не хватает. — А ты чего тут раском…андовался, какое тебе дело?       — Да вот не хочу потом снова тебя на себе тащить, одного раза хватило. — Пиздит. — Шёл бы вообще, вон, к Хасану. У вас там, я вижу, идиллия.       Мейт смеётся и опирается спиной о стену домика — кажется, он бы сейчас вот так и упал, если б не эта стена.       — А почему бы не пойти? Пойду! — Блефует, мерзавец. Блефует и следит за реакцией из-под полуопущенных ресниц, смотрит так выжидающе.       У Артёма внутри ебаный пожар, и он пьянеет от одного этого взгляда, хотя за вечер и не пил ничего, кроме простой бутилированной воды. Блять.       — Не весело тут как-то совсем, — продолжает Мейт, — пожалуй, да, ты прав, пойти, что ли, к Хасану. Хасааан! — Снова пьяно смеётся, глядя, как Райти удивлённо вскидывает брови. — Хасааа…       — Заткнись, блять.       Он делает два шага и сильнее прижимает Андрея к стенке, затыкает. Поцелуем.       Чувствует себя так, будто внутренний огонь заливал бензином, и может услышать отчётливо, как у Мейта сердце колотится. Отстраняется, но назад не отходит, наблюдает за тем, как Андрей пытается восстановить дыхание, хватая ртом воздух. Тот не отталкивает. Открывает глаза и смотрит с игривыми искорками во взгляде, улыбается нагло, точно кот. Обвивает руками шею.       — Дошло наконец?       «Охуеть, — проносится в голове. — Просто, блять, замечательно. Он только этого и ждал. Мартовский кот».       Райти не отвечает, только сильнее вжимает его в стену и произносит тихо, но вкрадчиво прямо на ухо:       — Если ещё раз увижу его рядом с тобой — я ему втащу.       Ведёт кончиком носа по коже шеи и касается губами. Пальцы проникают под футболку Андрея и проходятся по телу. Никакого сопротивления, только рваный вздох.       — Как же долго я этого ждал, — шепчет Артём. И, уже вслух не прибавляя, думает: «И для этого не обязательно устраивать брачные игры павлина, как Хасан. Стоп. Нахуй Хасана».       — Тём, — доносится до него приглушённый голос. — Нас увидеть могут.       — Как же по-хуй, — отзывается Райти. Видит, что кожа у Мейта покрылась мурашками, голова запрокинута и шея подставлена для поцелуев. Он всё ещё не сопротивляется, наоборот, подаётся навстречу касаниям.       — Артём… Не надо, — произносит таким просящим слабым голосом. Можно проигнорировать, можно забить, но что-то на задворках сознания подсказывает, что он прав: место действительно выбрано не лучшее, нужно уйти, нужно сваливать отсюда как можно скорее.       Райти отстраняется резко, и ему кажется, что Мейт вот сейчас сползёт вниз по стенке, не в силах стоять на ногах, поэтому Артём поддерживает его в вертикальном положении.       — Неубедительно, — говорит, имея в виду предыдущие попытки оказать сопротивление. — Неужели в тебе заговорил здравый смысл? Я уж было подумал, что ты совсем отбитый.       Мейт поднимает расфокусированный взгляд. Дыхание у него всё ещё сбившееся, а на щеках красные пятна. Артём берет его за руку:       — Пойдём.       — Постой. — Тянет назад, снова почти падая спиной на стену домика. Смотрит хитрыми глазами. — Так ты говоришь, второе слово Хасана не видел?       — Нет.       — И эту его… «авторскую песню»?       — Нет. — С каждым разом это звучит всё более настороженно.       Мейт выдыхает с явным облегчением, в точности как в тот момент баттла, когда Хасан закончил пищать свою песню.       — Что там такое было?       — Ничего, — пытается сделать невозмутимое лицо Андрей и тянет Артёма прочь. — Да реально херня баттл, ты прав, даже не стоит того, чтобы потом запись смотреть, правда?       — Так, блять, мне это не нравится. — Сохранить строгость в голосе не получается, и практически вся дорога до отеля сопровождается смехом и обсуждением весёлых моментов феста.       И Райти не выпускает руку Андрея из своей: больше не уйдёшь, не потеряешься, не исчезнешь.       А запись баттла он всё-таки посмотрит, ночью сунув наушники в уши и уменьшив яркость дисплея телефона до минимума, обнимая одной рукой крепко спящего Мейта, с полной уверенностью в том, что этот баттл — херня и показуха и что никуда Андрей от него уйти не собирается.