he makes her glow

— Ну, что ты делаешь? — Стайлз пытается сосредоточиться на дороге. Вот честно, пытается. Но это сложно делать, когда твоя девушка лазает руками под твоим сидением, утыкаясь подбородком так близко к твоему… — Как что? Я пытаюсь отыскать газировку. Ты говорил, что возьмешь пару бутылок, — Малия распрямляет спину, и её лицо оказывается в паре дюймов от раздраженного лица Стилински. Она немного принюхивается, и во время этого немного смешного, но чрезвычайно необходимого процесса её выражение лица неизменно приобретает оттенок серьёзности, который приближен скорее к сосредоточенности. После пары секунд активного вдыхания воздуха с растворенными в нём в равных пропорциях возбуждением, неловкостью и стыдом, её смех раздаётся очень тихо, потому что она прикрывает ладонью рот, чтобы попытаться его сдержать. — Прости, — шепчет она, понимая, что её касания вызвали не совсем уместную данному окружению реакцию. — Ничего, — Стайлз нервно выдыхает, и Малия слышит, как его дыхание дрожит. Слышит, и чувствует горечь вины. Чувствует, и хочет извиниться. Не просто за этот случай, а за свое поведение в общем. Хочет извиниться, но не знает как. Ей кажется, что простого «прости» недостаточно. — Они на заднем сидении, — прочистив горло, произнёс Стайлз, чувствуя, как тепло внизу начало потихоньку рассеиваться. Ему было легче, когда она была отвлечена. Было легче, когда её внимание не было приковано к нему. Скотт сказал Стайлзу, что Дитон сказал ему, что тот разузнал кое-что о том, что может ослабить Берсерка, у Арджента, которому пришлось обратиться к своему отцу, который находится в лечебнице, хотя ему следовало бы находиться в месте похуже. Шериф не разрешил Стайлзу отправиться в другой город за этим чем-то, название которого он даже не был в силах произнести, одному. Ровно так же, как и директор не разрешил Скотту пропускать еще больше классов в том семестре. Поэтому сопровождать Стайлза вызвалась Малия. Её, слава богу (ну, или к сожалению), волновали запреты отца ровно столько же, сколько и успеваемость в школе. То есть - нисколько. Стайлза сначала обрадовало то, что ему не придётся скучать в дороге. Но потом он (почти сразу) почувствовал подступающую к горлу рвоту, что было явным признаком страха. Ему, конечно, льстило то, что такая привлекательная и несомненно горячая девчонка — его девчонка. Он даже улыбался этому временами совершенно не вовремя. Но с другой стороны — это всё его настораживало. У Стайлза никогда не было этого пика популярности. Его брюки никогда не обливали яблочным соком, а потом не ходили месяцами и не обзывали его. Он никогда не побеждал в каких-то конкурсах или фестивалях, чтобы учителя потом вечно ставили его на первое место, гордились им. Он никогда не был тем самым. Он никогда и не задумывался об этом, пока Скотта не укусили. Тогда, возможно, впервые за очень долгое время его укололо в самое сердце это противное чувство — зависть. Скотт мог делать то, чего Стайлз не был способен делать. Ему всё чаще начала выпадать роль непутевого помощника, который всё больше напоминал обузу, чем поддержку. После того, как один неудачник за другим начал получать сверхспособности, Стилински всё сильнее осознавал, что такими темпами, скоро он останется единственным неудачником в старшей школе Бейкон Хиллз. И он понимал, что классные девушки не обращают внимание на таких неудачников. Классные люди ведь держатся вместе, так? Но потом появилась она. Совсем другая, но стопроцентно точно классная. Её суть была такой дикой, но сердце по-прежнему оставалось бесконечно добрым. Её глаза загорались морозно-голубым, но это не мешало ей вставать на защиту невинных. Это не мешало ей хотеть помочь. И вот Малия — невероятно очаровательная, бесспорно красивая, сильная и своенравная, — с ним — таким неуклюжим и странным, слабым физически и неуравновешенным в прошлом психически, сидит рядом и смотрит только на него. Просыпается рядом с ним по утрам раньше него, смотрит и улыбается ему. И его это категорически пугает. Возникает вопрос — почему она всё ещё с ним? Она и сама со всем уже прекрасно справляется. После одной выпитой бутылки газировки, они решают сделать остановку. Размять ноги, подышать свежим ночным воздухом. Они упираются локтями в капот джипа, опрокидывают головы, вглядываются в звёздное небо, наполненное огромным количеством сверкающих точек небо. — Я всё делаю не так, — говорит она, будто не Стайлзу и даже не самой себе, а куда-то наверх, кому-то, перед кем ей стыдно. Стайлз спускается с небес на землю, хмурит брови и устремляет взгляд на Малию. Ему интересно, скажет ли она еще что-нибудь и что именно она скажет. — Ты прости меня, что я веду себя так, — она останавливает поток слов на пару секунд, кажется, чтобы перевести дух, — как не стоит себя вести. — Не имею и малейшего понятия, о чём ты говоришь сейчас, — хмыкает он, а потом улыбается, проводит языком по нижней губе, стараясь оставаться серьёзным. А потом он снова чувствует то самое тепло, собирающееся внизу, ощущает касания тонких пальцев на щеках, шевелит губами, чтобы еще сильнее почувствовать вкус её мягких губ, которые припали к нему. Малия тянет его за джинсы ближе, прилипает животом к его торсу, грудью трётся о его клетчатую рубашку, одновременно сминая её в вспотевших руках. Слышны лишь его негромкие причмокивания, то, как шуршит упаковка от мятных леденцов в заднем кармане её шорт, потому что Стилински сжимает в ладонях её ягодицы. Он открывает дверь джипа одной рукой, другой отодвигает сиденье, пропихиваясь вместе с ней на заднее, он плюхается тощей задницей на него, понимая, что Малия будет сверху. И ему нравится чувствовать её прикосновения, слышать, как она прерывисто дышит, как звенят пуговицы на её джинсовой ткани, когда она снова и снова на него садится. А Малии нравится слышать, как его сердце бешено мчится, чувствовать это под ладонями. Ей даже хочется вытащить его из грудной его клетки, чтобы убедится, что оно правда качает кровь, которая приливает так, что ей становится всё лучше и лучше с каждой следующей секундой, проведенной на его бедрах (почти коленях). И ему кажется, что всё звёздное небо отражается в её глазах, превращая и их самих в небольшие галактики со своими созвездиями. Она потом целует его губами в щеку мягко, невесомо, сползает с него и садится на переднее сидение. Оставшийся час дороги они проведут за разговором о том, что Малия хочет брать уроки вождения у мистера Юкимуры на следующем курсе. Стайлз не зло подшутит над ней, скажет, что никогда не даст ей сесть за руль его «малышки». И когда она поправит воротник его рубашки и проведет рукой по взъерошенным от её пальцев волосам, Стайлз снова заметит, как она светится от всего происходящего. И ему кажется, что она всё ещё с ним лишь по одной простой причине — он заставляет её светиться. Малии кажется, что это хорошая причина. Стайлзу тоже.