Право на смерть

POV Роза Каждый человек имеет право на жизнь. Наверняка вы, как и я, не раз слышали это расхожее выражение. Конечно, имеет, рождаясь, приходя в этот мир, ребенок имеет безусловное и безоговорочное право жить, быть любимым, быть счастливым, вырасти, стать взрослым и уже тогда создать свою семью, завести своих детей, увидеть своих внуков и после смерти в старости остаться жить в своих потомках, жить в их крови, жить в их памяти. А имеет ли человек право на смерть? Если он умирает естественной смертью в силу возраста или от болезни, погибает в автомобильной аварии или от любого другого несчастного случая, становится жертвой убийства или дорожно-транспортного происшествия, его близкие скорбят, плачут, прощают ему все неблаговидные дела, совершенные при жизни, говорят о покойном только хорошее и помнят лишь самое лучшее. А если человек решает добровольно уйти из жизни, убивает себя сам, таких называют самоубийцами, висельниками, говорят, что они сами наложили на себя руки, совершили большой грех, поступили плохо, бросили своих близких, оставили одних решать насущные проблемы, их считают эгоистами, думающими лишь о себе и плюющими на окружающих. Порой даже самые близкие люди человека, совершившего суицид, обижаются на него, не прощают, пытаются найти ответ на вопрос, почему он так поступил, сделал этот роковой шаг в вечность, когда вроде бы ничего не предвещало беды, не было никаких весомых причин, а покойный не страдал депрессией и суицидальными настроениями, по крайней мере, они этого не замечали. Зачастую самоубийц осуждают, не принимают их выбора, лишают их права на смерть, а в прошлые века тех, кто добровольно покинул этот мир, даже хоронили за оградой кладбища, словно в насмешку, будто бы пытаясь унизить уже мертвого человека, которому уже все равно на мирскую суету и толчею. Под землей осталось лежать лишь тело, а душа ушла, обрела свободу, стала небесной птицей, что может лететь, куда пожелает, для какой больше нет преград и рамок материального, нет привязки к форме, есть лишь бесконечное небо, бескрайнее, как океан, чистое, как слезы младенца. Вы спросите, зачем я вам все это говорю, а я отвечу, да потому, что мой любимый мужчина – самоубийца, ровно десять лет назад он застрелился в нашем доме, в своем кабинете, пустил пулю в висок, пулю, оборвавшую его жизнь, а сейчас я стою на его могиле перед высоким каменным надгробием из черного мрамора выше моего невеликого роста, с которого на меня сверху вниз задумчивым взглядом смотрит Дмитрий. Вы думаете, я не задавалась вопросом, почему мой самый близкий и родной в этом мире человек убил себя, почему пошел на это, зачем, задавалась много раз, но безуспешно, я так и не нашла на него ответа, я винила себя, что не заметила изменений в его эмоциональном состоянии, не доглядела, была недостаточно чуткой, оказалась невнимательной, не поддержала, не помогла, возможно, это могло бы предотвратить трагедию, а возможно и нет, я не знаю. - Девочку с голубыми волосами из сказки звали Мальвиной. А как зовут тебя, девочка с розовыми волосами? – шутливо спросил Дмитрий меня, курящую на заднем крыльце небольшой затрапезной закусочной на окраине Нью-Йорка, куда ходили местные алкаши, многих из которых я знала в лицо и по именам, да любящая выпить молодежь, живущая неподалеку, в какой я работала вот уже чуть больше года. - Вообще-то, это выход для персонала. А девочку с розовыми волосами зовут Роуз, на моем бейджике написано мое имя, - несколько раздраженно, выдыхая очередную струйку горьковатого сигаретного дыма, рассеивающегося в холодном воздухе ноября, прошептала я, устало опираясь на обшарпанный косяк двери, моя рабочая смена подходила к концу, что не могло ни радовать. - А характер, я смотрю, у Роуз прямо как у розы, с шипами. Только эти розовые волосы тебе не идут, уродуют, делают похожей на дешевую куклу Барби из магазина с фиксированной ценой, - слегка улыбаясь уголками тонких губ, негромко ответил мужчина с акцентом в низком бархатном тембре, высокий и красивый, с темными волосами до плеч, собранными в аккуратный низкий хвост, черной рубашке и идеально выглаженных брюках со стрелками ей в тон, в дорогих начищенных туфлях и расстегнутом длинном темно-коричневом плаще из натуральной кожи. «Смотри, какой красавчик, интересно, что он тут забыл, среди этого отребья», сказала про незнакомца Сьюзен, моя напарница, что недавно развелась со своим мужем-пьяницей после того, как он в белой горячке избил ее, воспитывающая двоих детей-дошкольников, как только стоящий передо мной мужчина вошел в двери нашей забегаловки. И вправду, на фоне местных алкоголиков в поношенных дермантиновых куртках, несвежих джинсах с вытянутыми коленями, грязной дешевой обуви и с не более чистыми руками незнакомец, весь такой холеный и опрятный, выглядел почти сюрреалистично, словно телепортировался сюда из другого мира, мира дорогих машин с тонированными стеклами, мира роскошных женщин в норковых манто и бриллиантах, того другого мира, недоступного нам, людям с грошовой зарплатой, нищеёбам, уж простите за грубое слово. - Не нравится, не смотрите, не заставляю, - устало прошептала я, бросая окурок на холодную землю и туша его подошвой правой ноги в черной балетке из дешевого заменителя, моей сменной обуви, мужчина прошел сюда напрямую через кухню, и, что удивительно, никто его не остановил. Да, я не обладала самым мягким, пушистым и миролюбивым нравом, что уж поделать, жизнь и все детство, начиная с пеленок, проведенное в детском доме, давало о себе знать, стоять за себя мне приходилось всегда самой, словами и не только, были даже драки, что было, то было, а мои ярко-розовые волосы до поясницы мне очень даже нравились, они выделяли меня из серой безликой массы, хоть их состояние из-за постоянных осветлений и покрасок не самыми качественными и ядреными красками и оставляло желать лучшего. Моя мать Джанин Хэзевей умерла при родах, а поскольку близких родственников у нее не было, как и моего папаши не имелось в наличии, то я с самых первых дней жизни оказалась в приюте, порой я думала, почему судьба повернулась ко мне, простите, задницей, и я не умерла вместе с мамой, а осталась жить никчемную жизнь, никому не нужная девочка-сирота. Безусловно, есть люди, не имеющие своих детей и берущие малышей из детских домов, вот только я не попала в число этих счастливчиков, обретших семьи, ибо все хотят взять здорового ребенка, а девочка с врожденным дефектом связок, что могла говорить лишь шепотом, подвергающаяся по этой причине насмешкам сверстников, дающих разные унизительные прозвища, их не интересовала. Благо это время осталось в прошлом, я выросла и покинула стены приюта, мне городская администрация даже выделила комнату в общежитии, махонькую комнатенку без умывальника и туалета с ободранными обоями и вольготно чувствующими себя усатыми рыжими тараканами, сами бы вы, суки, пожили в таких «благопристойных» условиях с общим санузлом на весь этаж, где мои «милейшие» соседи – это алкаши, наркоманы и прочий сброд, где ночью стены комнатушки лучше не покидать, может выйти себе дороже. Моя врожденная проблема со здоровьем, связки, и в устройстве на работу мне не способствовала, а потому смогла я пристроиться только в это Богом забытое заведение с мизерной зарплатой, которую и зарплатой то назвать язык не повернется, можно было, конечно, пойти в колледж, но мой табель успеваемости со слишком низкими баллами такой возможности мне не предоставил, плохо я училась, плохо, не интересна мне была учеба, абсолютно не интересна. Думаете, мне были интересны мальчики, а вот и нет, мои одноклассники меня совершенно не интересовали, в насмешку они дразнили меня «Монашка», ибо мои ровесницы девственности лишились лет в тринадцать-четырнадцать, не позже, плевать я хотела на их обзывания, раздвигать ноги и заставлять себя трахаться с этими моральными уродами я не собиралась, лучше уж я буду девственницей, чем терпеть прикосновения чужих потных рук и похотливый блеск глаз их обладателя, желающего присунуть поскорее. - Почему ты со мной воюешь, Роуз? Разве я на тебя нападаю? И отчего ты говоришь шепотом? – прозвучали сразу три вопроса от красивого незнакомца, имени которого я не знала, да и не особо-то любопытно было узнать, мужчина с легкой полуулыбкой продолжал изучать мое лицо, благо лицо у меня красивое, с привлекательными чертами, темно-карими раскосыми глазами и в меру пухлыми губами, видать, в моем папаше текла восточная кровь, так что тут стесняться мне не приходилось. - Вас это не касается, - также шепотом дала ответ я на последний вопрос, ибо на два предыдущих мне сказать было нечего, я не собиралась с ним воевать, зачем мне воевать с чужим человеком, с которым я знакома от силы несколько минут. Я просто устала, я просто хочу домой, снять с лица макияж, смыть с глаз черные стрелки с тушью и блеск с губ, никакими тональными кремами и пудрами я не пользовалась, моя кожа и без них хороша, просто лечь в постель, закутаться в легкое теплое одеяло и уснуть, отключиться от этого долгого нудного дня, отключиться от этого грёбаного мира. Развернувшись, я вошла внутрь закусочной, и мужчина молча проследовал за мной, мы миновали кухню и попали в прокуренный зал, где табачный дым висел сизой дымкой, старенький слабенький кондиционер не справлялся с объемом работы, а нетрезвые посетители постоянно добавляли в воздух новый смог, музыкальные колонки, установленные в заведении, похрипывая, надрывались в попытке развеселить и без того веселый и пьяный люд, я вернулась к работе и стала собирать грязную посуду со столов, а незнакомец сел за один из свободных столиков, где он и сидел до этого. - Роуз, принеси, пожалуйста, черный кофе без сахара, - обратился ко мне этот странный мужчина, совершенно не вписывающийся в местный антураж, когда я проходила мимо его столика, темно-карие задумчивые глаза незнакомца взирали на меня с искренним любопытством, что меня позабавило, ну, скажите на милость, что во мне может быть такого интересного, кроме ярко-розового цвета волос, конечно. - Здесь невкусный кофе, дешевый растворимый. К тому же вы его уже попробовали, и, как я вижу, он вам не понравился, - сама не знаю зачем, прошептала я вместо того, чтобы просто выполнить его заказ и принести эту злополучную чашку кофе, до этого мужчина уже заказывал кофе, правда приносила напиток из зерен, точнее его жалкое подобие, Сьюзен, и теперь полная кружка с уже остывшей бурдой сиротливо стояла на пустом столе. - А вдруг из твоих рук вкуснее, Роза. Или ты хочешь пригласить меня в гости на чашечку сваренного тобой кофе? – с вполне себе доброжелательной полуулыбкой произнес незнакомец, перефразировав мое имя на свой собственный манер, а я на мгновение впала в легкий ступор от такой наглости, вы, конечно, красавчик, не спорю, но я ни перед кем ноги не раздвигаю, уж извините, как бы мило и вежливо ни звучали подобные предложения, отлично читаемые мной между строк. - Не хочу, - кратко отрезала я и продолжила работать, кофе я мужчине естественно принесла, больше он со мной не заговаривал, но я отчетливо чувствовала внимательный взор его темных глаз, скользящих по моему лицу и телу в закрытой белой блузке с длинными рукавами и черной прямой юбке-карандаше до середины колена, и мне было неуютно от этого взгляда. Благо до конца смены осталось менее получаса, а более мы со странным незнакомцем не увидимся, он вернется в свой красивый мир с дорогими тачками, блестящими золотыми побрякушками и хрустящими зелеными купюрами, а я останусь прозябать в своем нищенском существовании, будь оно проклято. И каково же было мое удивление, когда покинув закусочную после закрытия, я увидела в десяти метрах от моего места работы этого самого мужчину, в расстегнутом плаще он стоял, опираясь на капот черной Ауди с тонированными стеклами, и явно кого-то ждал, и как я могла скромно предположить, этим самым кем-то являлась я. - Позволишь проводить тебя, Роза? – изрек тут же подошедший ко мне незнакомец, как только я успела сделать несколько шагов в сторону дома, специально не оборачиваясь в его сторону, я не шлюха, я ни с кем не сплю, даже с богатыми и красивыми, а мужчина, как я уже поняла, совсем не беден. - Нет, спасибо. Я ведь вам уже сказала, мне это не интересно. До свидания, - прошептала я и быстро пошла прочь, Сьюзен жила в другой стороне, как и еще несколько сотрудников нашей закусочной, и мне было с ними не по пути, и желала в эти минуты я лишь одного, побыстрее оказаться в своей замызганной комнатенке, подальше от странного мужчины, неизвестно какими путями забредшего в наше захолустье. - Что тебе не интересно, Роза? – делая вид, что совершенно не понимает, о чем я говорю, настойчиво спросил незнакомец, настигая меня и пытаясь взять за руку, и вот тут мне стало по-настоящему страшно, вокруг темнота, третий час ночи, на улице ни души, и этот странный мужчина, преследующий меня. - Вы мне не интересны. Оставьте меня в покое, - если бы могла я бы прокричала это, но кричать я не могла, как и просто говорить обычным тоном, врожденный дефект связок, а потому выдала я лишь эмоциональный шепот, сердце колотилось как бешеное, накрывала паника, мне хотелось броситься бежать со всех ног, что я почти и сделала. - Роза, не бойся, я не хочу тебя пугать. Я не причиню тебе никакого вреда, - мгновение и красивые длинные пальцы незнакомца сомкнулись на моем запястье, обрекая мою попытку бегства на провал, я слышала, как сердце быстро-быстро стучит в голове, нет, страх не исчез, он стал лишь в разы сильнее, превращаясь в животный ужас. - Отпусти меня, отпусти, мне больно… - в панике зашептала я, чувствуя, что слезы, скопившиеся в уголках глаз, вот-вот покатятся по лицу, оставляя мокрые дорожки от соленой воды, слезы слабости и беспомощности, на улице не было никого, даже пьянчуги, завсегдатаи нашей закусочной, уже успели разбрестись, помочь мне было некому. - Тебе не больно, ты обманываешь, малышка. Не бойся меня, я тебя не обижу. Ты просто мне понравилась. Позволь, я тебя провожу, чтобы тебе одной не идти по потемкам, - успокаивающим тоном вещал мужчина, по-прежнему держа меня за запястье, больно мне действительно не было, его горячие пальцы не приносили моему телу дискомфорта, мне было страшно, я боялась, что он попытается меня изнасиловать, раз я добровольно не желаю раздвигать перед ним ноги, как бы глупо и абсурдно это ни звучало. - Зачем ты приехал сюда? Ты ведь не местный, не так ли? – в отвлекающем маневре спросила я и резко дернула руку на себя, хватка незнакомца не была слишком сильной, но он и не стал препятствовать моему движению, просто разжимая пальцы, тем самым показывая, что не собирается делать мне больно, заполучив эту импровизированную свободу, мне стало не так страшно и даже несколько легче дышать. - Я искал одного человека, а нашел тебя, Роза. Получается, не зря приехал, - с легкой полуулыбкой совершенно спокойно изрек мужчина, мы вдвоем стояли на пустой дороге, скудно освещаемой придорожными фонарями, в трети из которых перегорели лампы, а доблестные работники обслуживающей компании, отвечающей за свет в ночное время в этом районе города, не спешили их заменить, а вокруг не виднелось ни одной живой души. Все это напомнило мне кадр из фильма, нехорошего фильма с плохой трагической завязкой, где второстепенную героиню на утро найдут случайные прохожие на обочине дороги, изнасилованную и задушенную, а какой-нибудь привлекательный детектив, уже главный герой, будет расследовать это преступление и в конце наверняка отыщет убийцу, неуловимого маньяка, на счету какого более тридцати убитых женщин, и один Бог знает, как я не хотела оказаться на месте этой героини в реальной жизни. - Если ты действительно не хочешь меня пугать и не собираешься причинять вреда, просто уходи и все, - твердо прошептала я с бешено колотящимся сердцем, обращаясь к красивому незнакомцу лет на пятнадцать меня старше, не меньше, на «Ты», как-то уж так получилось, что мы незаметно перешли на «Ты». - Хорошо, я ухожу, Роза. Но я приеду завтра, и мы обязательно с тобой познакомимся поближе в более спокойной обстановке. Ты работаешь завтра? – с заметным разочарованием в низком мягком тембре с легким иностранным акцентом высказался мужчина, отходя на шаг назад, сгибая руки в локтях и поднимая их вверх ладонями ко мне, давая понять, что он сдается, в этом раунде победила я. Не удостоив незнакомца ответом, я развернулась и быстро зашагала вперед, искренне надеясь, что он не последует за мной, шагов за спиной, слава Богу, я не слышала, а мне вслед прилетели лишь негромкие слова мужчины, «меня Дмитрий зовут». С заметным облегчением выдыхая, что странный незнакомец с не менее странным именем оставил меня в покое, я торопилась домой и оглянулась лишь единожды, прежде чем повернуть на другую дорожку, желая абсолютно никого не узреть вдали, однако уже знакомый незнакомец стоял на том же месте и смотрел в мою сторону. А слезы все-таки выкатились из моих глаз, слезы от пережитого стресса, и я смахнула их с лица тыльной стороной рук в дешевых черных перчатках из дермантина, которые не особо-то способствовали сохранению тепла, но на более качественные и приличные у меня попросту не хватило денег. Вероятно кому-то моя реакция на этого мужчину, которому я явно приглянулась, может показаться весьма странной и даже дикой, но я абсолютно не доверяю мужчинам в принципе и вижу в них опасность для себя, тем более на улице поздней ночью, так уж повелось, завтра была моя рабочая смена, и я от всей души надеялась, что этот Дмитрий передумает и не приедет, просто забудет меня, как и я его. Однако ты приехал, любимый, приехал, мы познакомились, поговорили, и я перестала тебя бояться, ты приезжал ко мне еще много раз, обычно вечером в мои выходные, мы болтали, в более-менее хорошую погоду гуляли по погрузившемуся в сумерки старому парку, засыпанному разноцветной опавшей листвой, иногда встречая собачников, выгуливающих своих питомцев, и ходили ужинать в небольшой уютный ресторанчик, единственное приличное место в нашем районе, которое мне было совершенно не по карману, но платил всегда ты. А порой мы просто валялись на широкой двуспальной кровати в моей комнатенке, занимающей практически все махонькое помещенье, единственный предмет мебели, приобретенный мной, вкупе с несколькими комплектами хорошего постельного белья из шелка, после восемнадцати лет в приюте меня просто тошнило от узких односпальных коек и дешевого постельного из жесткой грубой бязи. Мы лежали в обнимку, ты ласково гладил меня по спине и зачастую что-нибудь негромко рассказывал, я же сквозь дрему слушала твой мягкий бархатный голос с легким акцентом под аккомпанемент сильных размеренных ударов твоего сердца, лежа на твоей широкой груди, и просто-напросто наслаждалась этим временем вдвоем. Изначально я не хотела приглашать тебя в гости вовсе не потому, что меня пугали возможные сексуальные домогательства с твоей стороны, нет, я тебя больше не боялась, этих нескольких недель хватило, чтобы я влюбилась в тебя по уши, я просто стеснялась своего убогого жилища. Когда ты провожал меня домой до двери, а ты всегда поступал именно так, я видела хорошо скрываемое отвращение на твоем красивом лице с правильными чертами в те минуты, в какие мы поднимались по лестнице на мой четвертый этаж, обходя мусорные пакеты, брошенные прямо в подъезде, и переступая через пустые бутылки от дешевого спиртного, раскиданные повсюду. Но в один из вечеров ты настоял, и я согласилась, «Мне не интересно, как поклеены стены в твоем жилье, мне интересна ты, Роза», сказал ты и впервые поцеловал, легко и нежно, просто прижимаясь своими тонкими теплыми губами к моим в практически невесомом поцелуе и бережно обнимая меня за талию, прохожие на улице с любопытством пялились на нас, но меня это не интересовало совершенно, собственно, как и тебя, я просто и банально была счастлива, наверное, впервые за всю мою никчемную жизнь. Это был мой первый поцелуй, до этого никто и никогда не целовал меня, я того не желала, а тебя захотела как мужчину, впервые в жизни я испытала сексуальное влечение к мужчине, и этим мужчиной оказался ты, любимый, но ни в тот вечер, ни в какой другой ты даже не предпринимал попыток к сексуальному контакту, целовал, гладил через одежду, но не более, словно чувствовал, что для меня это будет слишком быстро, и не форсировал события. Ты оказался старше меня не на пятнадцать лет, а на все двадцать, мне тогда было девятнадцать, а тебе тридцать девять, и ты годился мне в отцы в самом прямом смысле этого слова, но меня это не волновало, меня не волновало вообще ничего, что происходило вокруг, или чье-то мнение со стороны. «Как только он тебя трахнет, он тут же потеряет интерес к тебе, и ты его больше никогда не увидишь. Взрослому дяденьке захотелось молоденькую девочку, вот и все объяснение его упорства», говорила мне Сьюзен, но я чувствовала, что за этими словами скрывается самая банальная женская зависть, что тебе понравилась я, а не она, и даже если бы вдруг крашеная блондинка с волосами чуть ниже плеч оказалась права, я была готова к этому, зато я лишусь девственности с тем, кого люблю, кого хочу, чьи ласковые прикосновения к моему лицу, рукам, спине и бедрам приносят мне удовольствие, чьи глубокие долгие поцелуи сводят меня с ума. Всякий раз ты привозил мне красные розы, целые охапки, и они стояли в моей убогой крохотной комнатушке в простом пластиковом ведре с водой, поскольку красивой изысканной вазы у меня не имелось, да и какая это должна быть ваза по размеру, чтобы в ней уместилась пятьдесят одна роза, один лишь взгляд на эти прекрасные царственные цветы вызывал на моем лице неизменную улыбку, я вообще стала больше улыбаться и смеяться рядом с тобой, любимый, твое появление стало самым прекрасным в моей серой мрачной жизни. Ты никогда не оставался на ночь, непременно уезжал, я отлично понимала, что у тебя может быть другая женщина, а возможно и не одна, но я была рада и тому, что ты навещал меня, вспоминал, уделял свое время и внимание, я особо ни на что не надеялась, не планировала и не заглядывала в будущее, я жила настоящим моментом, здесь и сейчас, наслаждаясь тем, что имею, а потому твои следующие слова в хорошем смысле просто поразили меня, и слезы сами покатились из глаз непрерывным потоком, слезы счастья. «Хватит жить в этом убожестве и работать в этой забегаловке. Переезжай жить ко мне, Роза», сказал ты через месяц нашего знакомства, мягко сжимая в своих больших горячих ладонях мои тонкие пальцы, грея их, в один из холодных декабрьских вечеров, зима постепенно вступала в свои права, ночами уже выпадал снег, который на утро неизменно таял, и все прохожие месили ногами грязную слякоть. А я согласилась, так легко и радостно, я хотела жить с тобой, любимый, проводить с тобой как можно больше времени вместе, лишиться невинности с тобой, стать твоей женщиной, жить общей жизнью, одной на двоих, вместе просыпаться по утрам, вместе ужинать, вместе засыпать ночами, любить тебя, быть любимой тобой, я была молоденькой девятнадцатилетней девочкой, но я чувствовала, сердцем чувствовала, что не безразлична тебе, что нужна тебе, и это осознание грело мне душу. «А вдруг он окажется каким-нибудь извращенцем? Ты ведь его совсем не знаешь, Роуз», воскликнула Сьюзен, когда я сообщила ей о своем увольнении, но меня не тронули ее слова, ни капельки, я уволилась, все бросила и уехала с тобой, любимый, в респектабельный район Нью-Йорка, поселилась в твоей просто огромной двухуровневой квартире в новеньком высотном пятнадцатиэтажном доме, не чета моей убогой общаге с алкашами и прочим сбродом с самого дна жизни. Большая просторная светлая комната с множеством пустых шкафов и всевозможных полок оказалась гардеробной, которую ты отвел мне, мой дорогой, правда, мне было совершенно нечего туда вешать, однако эта ситуация очень быстро изменилась, ты буквально взял меня за руку, и мы приехали в один из дорогих бутиков с дизайнерской одеждой в центре города, «Выбирай, что хочешь», слегка улыбаясь уголками тонких губ, произнес ты, а я растерялась, я выбрала тебя вовсе не из-за денег, хотя отлично понимала, что они у тебя есть, а потому что полюбила, всем сердцем полюбила. Тогда ты позвал продавца-консультанта, и милейшая девушка с идеальным маникюром на длинных ногтях, всегда о таком мечтала, но не могла себе позволить, попросту не имела денег для похода в приличный салон к мастеру, с радостью помогла подобрать мне целый гардероб, начиная от нижнего белья, корсетов, колготок и чулочек, продолжая всевозможными платьями, блузками, юбками и брюками и заканчивая верхней одеждой, разные пальто, несколько курток и прелестнейший меховой полушубок из голубой норки, до сих пор его помню, уж больно он мне нравился, не забыла она и про обувь, всяческие туфельки, ботиночки и сапожки перешли в мое полное владение, все такое красивое и элегантное, из той другой жизни, о какой я тайно мечтала глубоко в душе. Ты расслабленно сидел на мягком диване и смотрел на меня крутящуюся перед зеркалом с ласковой полуулыбкой, а я чувствовала себя самой настоящей Золушкой, встретившей на своем жизненном пути прекрасного принца, который забрал ее в свой дворец, подарил хрустальные туфельки и назвал своей принцессой, ты превратил мою жизнь в самую настоящую сказку, любимый, исполнил мою мечту о красивой жизни, в благополучии и достатке, без нужды, без убогого жилья, без убогих людей вокруг. Тогда я еще не знала, что за исполнение любой мечты есть своя цена, моя оказалась чрезвычайно высокой, я выплатила ее сполна, но тогда я об этом даже не подозревала, просто жила и радовалась рядом с тобой, родной мой. В первую же ночь в роскошной квартире на двенадцатом этаже, в нашей спальне с практически квадратной кроватью, очень мягкой и чрезвычайно удобной, оформленной в приглушенных тонах, не раздражающих зрение, я лишилась девственности с тобой, любимый, это оказалось намного менее болезненным, чем я себе представляла, да и крови то осталось всего пару пятен на белоснежных шелковых простынях, до сих пор я с особым трепетом вспоминаю ту ночь, нашу первую ночь, ночь любви, ночь сказочного наслаждения, бегущего по венам и поднимающего до небес. «Не люблю черное и темное постельное белье. Такое чувство, словно заживо ложусь в могилу», как-то сказал мне ты, а потому наше постельное всегда было белоснежным либо светлых нейтральных цветов из гладкого нежного шелка, приятно холодящего разгоряченную кожу, все наши ночи были прекрасны, секс чудесен, а ласки искусными и разнообразными, ты научил меня заниматься сексом, доставлять тебе удовольствие, своими руками, своим телом, влагалищем и анусом, своим ртом, я с радостью осваивала искусство доставлять тебе удовольствие, любимый, попутно неизменно испытывая его сама. Я мастурбировала, ты смотрел, и мне это дико нравилось, меня это возбуждало, такая часть прелюдии, элемент любовный игры, с тобой я стала свободной, раскованной, раскрепощенной в сексуальном плане, мне не было нужды учиться испытывать оргазм, я его просто испытывала, и клиторальный, и вагинальный, и со сквиртом, легко, ты мастерски умел обращаться с моим податливым телом, мой дорогой, ты разбудил мое либидо, мою чувственность, мою сексуальность, мою женственность, ты пробудил Женщину во мне ото сна, Твою Женщину. Нет, мы не трахались и даже не занимались сексом, мы занимались любовью, именно ей, для меня близость с тобой всегда была много большим, чем просто механический процесс, это и эмоциональный обмен, и энергетический, и особая связь душ, прочная и неразрывная, ты приучил меня к регулярной половой жизни, я стала зависима от тебя на уровне физиологии настолько же сильно, как и на уровне сердца, отданного тебе одному на веки вечные. Ты называл меня красавицей, любил наблюдать за мной обнаженной, передвигающейся по квартире босиком, благо полы с подогревом, и я чувствовала себя совершенно комфортно, не испытывала ни малейшего смущения, ты отучил меня стесняться, я взирала на себя в зеркало и видела в отражении привлекательную невысокую молодую женщину со смуглой кожей, полной грудью третьего размера, тонкой талией, широкими округлыми бедрами, стройными ногами, темно-каштановыми, почти черными, волосами, подстриженными в аккуратное каре до плеч, и блестящими искрящимися радостью темно-карими восточными глазами, по-настоящему счастливую женщину. Да, я перестала быть девочкой с розовыми волосами, это произошло не в тот момент, когда я по твоей просьбе пошла в хороший салон красоты с профессиональными мастерами, чтобы вернуть моим длинным волосам до поясницы натуральный цвет, а когда я повзрослела, повзрослела рядом с тобой, любимый. Вообще ты сделал меня лучше, родной мой, ты попросил, я бросила курить, хотя после шести лет никотиновой зависимости с тринадцати лет это и было достаточно сложно, но я справилась, ты пожелал, я перестала сквернословить, мое воспитание в приюте, увы, оставляло желать лучшего, я всегда стремилась быть достойной тебя, самого лучшего мужчины на всей земле, чтобы ты мог гордиться мной. Ты никогда не приказывал мне, любимый, свои желания ты всегда озвучивал в виде просьб, и ни одна из них не была непосильной для меня, наоборот, я выполняла их легко и с радостью, ты словно чувствовал все грани в моей душе, слышал все мысли, видел все эмоции, моментально считывал малейшие перемены в настроении, читал книгу моего сердца, как личный дневник, и делал пометки на полях, а я просто любила тебя, отдавая всю себя без остатка. А свой натуральный цвет волос я все-таки вернула, правда при этом пришлось очень сильно укоротить длину, распрощаться с моими длинными прядями до поясницы и оставить весьма скромную длину до плеч, мастер убедила меня, что сохранять мертвую, пересушенную, посеченную от регулярных осветлений и тонирований по всей длине «мочалку» не имеет никакого смысла, в этом нет никакой красоты и ухоженности, лучше короткие волосы, зато живые, мягкие и блестящие, чем жесткий веник из «соломы», и я с ней согласилась. Новый образ был непривычным, но весьма аккуратным и привлекательным, а волосы на ощупь стали мягкими и шелковистыми, мастер постаралась на славу, последний раз мои пряди были такими приятными на ощупь чуть больше года назад, в то время, когда моя довольно густая шевелюра еще не подвергалась экспериментам с красками с моей стороны, начавшимися в восемнадцать лет после выпуска из детского дома. Я немного волновалась, ожидая твоей реакции, любимый, на мой новый имидж, но как оказалось зря, тебе понравилось, ты запустил свои красивые длинные пальцы в мои темные гладкие волосы до плеч и прижался теплыми губами к моему лбу в нежном поцелуе, прикрывая глаза цвета горького кофе с мимическими морщинками в их уголках и наслаждаясь этим прикосновением. «Моя красивая девочка с живыми и прекрасными волосами», выдохнул ты, а я просто растаяла от твоих таких ласковых слов, обнимая тебя за спину своими тонкими руками и утыкаясь носом тебе в грудь, вдыхая твой запах, растворяясь в тепле твоего сильного сексуального тела, «Люблю, люблю, люблю…», шептала я в ответ и бесконечно любила всеми фибрами души. Уже через три месяца совместной жизни я забеременела, мы изначально решили, что не будем предохраняться, тебе было тридцать девять, и ты хотел ребенка, да и я вполне разделяла это твое желание, а почему бы нет, я нигде не училась, нигде не работала, не делала карьеру, и у меня имелась уйма свободного времени. Ты так радовался моей беременности, я никогда не видела тебя таким довольным и счастливым, мой дорогой, ты сдувал с меня пылинки, носил меня на руках в самом прямом смысле этих слов, каждый день целовал и наглаживал мой округляющийся и постепенно растущий животик, тогда я познала, какое это счастье, ждать ребенка от любимого мужчины, который тоже ждет появления на свет вашего малыша, и я была просто на седьмом небе от эйфории, подпитываемой женскими гормонами, парила в небесах, не касаясь ногами бренной земли. В двадцать лет я стала мамой прелестной малышки с темными волосиками и карими глазками, идентичными кофейным очам своего отца, даже разрез тот же, словно зеркальное отражение, ты назвал нашу дочь Алисой, как героиню из Страны Чудес, ты хотел, чтобы жизнь нашей девочки была похожа на сказку, такая же светлая, волшебная и счастливая, ты так любил нашу доченьку, уделял ей много своего времени и внимания, естественно по мере возможности, а я тихонько завидовала самой себе и своему счастью. Когда нашей дочери исполнился годик, я записалась на курсы ландшафтного дизайна, за год нашего проживания в твоем большом двухэтажном загородном доме, где свежего воздуха явно больше, чем в центре мегаполиса, что для ребенка куда лучше, я открыла в себе такую страсть, и уже через полгода крайне просторный двор вокруг дома был переделан по моему личному проекту, тебе понравилось, ты меня похвалил, а для меня твоя похвала, любимый, всегда была дороже золота. Кстати о золоте, ты постоянно дарил мне всяческие ювелирные украшения с драгоценными камнями, бриллиантами, рубинами, изумрудами, сапфирами и многими другими, серьги, цепочки с подвесками, кольца и браслеты, роскошные и изысканные, достойные королевы, ты никогда не жалел денег на меня и нашу дочь, ты всегда был щедр к нам, я имею в виду не только материальное, но и духовное, ты щедро дарил свое время, свою любовь, свое внимание, свою заботу, я считала тебя лучшим из мужчин, и мое мнение не изменилось и спустя десять лет. Но преподносил презенты ты не на праздники, как это принято, а просто так в будний день безо всякого повода, по изначально абсолютно непонятной для меня причине ты вообще не любил праздники, всю эту предпраздничную суету, выбор и покупку подарков, предвкушение волшебства, радостное возбуждение и особенное настроение, тебя это все лишь раздражало, потому мы никогда и не отмечали никакие даты, кроме дня рождения Алисы и моего, твой собственный день рождения, рождество и Новые Года для тебя не существовали вовсе, особенно ты не благоволил к Новому Году, позже я узнала почему. Вместе с дочкой, когда она подросла, мы вместе наряжали елку, развешивали блестящие разноцветные шары всевозможных размеров из небьющегося материла, раскидывали поверх искусственной красавицы, от настоящей потом один лишь мусор в доме, пушистую мишуру всех оттенков, украшали ель выше меня ростом весело мигающими гирляндами, под серьезные указания Алисы я водружала на макушку светящуюся звезду, дочка смеялась и так искренне радовалась процессу, а еще больше чуть позже разворачивая свой подарок в шуршащей фольге, обнаруженный под елочкой, а ты никогда в этом не участвовал, даже не присутствовал, но зная причину, мне и в голову не приходило обижаться. Мы не устраивали никаких застолий, мы проживали дни рождества и Нового Года, как самые обычные дни, укладывали Алису спать, с самого рождения моей дочурки мне помогали няни, и проводили время вместе, как вчера, позавчера, неделю назад и месяц назад, не обращая внимания на хлопки праздничных салютов на улице и радостные крики подвыпивших веселых людей, принимали совместную ванну или душ, делали друг другу массаж или занимались сексом, а потом обнаженные лежали в постели поверх одеяла и тихонько разговаривали о чем угодно, и я была счастлива каждый божий день. Но однажды так внезапно и совершенно неожиданно для меня счастье закончилось в один страшный миг, моя сказка завершилась, все конец, текст оборвался… Я резко проснулась ночью, точнее ранним утром, от какого-то громкого хлопка, сев на кровати, я потерла сонные глаза и повернула голову направо, но увидела лишь смятые простыни, ты уже встал, любимый, выбравшись из теплой постели, я накинула на голое тело длинный халат до щиколоток и подвязала его под пояс, после чего покинула нашу спальню и буквально столкнулась с обеспокоенным охранником, одним из четырех, выходящих в смену, поднявшимся на жилой второй этаж, дом всегда охранялся, а по всему двору и его периметру с улицы были развешаны камеры видеонаблюдения. - Что случилось? – задала я вопрос встревоженному мужчине, в его правой руке был зажат пистолет, а сам он заметно нервничал, и это состояние тревоги передавалось мне, словно вирус, заражая все мое существо беспокойством непонятной природы. - Выстрел прозвучал в той стороне, но в дом никто посторонний не проникал, на камерах чисто. Для вашей безопасности вам лучше вернуться в комнату, а я все выясню, - шепотом отозвался охранник, но если я могла лишь шептать из-за врожденного дефекта связок, то мужчина изъяснялся подобным образом, дабы не шуметь, рукой он махнул в правую сторону коридора, спальня Алисы располагалась с левой, поблизости от нашей, а в указанном направлении был кабинет Дмитрия. Сердце болезненно кольнуло, и, не говоря больше ни слова, я бросилась к кабинету, минуя на своем пути множество дверей по обеим сторонам, гостевые спальни, которые практически всегда пустовали, гости в нашем доме бывали крайне редко, несколько гостиных, оформленных в разных стилях, мою гардеробную и другие неиспользуемые комнаты. «Выстрел, выстрел, выстрел…», одно единственное слово билось в моей голове шальной птицей, попавшей в силки, тщетно пытающейся выбраться, но запутывающейся лишь сильнее, а вдруг с Дмитрием что-то случилось, вдруг кто-то все же сумел пробраться в дом незамеченным, я слышала за свое спиной быстрые шаги Джона, но в эту минуту меня не мог остановить никто, никогда в жизни я не бегала так быстро и даже не подозревала, что способна на подобное. Нажимая на дверную ручку, я широко распахнула дверь из темного дерева, ведущую в кабинет моего любимого мужчины, и почувствовала, что ноги подкашиваются от увиденного. Дмитрий сидел за столом на крутящемся кресле с высокой спинкой, обтянутом черной кожей, его глаза были открыты, на губах застыла легкая расслабленная полуулыбка, с виска стекала струйка алой крови, пропитывающая воротничок рубашки, левая рука отца моей дочери лежала на подлокотнике, а в пальцах правой, упавшей на колени, был зажат пистолет. Мой любимый человек мертв, мертв, он убил себя, застрелился, вот что это был за хлопок, выстрел, я не могла поверить в происходящее, как рыба, выброшенная на берег, я открывала рот и закрывала его снова, не в силах издать ни звука, это казалось кошмарным сном, который никак не хотел заканчиваться, а я, как ни пыталась, никак не могла проснуться. Подоспевший Джон подхватил меня под руки и аккуратно усадил на диван в кабинете, я знала, что он мягкий, но сейчас мое тело не чувствовало этой мягкости, оно вообще ничего не чувствовало. Время остановилось, вокруг кто-то ходил, что-то говорил, но я ничего не видела и не слышала, моя реальность сузилась до бледного лица Дмитрия с остекленевшими кофейными глазами, а за окном, за спиной моего любимого мужчины, занималась заря, небо полыхало всеми оттенками багрянца, мне было холодно, меня всю трясло, по лицу катились слезы, кто-то попытался меня увести, но я сопротивлялась, не хотела уходить, однако в какой-то момент силы покинули меня, и я провалилась в темноту. - Дмитрий! Где он? – было первым, что я спросила, едва открыла глаза и села на кровати, я находилась в нашей спальне, за окном было темно, а рядом со мной сидела грустная усталая Анабель, жена Ивана, лучшего друга моего любимого мужчины, какого он всегда называл братом и только так, голова болела и казалась чугунной, я не могла понять, откуда здесь Анабель, зачем она вообще пришла. - Его больше нет, Роуз. Похороны состоятся завтра днем, - виновато прошептала ухоженная блондинка и попыталась обнять меня, но я резко дернулась назад от ее рук, как нет, какие похороны, о чем ты говоришь, что за бред, ничего не понимаю. - Ты врешь, ты все врешь, уходи отсюда, не хочу тебя видеть. Пусть придет Дмитрий. Где он? Скажи, где? – ошалело зашептала я, вскочив с постели, в следующий момент меня повело, и я была вынуждена схватиться за высокую мягкую спинку кровати, Анабель тут же оказалась рядом и бережно усадила меня обратно на постель. И вот тут реальность обрушилась на меня всей своей беспощадностью и неотвратимостью, мое пробуждение от громкого хлопка, обеспокоенный охранник, выстрел, мертвое лицо моего любимейшего человека со стекающей с виска струйкой крови, Дмитрий застрелился, убил себя, его больше нет, нет. - Нет, нет, нет… - словно заведенная повторяла я одно единственное слово, покачиваясь из стороны в сторону, с каждой секундой истерика захватывала меня в свой стремительный водоворот, утягивая на самое дно, я не могла дышать, я задыхалась, хватала воздух, давилась собственными слезами и почти беззвучными рыданиями, била руками по кровати, меня колотило от непонятной дрожи внутри, я вся тряслась, слыша громкие частые удары собственного сердца в висках. Дикая боль растекалась по венам раскаленной магмой, принося с собой мучительную агонию, даже дыхание стало болезненным, мне хотелось лишь одного, тоже умереть, уснуть и больше никогда не просыпаться, только бы не чувствовать этой разрывающей на части адской боли, только бы не чувствовать ничего. А потом наступила прострация, принеся с собой безжалостно пожирающую меня день за днем пустоту, перемешавшуюся с львиной долей душевной боли, убийственный коктейль, похороны, куча сильнейших успокоительных, которые меня практически не брали, мой любимый мужчина, лежащий в гробу, такой красивый, такой спокойный, словно просто уснул, поминки, девять дней, сорок дней, много-много дней жуткой, сводящей все внутри боли, превратившиеся для меня в один бесконечный нескончаемый день Ада на земле. Я перестала есть, аппетит просто исчез, я перестала спать, сон покинул меня, я лежала на кровати в нашей спальне в темноте с задернутыми шторами и плакала, плакала, плакала, соленые слезинки одна за одной сами катились по щекам непрекращающимся водопадом, день и ночь стали для меня едины, жизнь остановилась, мне хотелось лишь одного, умереть, открыть окно и шагнуть вниз из нашей квартиры на двенадцатом этаже. - Почему ты ушел, Дмитрий? Почему ты оставил меня одну? Я ведь не смогу без тебя. Без тебя моя жизнь не имеет смысла. Зачем мне жить? – вновь и вновь повторяла я в темноту, обычно она оставалась нема и глуха к моим мольбам, но в этот раз я услышала ответ на свои вопросы, и как ни странно темнота заговорила голосом не моего любимого мужчины, а Анабель. - А как же Алиса? Ты оставишь свою дочь одну, Роуз? Ты бросишь ее? Если ты уйдешь, у нее вообще никого не останется. Подумай об этом, - повернув голову в сторону звука, я поморщилась от яркого света, проникшего из коридора в темную спальню, и увидела стоящую в дверном проеме супругу Ивана, мать его троих детей, двух дочерей и сына, я не знала, сколько времени, дней, недель или месяцев, прошло с похорон, для меня время попросту остановилось, для меня весь мир замер, застыл в неподвижности. - Алиса… - выдохнула я, а в следующую секунду меня настиг припадок беззвучного истерического смеха, мое исхудавшее тело болезненно сотрясалось, это продолжалось несколько минут, пока все не затихло, а из глаз вновь не покатились горячие слезы, но параллельно в мозг медленно проникало осознание, что Анабель права, я не могу уйти, у меня нет такого права, я не могу оставить мою девочку одну, не будь ее, тогда да, но она есть, моя красавица. - Время не лечит, боль не исчезнет, но ты научишься с ней жить, Роуз. Жить ради дочери, твоей и Дмитрия, - блондинка со светло-карими глазами в черном платье до середины колена прошла в комнату, присела на край кровати и стала ласково гладить меня по голове, словно добрая любящая мама, какой у меня никогда не было, ухоженная женщина была старше меня на пятнадцать лет, и действительно практически годилась мне в матери, а я все плакала и плакала, и казалось, этот поток слез просто неиссякаем. Анабель оказалась права, постепенно я научилась жить с этой болью, жить с больной искалеченной душой, жить ради дочери, мое умирание и затворничество в темноте после похорон моего любимейшего мужчины, как выяснилось, длилось чуть больше трех месяцев, это же целых девяносто дней с хвостиком, а я и не заметила, надо же, все это время рядом с Алисой были ее няни, которым я очень благодарна, поскольку сама тогда не имела ни моральных, ни физических сил просто и банально подняться с постели. Моей малышке на тот момент совсем недавно исполнилось пять, а мне самой было двадцать пять, однако душа моя, познав боль и траур от потери самого близкого и родного человека на всей земле, постарела на тысячу лет, я похоронила не только отца моего ребенка, в той же могиле я похоронила свою любовь, свою радость, свою улыбку, свой смех, свою женственность, я просто заставила себя жить ради дочери, потому что нужна ей. Лишь спустя полгода, я смогла найти в себе силы приехать в наш дом за городом, войти в твой кабинет, место, где остановилось твое сердце, любимый, и сесть за стол, на удобное крутящееся кресло с высокой спинкой, в котором так часто сидел ты, разбирая бумаги и просматривая необходимую документацию, ты занимался делами не только в рабочее время, а когда это было необходимо, по сути, ты был самым настоящим трудоголиком и не выносил продолжительного безделья, ты занимал место начальника охраны успешного бизнесмена Ивана Зеклоса, твоего лучшего друга, твоего брата, был его надежной защитой, его беззвучной тенью, проживал с ним одну жизнь на двоих. Сама не знаю зачем, я открыла верхний шкафчик письменного стола с левой стороны, я никогда не имела дурной привычки рыться в твоих вещах и не собиралась заниматься этим после твоей гибели, мой дорогой, и узрела лежащий поверх папок чистый лист бумаги, свернутый пополам, выудив его на свет и расправив, я увидела несколько строк, написанных твоим красивым ровным почерком с легким наклоном вправо, а под ними дату, первое января, день твоей смерти. Прости за то, что ухожу, Прости за то, что не вернусь, Прости, что не хватило сил, Теперь тебе лишь ночью снюсь. Прости, прости, прости… Ты словно знал, любимый, что рано или поздно я приду в твой кабинет, сяду за стол, открою шкафчик и увижу это послание, несомненно, адресованное мне, больше просто-напросто некому, так оно и вышло, ты просишь простить тебя, повторяешь это слово множество раз, так мне не за что тебя прощать, я не держу на тебя зла, родной мой, мне просто больно и одиноко, вот и все. Да, ты ушел и больше уже не вернешься, когда твои силы жить закончились, ты пустил пулю в висок и покинул этот мир, ты оставил меня одинокой, несчастной, покинутой, неприкаянной, но я не жалуюсь и не злюсь на тебя, причины и мотивы твоего поступка так и останутся для меня неведомыми до моего последнего вздоха, пусть так, раз ты решил, что это правильно, любимый, значит, так оно и есть. Ты верно написал, ты снишься мне почти каждую ночь, хоть с рокового дня твоей смерти и прошло уже целых десять лет, эти сны, они всегда разные, грустные и веселые, печальные и смешные, с сексом или разговорами, прогулками или домашними посиделками, но все они прекрасные, ведь в этих сновидениях рядом со мной ты, родной мой, там я не одинока. Специалисты говорят, что сны, по легендам даримые богом Морфеем, всплывают из нашего подсознания и относятся к области бессознательного, плохо осознаваемого нашим разумом, видать, в моем подсознании, хотя и сознании тоже, обитаешь лишь ты, любимый, вот и навещаешь меня практически каждую ночь, чему я бесконечно рада. Ты теперь очень далеко от меня, любимейший мой мужчина, на той стороне мира, на том берегу жизни, между нами уже десять лет друг без друга, десять лет моего одиночества, но я все еще плачу по тебе ночами, представляешь, ты показал мне, что любовь – это огромное счастье, безмерная радость, а твоя безвременная кончина открыла для меня оборотную сторону медали этого прекрасного светлого чувства, страшную боль от потери дорогого человека, незаживающую кровоточащую рану в сердце, разлетевшуюся на тысячи хрустальных осколков замерзшую душу, я познала инь и ян, свет и тьму, две равные неделимые части одного целого, но я любила, а значит по-настоящему жила. Прежде чем лечь в постель, я выпиваю таблетку снотворного, выписанного мне хорошим врачом-психиатром, без него не засыпаю, закрываю глаза и стремлюсь, как можно скорее погрузиться в сон, ведь там ко мне прилетишь ты, любимый, и принесешь с собой частичку нашей любви, я тебя всегда так жду, ты даже представить себе не можешь насколько сильно, в сновидениях мне нравится жить больше, чем в одинокой печальной реальности. Ты как всегда, как и раньше, о чем-нибудь расскажешь мне, во сне мы останемся с тобой вдвоем, здесь никто не сможет нам помешать, нарушить наше единение, наш покой, мы есть только здесь, во снах, в реальности же не счесть дней, недель, месяцев и лет нашей разлуки, каждый раз я так боюсь просыпаться, я хватаюсь за обрывки сна, хватаюсь за твои руки, но всякий раз твои пальцы разжимаются, ты исчезаешь, и я просыпаюсь и остаюсь одна, но я знаю, что ты ждешь меня, и следующей ночью мы встретимся вновь, там во сне, пусть ты всего лишь и снишься мне. Просто заходи ты ко мне во сне в гости, Просто посидим мы наедине с грустью. Просто заходи, буду очень ждать, веришь? Верю и зайду, только ты открой двери.* Так поет русскоязычная певица в одной из множества песен, записанных на флешке на твоем родном языке, которую ты иногда слушал во время поездок в автомобиле, и как же она права, во сне ты зайдешь ко мне в гости, мой дорогой, и мы просто посидим с тобой наедине с грустью, ты только заходи, не забывай, ведь я очень жду нашего свидания, мои двери всегда открыты для тебя, они настежь распахнуты, а я стою на пороге, каждый раз, как в последний раз, верю и надеюсь на встречу. В ящике рядом с листком бумаги лежала обычная черная флешка с прозрачным колпачком, я загрузила твой ноутбук, стоящий на столе, чтобы воспроизвести ее содержимое, подозревая, что и этот миниатюрный носитель информации ты оставил для меня, однако там оказалось лишь одно единственное видео длительностью минут пять, запись с твоей свадьбы, любимый, где ты танцуешь в ресторане под нежную неторопливую мелодию со своей первой женой. Вы такие красивые, такие счастливые, улыбаетесь и просто светитесь изнутри, на твоей супруге белоснежное кружевное платье до пола со шлейфом и длинные ажурные перчатки до локтей, на тебе белая рубашка, ни разу я не видела тебя в такой, всегда в черной, но тебе идет, на видео ты моложе, тебе тридцать пять, но темные волосы до плеч, как обычно, собраны в аккуратный низкий хвост, я обожала прикасаться к шелку твоих волос, любимый, перебирать гладкие пряди, аж до покалывания в кончиках пальцев. Ты не любил говорить о прошлом, не делился со мной подробностями своей жизни в России, я знала, что ты вырос в большой семье с тремя сестрами в маленьком сибирском городке Бийске, позже перебрался в Новосибирск, в столице Сибири познакомился со своей первой женой, с которой прожил десять лет, все эти годы у вас не получалось зачать ребенка, но на одиннадцатом году совместной жизни это чудо все-таки произошло, вы официально расписались и сыграли свадьбу, но через три месяца у твоей супруги случился выкидыш, она потеряла вашего малыша, а врачи подвели неутешительный вердикт, что в будущем у нее уже не будет детей. Ровно через месяц после выкидыша твоя жена шагнула вниз с десятиэтажного дома и разбилась насмерть, а ты бросил все и после ее похорон уехал из Новосибирска, ставшего для тебя городом смерти, где беспощадная старуха с косой скрывается за каждым поворотом, смотрит из любой магазинной витрины, прячется за деревьями в парках, посмеивается в шуме ветра, нашептывает свои похоронные песни в звуках дождя, ты покинул Сибирь, свою родину, и улетел в Америку, куда давно перебрался к своим родственникам твой брат, Иван Зеклос. Вот и вся история, которая известна мне, но вот видео с вашей свадьбы при жизни ты не предлагал посмотреть, а после смерти почему-то решил поделиться этим кусочком своего прошлого со мной, твоя женщина умерла ранним утром, шагнула с высоты, в новогоднюю ночь, с тридцать первого декабря на первое января, ровно через десять лет после ее трагической гибели в тот же самый день ушел ты сам, вероятно, ты скучал по ней, тебе не хватало твоей первой жены, видимо, ты тосковал по стройной элегантной брюнетке с льдисто-голубыми глазами. Нет, ты не думай, я не обижаюсь на тебя ни капли, любимый, и нисколько не ревную, каждый человек имеет право на память о тех, кто был ему дорог при жизни, я по-прежнему тебя люблю, родной мой, безумно люблю, как и десять лет назад, мои чувства к тебе не угасли и не ослабели, этот огонь, он все так же полыхает в моем сердце, огонь любви, огонь душевной боли от ее утраты, и потухнет это пламя лишь с последним ударом моего сердца. «Новый Год – грустный праздник», говорил ты, так было для тебя, мой дорогой, и для меня стало так же после твоей смерти, теперь мы отмечаем лишь именины Алисы, наша дочь ведь не виновата в нашем ныне общем негативном травматичном жизненном опыте, это не должно ее касаться, мой же собственный день рождения превратился для меня в самый обычный будний день, без тебя вся моя жизнь стала обычной, тусклой, серой и унылой, ибо погасло мое солнце, покинул меня господин души моей. «Откуда ты так хорошо знаешь английский?», как-то спросила я, а ты рассказал, что год проучился в педагогическом на преподавателя того самого английского языка, но в конце учебного года, чтобы сдать некоторые экзамены, нужно было просто и банально заплатить за положительную или хотя бы удовлетворительную оценку по предмету, а у твоей семьи не имелось необходимой суммы, потому тебя отчислили, и ты отправился в армию на два года, так и не став в итоге учителем английского, а то сохли бы по тебе все старшеклассницы поголовно, любимый. Я никогда не смогу стереть из своей памяти страшную картинку, ты мертвый сидишь в кресле с открытыми глазами, а по твоей щеке и шее вниз стекает струйка алой крови, пропитывая воротничок черной рубашки, но тем не менее именно кабинет после твоей кончины стал для меня самым любимым местом во всем доме, здесь прошли последние минуты твоей жизни, эти стены впитали твои мысли, твои чувства, твой невидимый призрак, если и навещает особняк, наверное, наведывается сюда. Люблю сидеть в темноте и тишине в твоем кабинете в удобном кресле, обтянутом дорогой черной кожей, и разговаривать с тобой обо всем подряд, родной мой, может это и глупо, но я верю, что ты меня слышишь, а если очень хорошо прислушаться, то я даже слышу твой тихий бархатный голос с легким русским акцентом, ты отвечаешь мне, хотя, возможно, это просто моя разыгравшаяся фантазия, неважно, хоть ты и умер, для меня ты всегда жив, мой дорогой, жив в моем сердце, ты всегда рядом со мной, просто я тебя не вижу, не могу прикоснуться, вот и все. На стол я поставила твою фотографию, любимый, нет, ни в черной траурной рамке с шелковой лентой аналогичного цвета на ее уголке, а в серебристой из светлого металла, ведь для меня, повторюсь, ты жив, за все шесть лет совместной жизни в нашем семейном фотоархиве от силы набралось штук десять твоих фото, поскольку ты не любил фотографироваться, зато просто обожал щелкать меня и, конечно же, Алису, наших фоток просто тьма-тьмущая, на них и я, и наша дочь улыбаемся, там мы счастливы, а после твоего ухода я практически перестала делать свои фотографии, лишь дочкины, нашей красавицы. Я переехала жить к тебе через месяц после нашего знакомства, уже позже ты поделился со мной, что для тебя это был достаточно продолжительный срок, поскольку ты привык съезжаться с женщиной, которая тебе нравится и испытывает ответные чувства, через неделю, максимум две, общения, но ты понимал, что для меня это слишком быстро, ты вообще понимал меня лучше всех людей, вместе взятых, родной мой, порой даже лучше меня самой, ты стал для меня человеком судьбы, им и останешься до конца моих дней. В доме и во дворе все осталось таким же, как при твоей жизни, любимый, я не хочу ничего менять, да, я хватаюсь за прошлое, да, я живу прошлым, но в этом прошлом я была по-настоящему счастлива, так что имею право, не вам судить, мое настоящее – это наша дочь Алиса, никакого другого настоящего для меня нет и не будет, а уж речи о том, чтобы найти другого мужчину, и быть не может, ибо не существует для меня иных мужчин, кроме тебя, родной мой, все они просто люди и не более. Зато сколько чужих дворов и двориков я облагородила, сколько разных проектов создала, да, я теперь занимаюсь ландшафтным дизайном профессионально, это моя работа, и, кстати, являюсь довольно востребованным специалистом в этой области, ко мне обращаются самые разные люди, обычно владельцы загородных домов, так мое хобби превратилось в профессию, приносящую весьма неплохой доход. Однако я делаю это вовсе не ради денег, их у меня предостаточно, ты оставил нам с дочерью более, чем необходимо, любимый, большая двухуровневая квартира в центре Нью-Йорка с множеством комнат, двухэтажный особняк за городом, две Ауди, купленные тобой в последний год жизни, черную себе и белоснежную для меня, внушительные счета в банках, Алиса вырастет и всегда будет жить в достатке, ей никогда не придется бедствовать и работать официанткой в дешевой забегаловке, как когда-то приходилось мне, она сможет закончить хороший колледж, выбрать ту профессию, какая ей придется по душе. Я занимаюсь дизайном ландшафтов, чтобы хотя бы на время отвлечься от мрачных мыслей, и это помогает, пусть и частично, по крайней мере, вниз с крыши я еще не шагнула, и это радует, такая антистрессовая терапия, разработанная мной для себя же, я люблю свою работу, а клиентам нравится результат, они говорят, что у меня очень тонкий художественный вкус,. Знали бы эти милейшие люди, что обладательница этого самого «тонкого художественного вкуса» до восемнадцати лет прожила в детском доме, где никто и не думал его прививать, там подавляющему большинству работников плевать на воспитанников приюта с высокой колокольни, удивились бы, но они не знают, и не надо им знать. Очень часто ты слушал в машине одну и ту же песню на русском, записанную на флешке многократно, теперь я знаю, откуда пошла твоя такая любовь к этой конкретной композиции в женском исполнении, любимый, именно под эту красивую музыку, под эти трогательные слова ты танцевал со своей первой женой на вашей свадьбе, вероятно, эта мелодия навевала тебе приятные воспоминания о счастливом моменте судьбы. Еще при твоей жизни я ходила на курсы русского языка, мне хотелось быть как можно ближе к тебе абсолютно во всех аспектах, вечером, когда я делилась с тобой своими успехами в познании твоего безумно сложного родного языка, ты порой по-доброму смеялся над моим неправильным произношением слов и ударениями в них и говорил, как будет верно, а вообще ты смеялся крайне редко, все эти моменты можно пересчитать по пальцам, но я помню твой негромкий мягкий смех, этот дивный звук остался музыкой в моей душе, лег нотами на полотно памяти. Безусловно, самая большая заслуга в моем хорошем русском принадлежит тебе, мой дорогой, а вовсе не преподавателю, ведь нет ничего ценнее практики, то есть разговора на изучаемом языке, а слова твоей излюбленной песни я до сих пор помню наизусть, как-то так вышло само собой, они отпечатались в моем сознании черными угольными буквами на белоснежном холсте воспоминаний, красивые слова, стройные рифмы, переплетающиеся с волшебной чарующей мелодией самой любви. Прерванная жизнь, откровенья лет, Сколько я ждала, а тебя всё нет. Все мои стихи брошены в камин, Кто-то мне сказал то, что ты один. Ветер бесследно унес в пустоту... Но сердце твое сжигает рассвет, Меня уже нет, тебя уже нет, тебя со мной нет. Но сердце мое, сгорая, молчит, Что было прошло, уже не болит. Совсем не болит. Звезды в небесах связаны дождями, Я писала зря историю про нас. И в твоих глазах встречу полосами, Кто тебе сказал, я одна сейчас. Ветер бесследно унес в пустоту... Но сердце твое сжигает рассвет, Меня уже нет, тебя уже нет, тебя со мной нет. Но сердце мое, сгорая, молчит, Что было прошло, уже не болит. Совсем не болит. Я ничего не знала, я гнала мысли прочь, Я тебя не ласкала, это ласкала ночь. Я и не понимала, это было давно, Я тебя не целовала, тебя целовало вино. Просто тебя разгадала, по твоим грустным глазам, Я тебя не теряла, ты потерялся сам. Но сердце твое сжигает рассвет, Меня уже нет, тебя уже нет, тебя со мной нет. Но сердце мое, сгорая, молчит, Что было прошло, уже не болит. Совсем не болит. Совсем не болит. Совсем не болит. Но сердце мое, сгорая, молчит. Меня уже нет, тебя уже нет. Ты потерялся сам. Любовь…** Да, твоя жизнь прервалась, любимый, сердце остановилось, но я никогда тебя не забуду, слышишь, никогда, буду помнить до своего последнего вздоха, ибо наша встреча стала для меня откровением, самым лучшим и самым важным, что произошло в моей судьбе, мне больше нет смысла тебя ждать, родной мой, ведь ты уже не вернешься ко мне никогда, но мое любящее сердце все так же продолжает тебя ждать, для него ничего не изменилось, стихи о нас сгорели в огне былого, однако они продолжают звучать в моей душе, я не знаю, один ты там или со своими близкими, а вот я одна, совершено одна, мой дорогой. Ветер отчаяния бесследно унес тебя в пустоту, он забрал тебя у меня, лишил меня любимого мужчины, а нашу дочь любящего заботливого отца, что это был за ветер, ветер перемен, если это так, то перемены эти оказались совсем безрадостными, чуть не убившими меня, но я выжила и буду жить ради Алисы, я ни за что не оставлю нашу девочку одну, я всегда буду с ней рядом. Твое сердце сгорело на рассвете, мой дорогой, и в то же раннее январское утро сгорело и мое сердце, обратилось в прах, душа умерла, я осталась без своей души, она ушла вместе с тобой, так что же тогда так сильно болит в груди, что причиняет мне такую смертную муку, это тлеющие угли моего сгоревшего сердца, лежащие в море серого пепла, укрывшего кладбище разбитых надежд и похороненных мечт в моей мертвой душе. Считается, что звезды – это глаза наших близких, покинувших этот грешный мир, а значит, твои задумчивые темно-карие очи цвета горького кофе, твоего любимого напитка, взирают на меня с небес, наша история завершилась для всех кроме меня, для меня ее конец наступит лишь в момент моей смерти, и мне очень хочется надеяться, что там, на другой стороне, мы встретимся вновь, я буду ждать эту встречу с нетерпением, холодные дожди смоют мои соленые слезы, и я буду улыбаться нашей дочери, нашей красивой девочке. Если ко мне приходят мысли о самоубийстве, я гоню их прочь, ведь я нужна Алисе, я не имею права оставлять ее одну, я просто прикрываю глаза и вспоминаю наши ночи, твои искусные ласки, поднимающие меня до небес, твои долгие тягучие поцелуи, посылающие мурашки по разгоряченной коже, твой ласковый тихий шепот и мое имя, слетающее с твоих уст, «Роза, Роза, Роза…». При рождении меня назвали Розмари и дали фамилию матери Хэзевей, даже интересно, кто это так изгалился, придумав никому не нужной девочке-сиротке такое громкое претензионное звучное имя, название ярко-малинового драгоценного камня, словно в насмешку, все всегда обращались ко мне не иначе как Роуз, я и сама называла себя так, это казалось мне более приемлемым что ли, а ты дал мне имя Роза, название роскошного царственного цветка с нежнейшими бутонами и острыми шипами, и я полюбила это имя всей душой, так что уже много лет меня зовут именно Роза. Иногда мне кажется, мы были вместе так давно, словно со дня твоей смерти, родной мой, прошла уже целая жизнь, не меньше, хотя мне всего лишь тридцать пять, а может уже тридцать пять, не знаю, как будет вернее, ты был таким хорошим, просто идеальным, вообще не употреблял спиртного, ни крепкого алкоголя, типа водки, виски или коньяка, ни легкого, подобного вину или шампанскому, ты говорил, выпивка не приносит тебе ни расслабления, ни спокойствия, не приносит вообще ничего, кроме головной боли на утро. Ты не курил, вел здоровый образ жизни, правильно питался, занимался спортом, бегал по утрам, пока я нежилась в теплой кроватке, ты мог бы еще жить и жить, а ушел в сорок пять лет, хотя выглядел гораздо моложе, около сорока, не старше, ты был таким красивым мужчиной, нравился многим женщинам, и я это чувствовала, но ты не мучил меня, не заигрывал с ними, не флиртовал, спасибо тебе за это, мой дорогой. В глубине твоих внимательных темных глаз жила печаль, и это не мудрено, ты потерял первую жену и вашего не рожденного ребенка, сложно этому возрадоваться, каким-то неведомым образом я понимала тебя без слов, любимый, слова, временами они были нам просто не нужны, я не стану утверждать, что разгадала твою грустную душу, по крайней мере, я к этому приблизилась, а для меня это уже бесконечно много, я тебя не теряла, мой дорогой, ты потерялся сам. «Ты просто мне понравилась», сказал ты в день нашего знакомства, и как же хорошо, что я тебе просто понравилась, любимый, в этот миг Господь улыбнулся мне прямо в лицо, ты любил меня, я знаю, любил, хоть и редко об этом говорил вслух, ты целовал меня в лоб и прикрытые веки, ты называл меня своей красивой девочкой и носил на руках, а я заливалась радостным счастливым смехом, после твоей гибели я совсем разучилась смеяться, вот просто не получается, и все тут, видать, утратила я это умение с концами. Алисе уже пятнадцать, из симпатичной девчушки она превратилась в красивую молодую девушку с длинными темно-каштановыми волосами и кофейными глазами, твоими глазами, любимый, визуально наша дочь безумно похожа на меня, да, что я тебе рассказываю, ты и сам все знаешь, но мне просто хочется с тобой поделиться, и наше сходство не ограничивается внешностью, внутри Алиса такая же правильная, как и я, у нее нет желания пьянствовать и раздвигать ноги перед кем попало, я горжусь нашей дочкой каждый день, знаю, и ты гордишься. В приюте меня никто особо не воспитывал и ничего в меня не вкладывал, видимо, не считали нужным, Бог им судья, я росла сама по себе, как сорная трава, до какой нет дела прохожим, но выросла не распущенной, а на удивление правильной, меня совершенно не тянуло на эксперименты с алкоголем, к примеру, среди своих сверстниц, пьющих и трахающихся то с одним, то с другим, то с третьим, я была белой вороной, изгоем, не такой, как все, со мной не дружили, не общались, придумывали разные обидные прозвища из-за дефекта связок, но я пережила все это, пережила и встретила тебя, любимый, человека, осветившего мою жизнь. Ты считал, что эта правильность идет из моей души, возможно, так оно и есть, не буду спорить, тебе однозначно виднее, родной мой, и я рада, что в этом Алиса похожа на меня, она очень хорошая девочка, правда, при этом совершенно здоровая, наша дочь родилась без дефекта связок, я благодарна за это небесам, в будущем у нее не будет ограничений с выбором профессии, она сможет жить той жизнью, какой захочет, а я ей во всем помогу. Не смотря на все невзгоды в моей судьбе, я однозначно считаю себя счастливой женщиной, ведь меня полюбил самый лучший мужчина на всей земле, полюбил и назвал своей, не обращая ни малейшего внимания на мой врожденный дефект, он подарил мне ребенка, нашу доченьку, подарил мне безбедную красивую жизнь, исполнил мечту девочки с розовыми волосами. Помните, я говорила, что за исполнение любой мечты есть своя цена, девочка с розовыми волосами, работающая в занюханной забегаловке на окраине Нью-Йорка и живущая в нищете, тайком мечтала жить красивой жизнью с обложки журнала, хоть и не верила, что это в принципе для нее возможно, ее мечта исполнилась в полной мере, и даже больше. Моя гардеробная полна дорогими дизайнерскими шмотками и вполне может соперничать в ассортименте со средним магазинчиком, моя шкатулка сверкает роскошными ювелирными украшениями с самоцветами, я – хозяйка шикарной двухуровневой квартиры в центре города и огромного особняка за городом, я – популярный ландшафтный дизайнер, у меня нет отбоя от клиентов, меня возит личный водитель, и он же охранник в одном лице, у меня нет ни в чем нужды. Когда-то я мечтала иметь ухоженные руки с длинными ногтями и идеальным маникюром, уже много лет мои руки именно такие, холеные тонкие пальцы с длинными коготками, обычно покрытыми нейтральным бежевым цветом, не люблю разноцветье, мои темные густые волосы блестящим шелковым водопадом спускаются до поясницы, мой мужчина обожал накручивать на пальцы мои упругие пряди, вдыхать их запах и отпускать, при правильном уходе хорошими натуральными органическими шампунями и бальзамами без силиконов, парабенов и прочей химической гадости в составе моя шевелюра за несколько лет достигла прежней длины и даже стала еще роскошнее. Все, что у меня есть сейчас, я имею благодаря своему любимому мужчине, своему мужу, у нас не было веселой пышной свадьбы с большим скоплением народа, Дмитрий не захотел, мы расписались вдвоем, отцу нашей замечательной доченьки Алисы, вот только самого близкого и родного человека на всем белом свете рядом со мной нет уже долгих десять лет, я одна, свои дни и ночи я проживаю в одиночестве, незаживающая кровоточащая рана в душе и тотальное одиночество в жизни стали моей ценой за исполнение мечты о красивой жизни. Не будь Алисы, я бы давно бросила всю эту красивую жизнь и шагнула в окно следом за моим любимейшим человеком, чтобы воссоединиться с ним в вечности и более не страдать от вынужденной разлуки, не гореть в огне душевной боли, не распадаться на части в этом адском пламени, не мечтайте об одной лишь красивой жизни, девочки, мечтайте в первую очередь о любви, о любви взаимной, а то любовь уйдет, а останется одна лишь красивая жизнь с не проходящей болью в сердце, у вселенной скверное чувство юмора, проверено на себе. - Мне пора уходить, Дмитрий, но через месяц я приду к тебе вновь, ты же знаешь, - прошептала я, присаживаясь на корточки около запорошенной снегом могилы господина моей плачущей души и кладя руки в черных перчатках из дорогой натуральной кожи на холодную замерзшую землю, в очередной раз прощаясь, я помню, как мои миниатюрные кисти лежали в твоих больших горячих ладонях, знаю, помнишь и ты. Считается, что душа человека непременно приходит на землю на девять дней, сорок дней, год, три года и десять лет, сегодня минула ровно декада жизни со дня твоей смерти, любимый, наверное, в эти минуты ты стоишь рядом и взираешь на меня с легкой полуулыбкой, как раньше, а может быть, ты сейчас в нашем доме, в спальне своей дочери, смотришь на мирно спящую Алису, в четыре утра веселую и уставшую вернувшуюся с празднования Нового Года с подругами и друзьями, я не знаю, где ты, но сердцем чувствую, ты где-то рядом, недалеко, просто не можешь протянуть руку и прикоснуться, или это я не чувствую твоих касаний. Поднявшись на ноги, я стряхнула снег с рук и с длинной соболиной шубы в пол, смахнула непрошеные слезы и, последний раз взглянув на своего любимого человека на черном мраморе высокого надгробия, вышла из оградки и направилась к машине, петляя между другими могилами по уснувшему зимним сном погосту, где в половине девятого утра не было ни души, ну а кто пойдет на кладбище ранним утром первого января, правильно, только я, больше некому. Кевин, мой личный водитель и охранник в одном лице, бесшумной тенью следовавший за мной, открыл мне заднюю дверцу машины, и я забралась в теплый уютный салон черной Ауди с тонированными стеклами, обогреваемый работающей печкой, той самой, на которой ездил ты, родной мой, здесь осталась твоя энергетика, частичка твоей души, и я не променяю этот автомобиль ни на какой другой. - Куда? – кратко спросил водитель, поворачивая ключ зажигания и мягко надавливая на педаль газа, машина пришла в движение, а я расстегнула шубу и скинула ее с плеч, потеть в теплом салоне я не собираюсь, я чувствовала, что нравлюсь мужчине именно как женщина, привлекательна для него, вот только он мне не нравился, вот такая накладка, ибо не существует для меня мужчин помимо отца Алисы, все они просто люди и не более. - Домой, Кевин, домой… - выдохнула я, прикрывая глаза, эту ночь я не спала, всю ночь, до самого утра, я просидела в кабинете моего любимого человека без света, в приятных сумерках, глядя на его фотографию, разговаривая с ним, делясь своими мыслями, планами на будущее и слушая ответы Дмитрия между строк, а в семь часов собралась и поехала к нему в гости, на кладбище, где я бываю каждый месяц первого числа, какой бы ни была погода за окном, хоть солнце, хоть проливной дождь, хоть сам ураган, мне все равно. Приеду домой, скину с себя одежду и улягусь в приятно горячую ванну с пышной, белоснежной, ароматной пеной на поверхности воды, полежу, подремлю, погреюсь, а после помастурбирую, поглажу подушечками пальцев свою гладкую писю, неспешными круговыми движениями стимулируя клитор и тяжело дыша от накатывающего волнами сладчайшего блаженства, потрахаю себя пальчиками во влагалище, а может быть и фаллоимитатором, и такая штука у меня имеется, до наступления оргазма, сопровождающегося дрожью всего тела и глубочайшим расслаблением после пережитого сильнейшего наслаждения. Женщине полезно заниматься сексом, во-первых, разрядка сопровождается мощнейшим выбросом эндорфинов, гормонов удовольствия, нужных нашему телу, а во-вторых, в момент вагинального контакта мышцы влагалища работают, это своеобразная гимнастика для интимной зоны, позволяющая мышцам вагины оставаться упругими и эластичными, а это основа женского здоровья, а поскольку мне заниматься сексом уже десять лет как не с кем, приходится ограничиваться самоудовлетворением, но у меня и мысли не возникало, чтобы найти нового партнера, для меня это просто невозможно, и все тут. Неожиданно вспомнилось, как буквально неделю назад в центре города я видела на улице Сьюзен, мою бывшую коллегу по зачуханной закусочной в жопе мира, уж простите за выражение, но именно там она и находится, сто лет не была в том районе и еще столько же не собираюсь, так вот женщина прошла мимо и даже не узнала меня, что совсем неудивительно, от девочки с розовыми волосами во мне не осталось ничего, а не только розовых волос, а если что-то и осталось, то очень глубоко внутри, и об этом никому знать не нужно. Я же узнала Сьюзен мгновенно, крашеная блондинка с волосами чуть ниже плеч осталась прежней, просто стала старше, а в уголках ее серых глаз появились морщинки, судя по прошедшему времени, сыновья женщины уже закончили школу, как же быстро летят годы, но я тоже не остановилась и не окликнула ее, а зачем, о чем нам говорить, не о чем, мы живем в двух разных, безумно далеких, не пересекающихся мирах, к чему приведет наша беседа, к новой порции зависти завистливой болтливой Сьюзен, мне оно надо. На днях нужно будет заехать в гости к брату моего любимого мужчины и вручить заранее приготовленные подарки его большой дружной семье, да, я до сих пор общаюсь с Иваном и Анабель, этими прекрасными людьми, старшие дочери пары уже вышли замуж и родили своих детей, а вот с их младшим сыном Константином, на два года старше моей дочери, замечательно нашла общий язык Алиса, моя красавица. Кто знает, возможно, лет через пять именно этот высокий светловолосый молодой человек, очень похожий внешне на своего отца, станет моим зятем, что же я не против, Константин – хороший парень, добрый, не агрессивный, не жестокий, буду молодой красивой бабушкой, буду гулять со своим внуком или внучкой, у меня появится еще одно позитивное занятие в жизни. Открыв глаза, через лобовое стекло я посмотрела на низкое серое небо, затянутое тяжелыми снеговыми облаками, уже так давно в Нью-Йорке нет солнышка, что я даже успела по нему соскучиться, а может, слетать с Алисой отдохнуть на пару недель, как раз на время ее зимних каникул, моя дочь учится в хорошей частной школе в городе, куда-нибудь на острова, на Мальдивы к примеру, поплавать в голубом море, поваляться на белоснежном чистом песочке, наблюдая за колышущимися огромными раскидистыми листьями высоченных пальм от легкого морского бриза, как думаешь, любимый, это хорошая идея. Вот и я так считаю, решено, так и сделаем, уверена дочке понравится это предложение, она просто обожает путешествовать, бывать в разных странах и городах мира, благо у нас есть такая возможность, вернемся красивыми, загорелыми, с массой новых впечатлений, жизнь Алисы в корне отличается от моей в ее возрасте, и это прекрасно, я не хочу, чтобы мой ребенок пережил и каплю того, что пришлось вынести мне в детстве и юности в приюте, и я этого никогда не допущу. Я так тоскую по тебе, мой дорогой, и девочка с розовыми волосами, все еще живущая где-то очень глубоко внутри меня, моя детская часть, тоже безумно скучает по тебе, любимый, по твоим карим глазам, по твоему мягкому низкому бархатному голосу с легким русским акцентом, по твоим ласковым рукам, по твоим бережным таким надежным объятиям, закрывающим от всего зла в этой жизни, по твоему теплу, по твоему вниманию, по твоей любви. Больше я не стану задаваться бессмысленным вопросом, почему ты поступил так, как поступил, убил себя, застрелился, добровольно покинул этот мир, я принимаю твой выбор, Дмитрий, я признаю твое право на смерть. Но сердце мое, сгорая, молчит. Меня уже нет, тебя уже нет. Ты потерялся сам. Любовь…