Проклятые души

Эта битва — не на жизнь, а на смерть! Либо ты, либо я! Да рассудят нас умершие души! И я со всего размаху ударил косой. Но промахнулся. Она смогла увернуться. Пришлось повторить удар, но на этот раз моя жертва, поняв, что я сильнее, начала энергично убегать. И я стал её преследовать. Конечно, насчёт жизни и смерти я пошутил. Всего-то и надо, и что уничтожить сбежавшую душу, то есть миазму. Тут и речи о жизни быть не может, они перед охотниками беззащитны, так что всегда спасаются бегством. Ну, а нам остаётся лишь преследовать. Но вот если мы их вовремя не поймаем, то примерно через две недели они превращаются в паразита — это уже посложнее. Они могут оказывать сопротивление. Но, как ни крути, охотнику паразит не ровня. Просто с ним мороки побольше, вот и всё. А потом, если мы и паразита упустим, то он со временем прокачивается, питаясь негативными эмоциями, и завершает свою эволюцию, становясь призраком. Вот это уже проблема. Призрак может обладать какими-то способностями, которые могут служить его оружием, и самое главное — призрак чувствует эмоции и настроения, таким образом он может манипулировать нашими действиями во время сражения. Это крайне неудобно и противно, и представляет настоящую угрозу жизни охотника. С помощью этой же силы призраки манипулируют людьми, пробуждая в их сердцах отрицательные эмоции и заставляя совершать их безумные поступки, наподобие суицида. Можно сказать, что паразиты поглощают негатив и за счёт этого растут, а призраки заставляют эти эмоции проснуться и размножиться и, когда они достигают своего предела, призраки сжирают их, а люди умирают при этом или начинают болеть. Согласитесь, мало приятного. И вот сейчас я преследую одну такую миазму. Если попытаться описать её, то я бы сказал, что это комочек жёлтой полупрозрачной слизи (хотя миазмы бывают и других цветов), похожий на амёбу. В её теле плавает несколько малиновых и зелёных ядер. А передвигается миазма прыжками, но при остановках прилипает к тому месту, на которое приземлилась. В общем, неприятная эта штука, неприятная. Миазма перепрыгнула высокий, с острыми наконечниками на концах, стальной забор. Я, подпрыгнув, быстро перескочил его и хотел уже уничтожить эту заразу, но она убежала куда-то в глубь сада. Я рванул за ней. Она подпрыгнула, перелетев зелёные кусты и приземлившись за ними. Это мой шанс! Не перепрыгивая кусты, я подбежал к ним вплотную, замахнулся и… И грохнулся. Оказалось, что рядом с кустиком, точнее, под ним есть такой маленький незаметный бордюр, и я как раз споткнулся об него. Ну что за везение! Просто супер! Споткнувшись о бордюр, я перелетел кусты и неуклюже приземлился на аккуратно подстриженную лужайку. Миазма, конечно, уже рванула дальше. «Что за чушь здесь творится?!» — услышал я чьи-то мысли. Я медленно встал, взял в руки упавшую косу и осмотрелся. Я находился на краю лужайки. Позади меня были те самые злополучные кустики, а спереди красовались молодые деревья. В общем, всё вокруг зеленело. Лишь одна серая стена выбивалась из этого. Старое, с облупившейся местами краской, здание возвышалось сбоку от меня. Это была местная больница. Всё окна были плотно закрыты, кроме одного, находящегося на втором этаже. Из него на меня выглядывала женщина в синем поношенном халатике. Её каштановые волосы были собранные в довольно жиденький хвост. Она смотрела на меня пустыми светло-карими глазами, но где-то глубоко, за этой пустотой её глаз, всё же читались мечты и желания. Весь её вид выражал наивысшую степень усталости, казалось, сама жизнь ей осточертела. Она курила сигарету и дышала свежим воздухом, отдыхая и расслабляясь, до тех пор, пока не увидела меня. Её лицо показалось мне смутно знакомым. Сказать, что женщина удивилась, — это ничего не сказать. Она, вынув сигарету изо рта и крепко зажав её между указательным и средним пальцами правой руки, пялилась на меня, так и не закрыв рта. В принципе, мне понятна её реакция. Попробуй не удивиться, когда увидишь какого-то странного парня, бегающего с косой за не менее странным и прыгающим, как попрыгунчик, сгустком слизи! Комедия, да и только! Женщина смотрела на меня, я — на неё. Но, заметив краем глаза движение миазмы по стволу дерева, я резко выбросил туда, как какой-то метательный ножик, свою косу. Она попала точно в цель, пронзая миазму насквозь. Немного подёргавшись и издав шипящий звук, моя жертва задымилась и рассыпалась в серую пыль, больше похожую на пепел. Подойдя к дереву, я стал вытаскивать косу, которая застряла в его стволе. Коса хорошо туда залетела, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выдернуть её. А когда я наконец-то сделал это, то не удержал равновесие и ещё раз грохнулся. Нет! Всё! Этот день официально признан днём «гроханья»! Зашибись! Поднявшись, я посмотрел на женщину, всё ещё не сводящую с меня глаз. И только сейчас я узнал её. Это была Мария Александровна, преподаватель математики старшей школы, в которой обучается Йо-тян! Ага, так вот почему она мне показалась знакомой… Я дружелюбно махнул ей рукой и убрал косу. В ответ, она тоже робким движением руки поприветствовала меня. Приблизившись к стене, я подпрыгнул и, оттолкнувшись от сильно выпирающей оконной рамы, запрыгнул к ней в комнату через окно. Хорошо, что она вовремя отпрянула от него, иначе бы мы врезались лбами друг в друга. Но да ладно. Очутившись в её комнате, я аккуратно сел на подоконник и, слушая трепещущий звон её колокольчика, сказал: — Здрасте. — Здравствуй… — растерянно ответила она, — «Что ты? Я сошла с ума? Человек не может запрыгнуть на второй этаж…» — Позвольте разъяснить ситуацию, — начал я, привлекая её внимание к моим словам, — я Охотник за душами. Женщина хотела было открыть рот, спросив «охотник за душами?», но я, не дав ей этого сделать, продолжил всё таким же безразлично-скучающим тоном: — Это сродни мрачным жнецам или богам смерти. Мария Александровна лишь пораженно кивнула, а я продолжил: — Ответьте на мои вопросы, — и я достал Книгу. Пролистав несколько страниц, я нашел чистую. Наведя её на женщину, я подождал, пока там не пропечатаются буквы и слова. Потом я непосредственно начал допрос: — Вы Мария Александровна Губер? — Д-да, — послышался глухой ответ. — Возраст — пятьдесят шесть лет? — Да. — Отлично, — изрёк я, подведя итог, — итак, должен оповестить Вас, что примерно через полчаса я вернусь и заберу Вашу душу. А пока что прощайте и постарайтесь прожить оставшееся так, как хочется, — и я, развернувшись, спрыгнул обратно на землю и скрылся за деревьями. *** Пожалуй, пора бы уже отправить за звоном колокольчика, а то так ненароком ещё одной душе удастся сбежать, а мне этого не надо. И я поспешно последовал в реанимационное отделение этой же больницы. *** Передо мной на больничной койке лежал древний дедушка. Его волосы уже давно поседели, а кожа сморщилась. Он был без чувств. Множество трубочек и капельниц были прикреплены к нему. Его сухие тонкие старческие руки неподвижно лежали поверх тонкой простынки, которой он был покрыт вместо одеяла. Что ж, приступим. Пора. Осторожно взмахнув рукой, я заставил появиться косу. Дедушка ещё был жив, но я слышал, что сейчас с бешеной скоростью истекают его последние секунды. Однако, он прожил долгую и хорошую жизнь. Ему было восемьдесят шесть. Две прекрасные дочери успели к этому времени выйти замуж и родить ему двух внучек и одного внука. Внуку было девять лет, а внучкам — три и пять. Его уважали соседи и молодёжь. Он был прилежным гражданином, и, в конце концов, дедушка прожил свою жизнь по совести, ему не о чем жалеть. Разве не прекрасно? Пожалуй, время пришло. Звон оборвался. Прибор, подключенный к лежащему на постели, отчаянно зашумел высоким и монотонным звуком, оповещая всех, что сердце дедушки перестало биться. Из груди человека вылетела небольшая куколка. Я обрезал красную нить. Схватил куклу и выпрыгнул в окно - в общем, всё как обычно. Очутившись снаружи здания, я поплелся в обратном направлении, к Марии Александровне. В руке всё ещё была куколка дедушки. Почему-то мне её не хотелось разрывать, настолько прекрасны были его воспоминания вкупе с эмоциями. Однако, исчезновение неизбежно. Как только прошло три минуты, кукла в мгновение ока рассыпалась в разноцветный порошок в моих руках. Я остановился. Сжал кулак, попытавшись удержать в руке остатки куклы, но как бы сильно я не сжимал его, разноцветная пыль всё утекала и утекала сквозь мои пальцы песком. Наконец, я резко отдёрнул руку назад, раскрывая ладонь и окрашивая воздух позади себя множеством непостижимых цветов. Как же глупо пытаться сохранить то, что, по своему определению, должно исчезнуть! Глупо. Глупо искать выход, откуда выхода нет. Глупо надеяться на то, чего быть не может. И не менее глупо привязываться к людям, которые по дуновению ветерка исчезают, оставляя лишь разноцветную пыль за собой… Но, как ни странно, я продолжаю делать всё это, хотя и знаю, что сам буду страдать от этого. Не глупо ли? Я медленно пошел дальше, на звон уже почти достигшего своего предела колокольчика учительницы математики. *** — Здрасьте, здрасьте, — чуть ли не пропел я, запрыгнув в больничную палату к Марии Александровне. Она лежала на кровати, свернувшись комочком и с головой укрывшись одеялом, и не издавала ни звука. Лишь мысли «я не хочу умирать, я не хочу умирать, я не хочу умирать…» летали по комнате, в которой немного чувствовался запах табачного дыма. — Эх, Мария Александровна, — сказал я, приближаясь к кровати, — в больнице курить запрещено… Когда я подошёл в плотную к кровати, «кочка» под одеялом зашевелилась. Я, заинтересованный тем, что же она делает, слегка наклонился. И в этот самый момент женщина выпрыгнула из-под одеяла и всадила мне кухонный нож прямо в живот. Честно признаться, я такого не ожидал. Я был немного потрясён. На секунду моя голова закружилась, я чуть не потерял равновесие и в его поиске сделал несколько шагов назад. Однако, вскоре моё зрение вернулось. И что же я увидел? А увидел я стоявшую передо мной женщину, которая совершенно не хотела умирать, которая яростно боролась за право существования на этой земле; женщину, которая настолько отчаялась, что, приобретя потерянные надежды, попыталась убить меня — Охотника за душами, предвестника смерти. Да, ей определённо было за что бороться. У Марии Александровны был взрослый сын, находившийся сейчас в дальнем плавании (он моряк). У него была девушка, и дело шло уже к скорой свадьбе, а там, глядишь, и учительница математики стала бы бабушкой и ушла бы с работы, посвятив всю свою оставшуюся жизнь внукам. Женщина так и не проверила несколько самостоятельных работ и не объяснила приготовленную для следующего урока тему. Она ещё не дала возможность исправить двойки своим ученикам, хотя это было у неё в планах. Да и в конце концов, если уж умирать, то в окружении близких! Она хотела умереть, напоследок увидев лицо своего сына, услышав его голос и заветное «только не умирай!.. Я люблю тебя, мама…». Но ничего этого уже не будет. Ох, сколько же она не успела сделать! Сколького не дождалась! Но, увы, время не остановить. Сейчас она лишь яростно смотрела на меня, желая разорвать на кусочки. Почему же, Вы, люди, думаете, Что мы забираем Ваши жизни… Нет. Была бы моя воля, я бы сохранил Ваше существование, не заставлял бы Вас умирать и страдать и мучить тех, кого Вы покинете. Нет. Я определённо этого бы не сделал. Но от меня ничего не зависит, и мне остаётся лишь молча наблюдать за конечным актом этой грустной постановки под названием «жизнь». — Не подходи! — воскликнула учительница, — Не подходи! — Ох, — я быстрым движением выдернул из себя нож, всаженный мне прямо в живот, и начал медленно приближаться к ней, — я же не убью Вас. Всего лишь подожду, пока Вы умрёте, и разрежу нить жизни. Ничего личного, — подойдя к ней совсем близко, я вручил в её трясущиеся от ужаса руки окровавленный нож, — просто работа. Её лицо побледнело. Побледнело до неприличия. Окаменевшими губами она прошептала: — Но я… Я не хочу умирать!.. — Никто не хочет, — я иронично улыбнулся, — однако, все умирают. Женщина безумно взглянула на меня. Услышав её мысли, её внутреннюю борьбу самой с собой, я изрёк: — Ну, что же Вы стоите? Убейте меня. Она перевела отчаянный взгляд с меня на нож, потом — снова на меня. Ещё раз повторив всё это действо, Мария Александровна, наконец, решилась и набросилась на меня. С криком «умри, мразь!» она всадила нож в моё плечо. Было больно. Вы не подумайте, я совсем не мазохист и я не люблю испытывать боль. Однако, если имею возможность (а она в большинстве случаев есть), то я предупреждаю людей за пятнадцать минут до смерти о том, что они скоро умрут. Иногда, они чуть ли не благодарны мне за это, а иногда и в большинстве случаев… Происходит то, что и сейчас происходит. Меня пытаются убить. Но ведь и сейчас я даю надежду человеку в то, что судьбу всё ещё можно изменить, надежду, хоть и ложную, но надежду. Это ведь неплохо, верно - умирать с мыслью, что у тебя был шанс?.. Звон резко оборвался. Мария Александровна, схватившись за сердце, медленно опустилась на пол и больше так и не поднялась. Наверное, инфаркт. Нож так и остался торчать во мне. Выдернув его, я положил это орудие на стол, точнее, на прикроватную тумбочку. Тем временем миниатюрная и крайне аккуратная куколка уже зависла в воздухе, вылетев из мертвого тела. Подойдя к женщине, я посмотрел на неё, кратко сказав: — Эх, Мария Александровна, как же глупо было с Вашей стороны пытаться убить «Смерть»! Как же глупо… Я обрезал нить и взял в руки куклу. Маленькая легонькая, она казалась невесомой, наполненной самим воздухом. Знаете, Мария Александровна, спасибо. Спасибо за то, что пытались убить меня. Я ведь глупый. Я прекрасно знаю, что я никогда не убивал людей и сейчас не убивал Вас, но всё равно, каждый раз, каждый чёртов раз, когда я забираю душу, обрезая нить, я чувствую свою вину, чувствую себя если не убийцей, то, как минимум, причастным к смерти. Наверное, из-за этого я и стал предупреждать умирающих о скорой гибели и из-за этого я за глаза называю себя Смертью и, наверное, из-за этого же я благодарен таким, как вы. Когда люди пытаются меня убить, я чувствую отдачу, сопротивление и, в конце концов, даже начинаю верить в то, что, может быть, ваши труды не напрасны, что, если меня не будет, то и смертей не будет. Глупо, не правда ли? Знать, что всё не так, знать правду, и всё равно, из раза в раз, надеяться на другой исход, пытаться изменить ход событий… И чувствовать вину за всё… Это ведь так же глупо, как и пытаться убить Смерть, не правда ли, Мария Александровна?.. Я осторожно вылез через окно наружу. Разорвал миниатюрную куколку, беспристрастно обнажив все её эмоции. Они разлетелись по небу, плавно кружа. На секунду мне показалось, что высоко в воздухе появилось какое-то уравнение. Что ж, как и ожидалось от учительницы математики до мозга костей… Глупо винить себя за смерти, к которым ты не причастен, но я делаю это… Глупо стараться изменить ход событий и смертей, но я продолжаю стараться продлить людские жизни… И глупо надеяться, что Йо-тян будет всегда рядом со мной, ведь, в конце концов, она человек, а их жизни предательски коротки, но… Пожалуй, это то… Чего я больше всего желаю на свете… Глупо, правда?