When Straight Goes Wrong

      Громкий хлопок двери ванной комнаты заставляет Чонина вздрогнуть. — Боже, Чонин. Ты должен быть очень счастлив, что смог затащить меня в этот Богом забытый университет, — сказал Бэкхён очень раздраженным голосом.       Чонин лежал на спине, скрестив руки под головой и ожидая, пока его друг выйдет и переоденется в свою повседневную одежду. Им было необходимо купить новую из-за того, что Бэкхён не взял с собой ничего, потому что был слишком зол, чтобы позаботиться даже о таком.       Чонин уставился в белый потолок: он негладкий. «Возможно, для звукоизоляции».       Иногда ночью студенты слишком перевозбуждаются. Он перевернулся, чтобы лечь на грудь, положил подбородок на обе руки, опираясь на кровать. — Бэкки, ты же понимаешь, я не знал, что моя мама предложит эту идею твоей маме. Я даже не хотел, чтобы она знала, — оправдывается Чонин, наблюдая, как его лучший друг сердито оттягивает галстук.       Бэкхён уставился на него. — Но ты мог помешать ей рассказать моей маме! Ты мог остановить её! — затем он разъяренно снимает с себя школьное пальто, чуть ли не отрывая от него рукав. — Я пытался, Бэкки, пытался. Но не смог. Ты знаешь, как моя мама может повлиять на решение твоей мамы… И почему ты так злишься на то, что будешь посещать тот же университет, что и я? Ты больше не хочешь быть со мной? — наигранно грустным голосом спросил Чонин. Но Бекхён знает его слишком хорошо и не купится на эту игру. Он бросает быстрый взгляд, прежде чем начать насмехаться. — Не пытайся растрогать меня. На мне это дерьмо не сработает, — говорит Бэкхён и начинает расстегивать своё поло. — Я не говорю, что тот же университет это плохо, — он начинает расстёгивать брюки, — просто ты выбрал именно его и, черт возьми, я уже был в колледже, но мне всё еще нужно носить эту ёбанную униформу! — он стискивает зубы, чтобы снять брюки. — И штаны, которые они велят нам надевать. Они ужасно тесные. Они стараются сдавить наше единственное достоинство, — продолжил он, всё еще пытаясь снять их.       Чонин молился Богу, чтобы его друг не стянул их вместе с нижним бельём. Хотя это не имеет значения, ведь он уже видел его голым. — Форма должна быть удобной! — Бэкхён продолжал стягивать брюки, которые уже снял до половины своей задницы. Он злобно ворчал, когда остановился на полпути, осознав, что это причинит вред не брюкам, а ему. Его безупречно уложенные волосы растрепались. Он посмотрел вниз. — Штаны, ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ ВЫ И ВСЁ, ЧТО КАСАЕТСЯ ВАС! — кричал он на свои брюки. — Тебе нужна помощь с этим? — предложил Чонин свою помощь Бекхёну. — Нет, пожалуйста, не надо. Потому что если ты подойдёшь ко мне, я могу дать слабину и задушить тебя до смерти. Ты всё ещё мой лучший друг, и это приведёт к тому, что я дважды получу наказание, — сказал тот, думая, как избавиться от брюк.       Чонин тяжело вздохнул, пока его друг проклинал одежду. Иногда он слишком сильно волновался за него. Бэкхён — очень умный человек, возможно, даже гений. Но, порой, его поступки похожи на действия человека под наркотиками. Глаза Чонина широко распахнулись, когда он увидел, что его друг берёт пару ножниц из своего портфеля и начинает резать собственные брюки. Нет, уничтожать их. Он действительно волновался за него всё это время. Чонин внезапно сел. — Бэкки, я не думаю, что это было необходимо. — Нет, это было ОЧЕНЬ необходимо, Чонин. Эти люди пытаются лишить студентов сексуальной близости в школе и это — один из их методов. Как будто это сможет остановить меня, — ухмыльнулся он, разрезая штаны до лодыжек. — Я уже беспокоюсь за твоего нового соседа по комнате, — вздохнул Чонин, скрещивая ноги. — Не волнуйся. Я никого не трахну, ладно? И хорошо, если бы ты не решил оставить меня на три года. Тогда ты не будешь волноваться о здоровье и здравом рассудке моего будущего соседа, мистер Любовник, — говорит Бекхён и успешно снимает с себя штаны, тяжело вздыхая.       Чонин дуется, а от чувства вины болит живот. — Ты сам мне это сказал. Мне уже три года нравится этот человек, и у меня наконец-то есть шанс стать к нему поближе. Как я могу упустить такую возможность? — надувает он щёки, а Бэкхён закатывает глаза. — Любовь, Чонин, любовь, — поправляет он своего лучшего друга, — и ты притащил меня в этот забытый университет, оставил меня с твоей любовью, которая даже не позаботилась о тебе на протяжении трех лет. Боже, Чонин, ты такой гей, — говорит Бекхён и кладет руки на бедра.       Он усмехается. — Говорит тот, который спит со своим же полом.       Бэкхён тоже смеётся. — По крайней мере, я сплю с обоими полами, в отличие от моего друга… — Бэкхён подходит к своему другу, покачивая бёдрами, заставляя его смотреть на него, кладя указательный палец на его подбородок, — …очень одинокого гея-девственника, у которого ни разу не было, и он продолжает хранить себя для своего кареглазого мальчика, по имени Кёнсу, а в итоге он окажется порядочным учеником.       Он отпускает подбородок Чонина и придерживает его лицо обеими руками. — Детка, как ты можешь быть настолько плох в выборе человека, в которого влюбляешься? Очевидно же, что этот мальчик такой же гетеросексуальный, как и шест для стриптиза. Ты делаешь свою жизнь несчастной. Позволь мне найти для тебя великолепного любовника, хорошо?       Чонин посмотрел своему лучшему другу в глаза и сделал недовольное лицо. — Я не хочу… — сказал он голосом шестилетнего ребёнка и положил свои руки на талию Бекхёна, несмотря на то, что его друг был без рубашки…или почти голый. Они оба были настолько увлечены своим дружеским разговором, что не заметили, когда кто-то вставил ключ в замочную скважину, повернул его и открыл дверь, застав эту сцену между двумя лучшими друзьями.       Нет, это не было бы проблемой.       Кроме того, что Бэкхён стоял почти голый, и волосы Чонина растрепались, будто после секса, хотя они у него такие всегда, а его руки до сих пор лежали на талии Бэкхёна, то их положение можно считать крайне интимным.       Парень, пребывая в шоке, не заметил, как его чемодан выскользнул из рук и издал звук, падая на пол, заставив парней случайно взглянуть на него. — О, это, должно быть, сосед по комнате, — сказал Бэкхён, полностью оборачиваясь к человеку, глаза которого были широко распахнуты, а челюсть доставала до пола.       Чонин закатывает глаза, потому что его друг, похоже, не понимает, почему тот шокирован. — Оденься, Бэкхён.