Железный король

— Слава Владыке Мелькору! — сказал сотник Курт-Руфан, лязгнув тяжелой дверью. Это было приветствие, но отчасти и вздох облегчения. Он наконец нашел того, кого битый час искал чуть не по всей Цитадели, посылаемый разными доброхотами то в подвалы, то в казармы, то в вольеры к варгам. — Эй! Курт, бродяга! Давно не виделись! — Зуб бросил перо, захлопнул тяжелую обитую кожей тетрадь и вскочил из-за стола товарищу навстречу. Они обнялись, и Курт-Руфан аж крякнул, когда широкая лапища его бывшего командира сдавила плечо. — Какими судьбами? — Да вот, зашел проведать. Отряд отозвали. Говорят, укомплектуют и снова на границу. — Серьезно вас потрепали? — Зуб нахмурился, так что косматые брови сошлись на переносице. — Да как тебе сказать. От моей сотни осталась хорошо, если половина. Что бы нам ни говорили, а остроухие не дремлют. С королем они, без короля или кто там у них теперь главный, но гоняют они нас в хвост и в холку. Тут Курт-Руфан, спохватившись, прикусил язык. Зуб, конечно, мужик свой, вряд ли побежит докладывать об упадочных настроениях в боевых частях. Но он теперь при штабе, а подставлять его Курту совершенно не хотелось. Он достал из укладки флягу, поболтал перед собой. Внутри глухо булькнула драгоценная жидкость, налитая почти под самый верх. — За встречу? — Что это у тебя? Небось ваша брага? — хмыкнул Зуб. — Погоди, у меня есть получше. Он полез под стол и через некоторое время извлек запыленную бутылку темного стекла. — Господин Майрон подарил, — немного смущаясь, похвастался Зуб. «Господин Майрон», — улыбнулся про себя Курт-Руфан. Подарок коменданта оказался хорош, мягко пошел в горло, да и аромат был что надо. Сотник поерзал за столом, устраиваясь поудобнее, расслабленно привалился к стене. — Ну, и как оно здесь, в Цитадели? — полюбопытствовал он. — Балроги вас не третируют? — Если ты про сладко есть и мягко спать, — ухмыльнулся Зуб, — то, конечно, хорошо. С осадой гребаных Гаваней не сравнить — там мы, как помнишь, только что глину не ели. А так… Глину на подступах к морским крепостям эльфов Курт-Руфан помнил прекрасно. Однако сомнение в голосе бывшего командира выдернуло его из воспоминаний. Он спохватился, что не хотел его подставлять. — Тебе наверное нельзя про Балрогов? Зуб скорчил обиженную физиономию. — Да не настолько я еще скурвился, чтобы своим боевым товарищам не доверять! Хотя, знаешь, служба в тылу и правда портит орков. Те, кто в охране, в казематах — такая дрянь, между нами. Безделье и неограниченная власть развращают. — Власть? — переспросил сотник. — Ну, над пленными они самая что ни на есть власть, изгаляются как могут. И чем жиже орк, тем больше норовит поиздеваться. Да и друг другу они при удобном случае горло грызут. Смотреть на это тошно, такой крысятник устроили. Иной раз задумаешься, как бы и самому не скатиться. — Ты скучаешь и хочешь вернуться в войско? — спросил Курт-Руфан. — Да тут не заскучаешь, — мрачно хмыкнул Зуб. — Я бы, честно, променял здешнее веселье на любую передрягу. Курт плеснул себе еще дареного вина и заинтересованно подпер подбородок кулаком. — Меня же тут в дознаватели определили. А это значит — сидеть в пыточной, задавать вопросы и писать, ежели остроухий заговорит. Но они не говорят. Если что-то важное, так господин комендант сам допрашивает. А нас уже так, дожимать тех, на кого у него терпения не хватит. Но ты подумай, станут они мне отвечать, после господина Майрона-то? Но это ладно. Ты ведь видел эльфов вблизи? — В бою, а как же. Они сильны, что говорить. — Вот. А тут — глаза в глаза, вот как мы с тобой, каждую смену. А в глазах у них такое, что шерсть дыбом. А мне надо надавить, а показать, что боишься, нельзя. И тут мне дают их рыжего короля, помнишь, мы там были, когда его взяли? Курт-Руфан так и подпрыгнул. Еще бы он не помнил. Да этот король ему едва-едва голову не снес. Сотник невольно потрогал ухо, кусочек которого вместе с частью скальпа срезал эльфийский меч. — И ты его допрашивал? — Допрашивал — это сильно сказано. Кто там кого пытает, еще вопрос. Он же словно железный. И если б ты знал, какая он язва. Ты ему слово — он тебе десять. Я уж и вовсе молчу, но нет, он найдет к чему прицепиться. Ты говоришь — Балроги. Но они-то что, навели порядок, наказали, кто под руку попался, и все, дольше необходимого мараться о нас эти благородные не собираются. А этот Нельяфинве все время здесь. От него жизни нет никому. Дошло до того, что дежурными к его клетке назначают за провинности, или уж самых безответных. — Так он же в цепях? — недоверчиво покачал головой Курт. — Но язык-то свободен. Можно, конечно, и рот заткнуть, но, ты не поверишь, я и по глазам вижу, как он смеется надо мной. Это очень раздражает. А приструнить его больше положенного нельзя — мне за него господин Майрон лично голову оторвет, он его бережет. Когда жилы не рвет — то бережет. А Рыжий этим пользуется, провоцирует охрану, дразнит палачей. А иногда так глянет! Было раз, сам господин Майрон чуть в поганое ведро от неожиданности не оступился. Вот потом всем досталось. Ну, этого я тебе не говорил, — спохватился Зуб. — Во дает, — с восхищением сказал сотник. — Казематные бесятся, срываются, а отвечать за все мне. Даже другие пленники уже жаловались, что он только злит охрану, а достается всем потом! Но это они, конечно, болтают — достается обычно все ему же. — Слушай, а можно на него взглянуть? — неожиданно спросил Курт-Руфан. — Я его с тех переговоров запомнил, хочу еще раз поглядеть. Пока он еще цел у вас. Зуб усмехнулся. — Ну приходи завтра, посмотришь на нашу заморскую диковинку. Но руки только при себе держи. Короткий отпуск Курта-Руфана заканчивался. Он действительно заходил к Зубу в допросную и посмотрел на прикрученного к станку короля Нельяфинве. И порадовался, что командир предусмотрительно отобрал у него нож. Курт едва удержался от соблазна отрезать насмешнику язык, до того было обидно слышать бесконечные издевки. Чтобы прийти в себя и подлечить нервы они с Зубом и парой охранников устроились прямо в пыточной и уговорили флягу с брагой, что сотник захватил с собой. На верхние уровни Курт-Руфан возвращался один и заблудился. Пройдя очередной поворот, он наткнулся на пост, но дежурный свернулся на полу калачиком и храпел с присвистом. «Распустились, верно командир говорил. Безделье развращает», — подумал сотник, однако будить не стал. Не его подчиненный, пусть сами разбираются тут как знают. Он задержался на минуту, чтобы решить, куда идти дальше, как вдруг услышал какой-то странный звук, почти заглушаемый храпом и свистом. Курт-Руфан пошел на звук, стараясь ступать неслышно, как в разведке. Чадящий факел на стене освещал ряды решеток. Все клетки были пусты, кроме одной. Там, в глубине, на грязной соломе, скорчился эльф. На его спине темнели узкие полосы снятой кожи, лицо было закрыто ладонями. Растрепанные обрезанные волосы в свете факела отливали медью. Курт-Руфан затаил дыхание и прижался к стене. Остатки хмеля выветрились в один миг. Король заморских эльфов Нельяфинве вызывал у него странные чувства. Жгучая ненависть мешалась с ужасом, который пронзил его однажды, когда ему пришлось встретиться взглядом с эльфом в бою, и не отпускал до сих пор. Но, кроме этого, Курт испытывал невозможное, совершенно непозволительное восхищение. Его притягивала сила врага, ненавистный и яркий огонь в глазах, когда эльф смотрел на своих палачей. Эльф плакал. Его плечи вздрагивали, сквозь прижатые ко рту ладони были слышны всхлипы, перемежающиеся глухими стонами и тяжелым дыханием. Потом всхлипы стихли, и обостренный слух сотника уловил тихий, почти немой шепот: — Надо терпеть. Еще немного. Еще один день. Ведь ты можешь. Ты уже терпел так долго. Шепот сбился, послышался придушенный стон и снова слова: — Держись. Не смей сдаваться. Еще один день, потерпи. Ты сможешь… Я смогу. Этого не могло быть. Только сегодня этот рыжий эльф смеялся им в лицо, называл Зуба — боевого командира Зуба! — неженкой, которому господин комендант не доверит оружия опасней чернильницы. Скалил зубы, когда Курт поморщился от запаха паленого мяса. Значит, он все же не железный? Он тоже слабый, он только пытается казаться сильнее, чем есть? Зачем же он сопротивляется с таким саморазрушительным остервенением? Почему бы ему просто не заткнуться и не помолчать, если он уже на грани? От волнения Курт вдохнул глубже, и эльф тут же замер и поднял голову. Из-под свесившихся волос были видны покрасневшие веки и блестящие дорожки слез на щеках. На самый короткий миг в глазах эльфа мелькнул страх, но сразу затем взгляд стал колючим и опасным, а уголок рта дрогнул и пополз вверх. Лицо исказила злая усмешка. Они замерли, глядя друг на друга. Курт-Руфан почувствовал, как по спине скребет ледяная лапа страха. Он мог разбудить дежурного, он мог взять с поста копье и ткнуть эльфа сквозь решетку, он мог, наконец, просто уйти. Но он стоял, как завороженный глядя пленнику в глаза, и дело было не только в страхе. Этот взгляд он поймал однажды в бою, находясь на волосок от смерти, и с тех пор не мог забыть. Что заставляло его вспоминать этого эльфа снова и снова? Эльф стиснул зубы, так что проступили желваки на впавших щеках, и поднялся на руках. Курт опустил взгляд. — Я не видел, — произнес он на наречии эльфов. Сделал несколько шагов, пятясь спиной, а потом развернулся и быстро зашагал прочь. За всю свою жизнь Курт-Руфан никогда никому не рассказывал об этой встрече. Ему довелось увидеть рыжего Нельяфинве еще однажды, когда тот, каким-то немыслимым чудом сбежав из Цитадели, пришел вместе с войском заморских эльфов к самым ее воротам. И этот раз был последним, конца битвы сотник уже не застал.