Проклятые души

Уже стемнело. Дует прохладный ветерок. На небе появились первые звёзды. Я остановился, взглянув на небесные огоньки. Красивые, яркие и обжигающие своим светом. Говорят, если загадать желание, пока падает звезда, то оно обязательно сбудется. Однако, нет. Сколько я ни пробовал, ничего не работает. Печально. Опустив голову, я побрел дальше. Хоть уже и поздно, но улицы довольно оживлены. Многоэтажки сверкают тысячами огоньков. Улицы ярко освещены фонарями. Ну, правильно: я же в деловой части города. Минут через пятнадцать мерной ходьбы я завернул в переулок. Попал в спальный район. Здесь была гробовая тишина. Сначала меня окружали всё такие же многоэтажки с весёлыми огоньками, только меньше. Однако, чем больше я углублялся в этот район, тем чаще вместо многоэтажек виднелись небольшие домики, пятиэтажки. Здесь свет в квартирах горел уже совсем не радостно. Да и фонарей не было. Темнота, хоть глаз выколи. Люди, проживающие тут, в основном были за гранью нищеты. В одном из таких домиков жил и я. Настигнув его, я приостановился. Моя квартира была на первом этаже, на кухне слабо горел свет и слышались громкие, немного раздраженные голоса. Нет, не хочу встречаться с мамой. Она ж меня побьет, а мне сегодня и так досталось от хулиганов… Тенью проскользнув под окнами кухни, я обошел дом с другой стороны. Подошёл к окну. Бесшумно раскрыл его. Оно было незапертым: изнутри оно закрывалось лишь на маленький жиблый крючок, сделанный мной саморучно. При желании его с лёгкостью можно было сломать. Но я никогда на день не запирал его, а родителям на это всё было как-то фиолетово. Схватившись за подоконник и оттолкнувшись от стены, я залез внутрь. Бок сильно заболел, но ничего: всё равно перелез. Я тихо встал ногами на пол в тёмной комнате. В моей комнате. Было тихо, лишь голоса с кухни яро ругались и лёгкое жужжание насекомых слышалось с улицы из открытого окна. Ничего особенного. Закрыв окно на крючок, я осмотрелся. В темноте я увидел кровать, на которой спали мы с братом, и стол. Обычно Вилл там учил уроки, если учил их дома. В углу комнаты лежала старая спортивная сумка, в которой и хранились все наши с ним вещи. В общем, на этом всё. Больше ничего не было. Быстренько переодевшись в свою домашнюю одежду, состоявшую из тёмно-серых спортивных штанов с резинками на щиколотках и светло-серой старенькой майки, я стал отряхивать мою школьную форму и оценивать её ущерб. Грязная, пыльная, но не рваная. Уже неплохо. В коридоре послышались шаги. Очевидно, это вернулся братик Вилл. Он обычно поздно возвращается, потому что учит уроки в школьной библиотеке, в отличие от меня, бесцельно шляющегося целыми днями на улице. Я услышал, как подошла к нему мама. Спросила что-то немного пьяным голосом. Что, опять? Опять они принялись за бутылки? Эх… Вилл что-то ответил. А потом послышался смачный шлепок и возмущённый мамин голос. Даже не видя и не слыша, что там происходит, я точно знал: она ударила моего брата. Как всегда. Я хотел было выйти из комнаты, но не успел. Со слезами на глазах Вилл забежал сюда, быстро захлопнув за собой дверь. Его шнурки ещё не были до конца развязаны. Он быстро скинул рюкзак на пол и подбежал ко мне, уткнувшись в мой живот своим маленьким курносым носиком, и зарыдал. Я крепко обнял его, притянул к себе, и мы сели на кровать. Вилл — мой любимый и единственный брат. Такие же кудрявые, как и у меня, каштановые волосы, карие глаза. Он умный мальчик, учится на «хорошо» и «отлично». Однако, мама всегда требует от нас лишь «отлично», а за все остальные оценки мы огребаем. Вилл ещё совсем маленький, ему всего восемь лет, а его уже бьют. И я ничего не могу с этим поделать, ведь в противном случае мы оба получим, да ещё и в двойном или тройном размере. Однако, нам это не мешает друг за друга заступаться перед родителями. — Что на этот раз? — ласково спросил я. — Ууу… — послышались сдавленные всхлипы. — Средний балл, да? — предположил я. — Одного балла до «отлично» не хватило… — жалобно протянул мой брат, потихоньку успокаиваясь. — Ну, ну, — ответил я, нежно поглаживая его по голове. Нет, ну почему именно Вилл? Почему ему достались такие ужасные родители?! Ладно ещё я, балбес и бездарность, но он! Он — другое дело. Умный, смышлёный, запоминающий всё на ходу. Быстро усваивающий информацию. Такие, как он, сейчас в обществе ценятся, они нужны в любом деле. Почему?! Почему он должен терпеть весь этот кошмар?! Нет, я не позволю такому продолжаться. Через год, когда я закончу школу, я положу этому конец. Устроюсь на какую-нибудь работу. Я бы и сейчас устроился, да нельзя: несовершеннолетний. Это раньше можно было найти подработку, а сейчас это под запретом. Эх… Потом сниму квартиру и через месяц, когда всё устаканится, заберу брата к себе из этого дурдома. Может, по началу мне с жильем поможет Том, он давно предлагал мне помощь, а дальше я как-нибудь сам справлюсь. Самое главное — поскорее вырваться из этого злополучного дома. Я не хочу, чтобы Вилл всё детство боялся приходить домой. Я хочу, чтобы у него была нормальная жизнь, были друзья, радости и печали, а не только страх перед родителями. Не хочу, чтобы он рос так же, как и я. Всхлипы утихли. Дыхание Вилла стало спокойным. Осторожно заглянув в лицо брата, я увидел: он спит. На его щеке красовался красный отпечаток руки. Мама ударила. Как у неё вообще рука поднялась?! Ладно я, мне уже семнадцать, но он! Он совсем маленький, как так можно?! Как она смогла ударить такого малыша?! Монстр. Осторожно, чтобы не разбудить, я уложил Вилла на кровать. Он всё так же мирно спал. Сам я улёгся с краю и моментально провалился в темноту… *** Я резко открыл глаза. Нет, правда, час от часу не легче! Ещё этот странный сон. Уф… Я повернулся на спину. Уставился в потолок. Комната находилась погруженной в темноту. Не было слышно ни одного звука, ни мыслей. Наверное, Шинджи уже уснула. Я не знал сколько времени, но судя по кромешной темноте, то около трёх часов ночи. Н-да… Весёленький же был день. Сначала моё «прекрасное» пробуждение. Вот ну как меня так угораздило?! Я ведь просто хотел отучить Йо-тян щекотать меня, а вышло чёрти что! А потом… На крыше. Она танцевала с Алексом. Это оказалось выше моих сил. Я не думал, что мне так тяжело будет смотреть на неё с другим. Буду честен, я заревновал. Жутко заревновал. Было ощущение, что меня просто молнией насквозь пронзило. Это было острое чувство ревности, но какое право я имею ревновать её, если она даже не знает о том, что я к ней испытываю?! Правильно, никакое. Но хорошо, что там всё и разрешилось. И я чуть не признался Шинджи. Чёрт! Когда я схватил её за руку, мне так сильно хотелось воскликнуть: «Не делай так больше! Я ведь люблю тебя!» И знаете, я чуть не воскликнул! Однако удержался. Последнее время меня всё сильнее и сильнее тянет признаться, но нельзя. Если я скажу шатенке это, то сломаю всю её дальнейшую жизнь. Хотя, если заглянуть с другой стороны, то она ведь имеет право знать правду? Ох, ладно… А когда я к ней зашёл на чай, вот тут началось что-то неописуемое. Хотя, мы довольно славно поиграли… И она одежду мне подарила, надо бы её как-нибудь отблагодарить. Ну, конечно, от некоторых её заявлений я просто в ступор впадал. Но всё же, я победил нашу маленькую словесную дуэль, хотя она мне и далась с великим трудом. Я до сих пор удивляюсь, как моё сердце не выпрыгнуло, пока я нёс ей различную чушь. Нет, это правда, мне просто непостижимо. А ревность всё-таки взяла верх надо мной. Я попросил танец. Но она догадалась! Неужели так заметно, что она мне нравится? Она знает о моих чувствах?! Не спроста же шатенка об этом подумала? Хотя, может и нет… Но когда я признался, что сжульничал, она хотела заставить меня отомстить ей. Альтруизм чистой воды. Но дело даже не в этом. На секунду я подумал, что, может, мне стоит согласиться с ней? Может, поцеловать её? Вспоминая это, мне становится плохо. И на сколько сильно я схожу с ума по ней? И когда мы стали смотреть фильм, я заснул. Чёрт, так стыдно. Да ещё и к Йо-тян прислонился. Я ведь даже не заметил ничего из этого. Как мне сложно было не выдать моего смущения, когда я проснулся. Я думал, что сгорю на месте. Однако, кажется, Шинджи совершенно не придала никакого значения этому. Как всегда… А вечером шатенка, конечно, вычудила. Пижамку надела. Нет, не то, чтобы она выглядела неприлично. Как раз наоборот: всё крайне прилично, даже, если бы была немного другая расцветка, то можно было бы принять пижамку за майку с простыми шортами, например, для похода в магазин или для прогулки в жаркий летний денёк. Но меня вот что удивляет: она ведь не постеснялась её надеть! Если честно, я немного прифигел от такого поворота. Похоже, Йо-тян и правда не придаёт никого значения таким вещам, в отличие от меня. А что было потом?! Я чуть открыто не сказал, что люблю её! Опять. Два раза за день. Два раза! Нет, с этим надо что-то делать, а то ненароком вырвется и хлопай потом перед ней глазами. Ну, хорошо, что я вовремя опомнился. Хоть это успокаивает. А если вспомнить, как Шинджи уговаривала меня остаться у неё на ночь?! Я в это время, наверное, просто горел от пяток и до кончиков ушей. Хотя, здесь вот шатенка поняла, что сморозила чушь. Однако, сначала она даже не подозревала о том, что говорит немного двусмысленно. Думаю, это показывает, что я для неё всего лишь друг и ничего больше… Хотя, какое право я имею расстраиваться из-за этого?! Я — Охотник за душами, она — человек. Я не хочу ломать всю её жизнь своим присутствием. Да я и не собираюсь признаваться ей, ведь, в конце концов, я скоро исчезну. И этого не изменить. Однако, когда меня не станет, забудет ли Йо-тян меня? Или я останусь в её воспоминаниях? Стыдно признаться, но я бы не хотел, чтобы она меня забыла. Эгоистично, да? Я хочу, чтобы она не забывала меня, меня, который даже боится признаться ей в своих чувствах. Хах, смешно. Но думаю, будет лучше, если после всего этого она просто забудет меня. Ведь, как никак, мы друзья, а друзей терять всегда очень больно. А я не хочу причинять ей боль… Я устало зевнул. Закрыл глаза. Представив Шинджи, мне почему-то вспомнился запах чая. А ведь её всегда сопровождает этот легкий, свежий и еле заметный аромат. Я повернулся на бок. И вот ещё сны меня теперь добивают. Стоит только погрузиться в страну грёз, как меня сразу же мучают кошмары. Всё время. То одноклассники надо мной издеваются, то бьют меня какие-то хулиганы. И все эти сны, очевидно, связаны. И самое страшное даже не содержание, а то, что мне кажется, что всё это происходит наяву, со мной, и я не могу очнуться от этого ужаса. Кажется, что этот парень, которым я становлюсь во сне, и есть я. Слишком хорошо я понимаю его чувства, эмоции, переживания. У меня даже складывается ощущение, что во сне я проживаю ещё одну жизнь. После этих кошмаров я совершенно не высыпаюсь, да и просыпаюсь дёрганным. Мне просто не хочется снова погружать в страну сновидений… Я поежился. Сильнее укутался в одеяло, перевернулся на другой бок. Стоило ли мне оставаться? Может, было бы лучше, если бы я ушёл? Хотя, кто бы тогда ужин приготовил и заставил уроки выучить Шинджи? Но всё же, правильно ли я поступил? Эх, не знаю… Тепло постепенно окутывало меня, заставляя сладко зевать. Я пригрелся. Однако, сейчас я здесь и этого уже не изменить. И я провалился в сон… *** Меня разбудили громкие крики. Я не разобрал, что там кричали. Единственное, что было несомненно: это мамин голос. Я попытался вернуться в царство Морфея, но, увы, не удалось: я проснулся. Лениво подняв свою голову с подушки, я приподнялся. Пытался очухаться. Голова жутко болела, и сквозь стучащую боль я слышал не утихающие крики. Опять она на Вилла кричит. Встав, я вышел в коридор. Да, как я и говорил. Она кричала на Вилла. За что — вопрос. Ей бы только дать повод для крика и всё: истерики уже не избежать. Хотя, вообще, моя мама была очень красивой женщиной. Стройная и фигуристая. С большими и выразительными глазами кофейного оттенка. Если привести в порядок её сальные каштановые волосы и заставить мягко и радостно светиться глаза, то её можно хоть на обложку журнала. Однако, было у неё одно «но». Она часто злоупотребляла спиртными напитками. Хотя, что это? Отец не лучше. Целыми днями в казино торчит. А потом приходит домой и тут начинаются скандалы. Одна — пьяная, другой — злой и, тоже, подчас, пьяный. Однако, к этим ночным истерикам мы с Виллом уже вполне привыкли. Мама замахнулась на Вилла, но я успел поймать её руку. Она яростно зыркнула на меня, но руку убрала. — Ты какого лешего творишь! — бешено вскрикнула моя мама. — Не надо, — попытался как можно спокойней сказать я, но уже понимал: взбучки не избежать. — Не тебе решать! — бесновалась женщина, — Не твоё собачье дело! Неожиданно у меня закружилась голова. Картинка поплыла, звук размазался. Я схватился за стену, чтобы не упасть. Когда я снова смог нормально воспринимать происходящее, то увидел жалобный взгляд Вилла и ещё более разъяренные глаза матери. — И что это было! — завизжала она таким голосом, что хоть уши закрывай. — Ничего, — тихо ответил я, а кровь остыла в жилах. Я чувствовал жар, голова жутко раскалывалась, да и в горле было сухо, его немного жгло, казалось, что его кто-то раздирает. Нет сомнений, я заболел. Надо сказать за это спасибо моим одноклассникам, облившим меня вчера водой. — Ты заболел?! — повышая голос, спросила мама. — Нет, — ответил я, всё ещё надеясь на лучший исход. — Не ври мне, мелкая шавка! — как безумная крикнула она. Я промолчал. Голова жутко болела, а тут ещё она со своими криками. — Всё же заболел… — злобно прошипела мама, упирая руки в бока. Быстро оглянувшись, она нашла плеть. О, нет, только не это! Этой плети было уже лет десять, не меньше. Но она исправно служила для наших с Виллом побоев. Она была не просто сделанной из кожи, а с какими-то там вкраплениями металла, разработанными новейшими технологиями. Поэтому-то, наверное, она так долго служит, и мне даже страшно представить, сколько ещё может прослужить. Отец её, кажется, выиграл в лотерее почти что бесплатно, зато сколько синяков ей было оставлено на мне и на брате! И сейчас эта плеть была всё такой же: жутко тонкой и гибкой. При ударах раздирала кожу до крови. Взяв это орудие в руки, мама направилась ко мне, злобно приговаривая: — Сейчас я отучу тебя болеть… Ты больше никогда болеть не будешь! Вжавшись в стену, я с ужасом наблюдал, как она подходит ко мне. Сил сопротивляться или пытаться убежать не было, да и поступи я так, все синяки достались бы брату. Я не мог этого допустить. — Нет, мамочка, не надо! — закричал тоненьким голоском Вилл, подбегая к ней и хватая её за руку. — Замолк! — яростно закричала она на него, оттолкнув с такой силой, что он упал на пол, — Не мешайся, червь! Взмах. Я закрыл лицо руками. Удар. Боль. Кровь. Свистящий звук рассекаемого воздуха. Розга ударила по ребрам. Не удержавшись от жгучей боли, я тихонько пискнул. — Ах, ты ещё и кричать вздумал, крыса помойная?! — как ненормальная воскликнула мама. Хотя, я сильно сомневаюсь, что её можно во всех смыслах этого слова назвать нормальной. Свист. Удар. Я попытался извернуться, но у мне этого не удалось. Боль. Взмах. Краем глаза я заметил застывший ужас в глазах у Вилла. Ему было страшно. Но я был рад, что смог защитить его хотя бы сейчас, приняв удар маминой ярости на себя. Кровь. Мама ещё раз огрела меня этой металлической плетью. Всего несколько секунд, а мои руки уже в крови. На них множество тонких кровоточащих линий. Устрашающий вой воздуха. Вздох. Задержал дыхание, чтобы не закричать. Удар. Резкая боль. И на этом она остановилась. Я с опаской посмотрел на маму. Разъярённая и злая. В её карих глазах сверкал нехороший огонек. Однако, по её успокаивающемуся дыханию можно понять: моя взбучка закончена. Быстро же. — Без еды, — кратко изрекла она, поправляя волосы, и, злобно зыркнув на Вилла, прикрикнула, — а ты чего тут забыл?! Кыш! Брат испуганно посмотрел на меня. Я тихо ответил: — Иди, иди. Ребёнок опрометью выбежал из квартиры, захлопнув за собой дверь. — А ты чего это разговорился, сосунок?! — неистово закричала на меня мама, — А ну живо в комнату! Ещё мне на твои лекарства деньги тратить! Обойдёшься! Подохнешь, так подохнешь! А если сдохнешь, то так только лучше! Я с замиранием сердца слушал её. — Я как будто хотела тебя рожать, шкварь! — продолжила бесноваться женщина, — Скажи спасибо за то, что ты есть, своему отцу! Ты — нелепая случайность, чёртова ошибка природы! У нас и так денег нет, а ты ещё болеть вздумал! Офигел, а?! Дуй в свою комнату, и чтоб глаза мои тебе больше не видели, выродок!!! Я молнией метнулся в указанное место и закрыл дверь, оставшись в полной темноте. За дверью ещё долго слышались мамины ругательства. Она вообще резкая на слово. Нет, конечно, всё, что мама мне сейчас сказала, я уже знал: она не раз мне это говорила, причём и в более жёсткой форме. Но всё равно неприятно. Подойдя к кровати, я устало брякнулся на неё. Не пойду в школу. Только сейчас я почувствовал, как горячая кровь липнет к одеялу, а с руки, которая висит над полом, она с гулким стуком падает на него. Голова просто жутко раскалывалась. Тысячи маленьких молоточков без конца настукивали заунывную мелодию по моим вискам. Руки тоже ныли. Но здесь боль была более протяжной, тягучей и жгучей. Хорошо ещё мне не сильно досталось. Только руки пострадали, и то немного. Мой живот робко заурчал. Да, конечно, только есть сейчас. Теперь ведь, пока не вылечусь, и крошки хлеба от родителей не получу… Так, ладно, хватит. Что это я раскисаю? В ванной не топили, до полусмерти не избили, двигаться и шевелиться могу, дышать не больно, нет? Нет. Значит, всё хорошо. Жизнь прекрасна! Я жив, жив и Вилл, а этого вполне достаточно… Ещё осталось немного потерпеть, год, и я заберу его из этого кошмара… Обязательно. Только жди. Я обязательно положу этому конец, Вилл… *** Я медленно открыл глаза. Учуял лёгкий запах чая, разносящийся по дому. Ммм… Нет, спать… Я повернулся на другой бок и, поглубже зарывшись в одеяло, провалился в сон… *** Был уже вечер. Солнце медленно близилось к горизонту. А закат пылал кроваво-алым. Днём я промыл себе раны, так что теперь всё в порядке. Подумаешь, какие-то маленькие царапинки. Маленькие, но больнючие… Отец уже вернулся. Очевидно, он опять проигрался в казино. За дверью не стихали крики. — И чем нам платить?! — визжала мама. — Найдём, — ответил ей отец. — Ладно бы ты прошляндил деньги, так ты ещё ему теперь должен! — слово «ему» она особо выделила, — Он ведь от нас так просто не отстанет! — в её голосе промелькнул лёгкий ужас. Очевидно, папа связался с тем человеком, с кем лучше не связываться. Интересно, и кто это на этот раз? Бизнесмен, кредитор, сутенёр или наркодилер? Ох, уже насмотрелся я этих опасных личностей! Думаю, ничего страшнее наркодилера и быть не может… Больше я не вслушиваясь в их разговор. Больно надо. Посмотрел в окно. Темнеет, но не слишком быстро. Рыжие полосы разливаются на бордовом небе. Хе, красиво… Неожиданно дверь в комнату открылась. Я весь вздрогнул. Только не родители, только бы не они! С тихим скрипом дверь быстро закрылась. Посмотрев, кто это пришёл, я увидел Вилла. В руке он нёс свой ужин, состоящий из маленького бутерброда. Черный хлеб и тоненький слой масла. — Ты что-то рано… — потянул я, — Библиотеку закрыли? — Нет, — мальчик качнул головой. — Что же? — я немного удивился. — Ну… — несмело проговорил Вилл, а потом, разламывая бутерброд на два кусочка, протянул один мне, добавив, — Это тебе. Тут всё стало понятно и без слов. Если мы с Виллом приходим слишком поздно, то зачастую остаёмся без ужина, а точнее, почти всегда. Даже если мы приходим довольно рано, нам всё равно не дают еду, ссылаясь на то, что на нас не рассчитывали. Поэтому, чтобы получить долгожданный ужин, нужно приходить домой чуть ли не сразу после школы и мозолить глаза родителям, за что, наверняка, мы ещё и нагоняй получим. — Спасибо, — тихо сказал я, принимая дар. Мой брат — очень добрый и отзывчивый человек. Нечего ему делать в этом дурдоме. Я непременно заберу Вилла отсюда. Непременно! Вилл присел рядом со мной. Я приобнял его. В тишине мы быстро съели свой ужин. — Выздоравливай скорее, — тихо произнес мальчик, засыпая, — я за тебе волнуюсь… Я не ответил. Лишь сильнее прижал его к себе. Добрый. За меня, бестолоча, беспокоится. И даже не боится защищать меня перед родителями. Мой брат. Моё маленькое сокровище. Мой лучик света. И я никому его не отдам. Ни за что… *** Я резко упал, больно ударившись бедром о пол. Сон как рукой сняло. Что происходит? Где я? Быстро присев, я понял, что запутался в одеяле. В комнате вкусно пахло блинчиками. Со сгущенкой. Так, стоп. Только не говорите мне, что… — Айто, ты в порядке? — из-за двери выглянула Йо-тян. На ней была школьная форма, а поверх неё — розовый фартучек. Это выглядело довольно забавно. — Нет, нет, — поспешил оповестить я её, — всё в норме. — Точно? — она недоверчиво посмотрела на меня. — Да, да, — повторно заверил я её. — Но ты… «Упал?» — слегка удивилась шатенка. — Я… Эээ… Всё в порядке! — принялся уговаривать я свою подругу, — Честно! — Ну, хорошо, — легко согласилась со мной девушка, пожав плечами, — как проснешься и умоешься, иди на кухню, — и она скрылась да дверью. Кое-как распутавшись в одеяле, я аккуратно застрелил им диван. Хотя я сильно сомневаюсь, что оно сейчас находится на своём законном месте. Ну да ладно… Сегодня, кстати, выспаться немного удалось. Сны были не особо жестокие. И крови мало. По сравнению с тем, что мне вчера снилось — это просто цветочки… Быстро умывшись, я зашёл на кухню, широко зевая. Шинджи уже ждала меня, сидя за столом. На нем стояло две тарелочки с горячими блинчиками, политыми сгущенкой. Рядом с каждой тарелкой находился стакан молока. — Я тебя уже заждалась… — наигранно-обиженно протянула шатенка, и уже по-нормальному добавила, — Садись уже… Я послушался Йо-тян. Притих. Но всё же робко спросил: — Эм… Можно вопрос? — Да, конечно, — ответила шатенка, уже уплетая за обе щеки свой завтрак. — Это, — я указал на тарелку с чёртовски аппетитными блинчиками, стоявшую передо мной, — это мне? Девушка удивлённо посмотрела на меня. — Ты ещё не ешь? — спросила она, а потом, очевидно, уловив суть моего вопроса, яро воскликнула, — Конечно, тебе! Кому же ещё?! Я немного удивлённо посмотрел на шатенку, ответив: — Спасибо, — и принялся за еду. Чёрт, еда такая вкусная! Сколько лет я не ел блинчиков со сгущенкой?! Они такие пухленькие, даже, наверное, это не блинчики, а оладушки скорее. Мягкие, пышные, горячие. И их прекрасно дополняет тягучая и приторно-сладкая сгущенка. Восхитительно! — Вкусно? — спросила Йо-тян, хитро смотря на меня. Я оценивающе глянул на неё, но, очевидно, мой восторженный взгляд говорил сам за себя, потому что она лукаво добавила: — По тебе видно… — У-у-у, — невнятно ответил я, продолжая наслаждаться едой. Когда с блинчиками было покончено, я выпил стакан молока. Холодное, приятное. Да, уж… Я так хорошо не завтракал лет двадцать, как минимум… — Спасибо, — съев всё, сказал я, вставая из-за стола и направляясь к раковине с посудой в руках, — было безумно вкусно. «П-правда? Ему понравилось?» — подумала девушка, заливаясь краской, но произнесла лишь, — Н-не за что… Я решил промолчать. Взял её посуду (она тоже закончила завтракать) и начал мыть. — Н-не надо! — взволнованно воскликнула Шинджи, — Я сама! — Нет, нет, — серьёзно заявил я, — ты мне новую одежду дала, накормила, причём и ужином и завтраком, и заночевать разрешила. Дай хотя бы помогу тебе, — я начал мыть посуду в воде. «Но это совсем не обязательно!» — воскликнула девушка, встав чуть позади меня. Она хотела было что-то сказать, но я перебил её: — Не имеет значения. «Опять мысли читает…» — задумалась Шинджи. — Да, читаю, — спокойно молвил я, — знаешь, я это не контролирую. — Это… «Я, наверное, обидела его…» — подумала девушка, — Прости. — Нет, — тихо сказал я, — не обидела, и не за что тебе извиняться. — Л-ладно, — быстро отреагировала на мои слова шатенка, — но всё же, не стоило мыть посуду. Я чувствую себя как-то неловко. Ты — гость, и моешь посуду… — Считай, — весело сказал я, — это моё проявление благодарности. Я сам захотел помочь тебе! Я быстренько домыл посуду и поставил её на сушилку. Когда я обернулся, то увидел Шинджи, покрасневшую до кончиков ушей. Впервые её вижу настолько сильно смущенной. Или раньше я просто не замечал этого? — Т-ты чего? — слегка удивлённо спросил я. — Н-нет, ничего, — отводя взгляд ответила девушка, — Но… «Можешь наклониться?» — но после этого сразу последовали другие мысли, — «Ага, конечно, он так и наклонится. Да и что за странная просьба?!» Я молча повиновался. Чуть нагнулся так, чтобы наши лица были на одном уровне. Йо-тян подняла свой взор на меня. Только сейчас я понял, какого цвета у неё глаза. Как я уже говорил, светло-карие. Но этого недостаточно, чтобы описать всю их прелесть. Они с лёгким жёлтым оттенком, яркие, светящиеся позитивом и счастьем. Карамельные. Да, именно, как две весёлые карамельки. Сладкие, манящие, задорные и весёлые. Такие, какие только у неё. Девушка ещё сильнее залилась краской, поняв, что я услышал её и исполнил то, что она просила. Сначала шатенка отвела взгляд, потом уже более уверенно посмотрела на меня и, потянувшись ко мне, дотронулась до моих волос. Моё сердце замерло. Душа ушла в пятки, только не от страха, а от ожидания. Что она собирается сделать? Зачем ей понадобилось, чтобы я наклонился? Она хочет меня поцеловать? Нет? Я вспыхнул. Тем временем, Шинджи, продолжая бесстрастно смотреть на меня, углубилась в мои волосы. Она их осторожно поглаживала, расправляя. Если честно, я вообще был в ступоре. Что она делает? И что всё это значит? Нет, но всё же я не понимаю: что она делает?! — Ты… — я слегка замялся, — Что делаешь? — Хм… — ответила девушка, — Ничего. Буквально через секунду она отпрянула от меня со словами: — Можешь распрямляться. Я повиновался. — И что это было? — всё ещё ничего не понимая, спросил я. — Я тебе волосы расправляла, — хихикнув, но всё ещё немного краснея, сказала Шинджи. — Расправляла? — удивился я, непроизвольно дотрагиваясь рукой до волос и приглаживала их. — Без обид, — сказала девушка, — но у тебя на голове настоящий кипиш был. Я вспыхнул. До меня дошло, что она делала. — С-спасибо, — робко ответил я, а потом, косясь на часы, сказал, — а не пора ли уже на выход? — Пора, — согласилась со мной Йо-тян. Мы направились к двери. Пока Шинджи боролась со своими чёрными балетками, которые почему-то всё время спадали с ног, так как она пыталась надеть их стоя, я напялил на себя рубашку, оставив её незастёгнутой. К этому времени девушка с горем пополам расправилась с обувью. Заметив, что я в рубашке, она удивлённо посмотрела на меня, сказав: — Зачем? — Что зачем? — не понял я. — Зачем надел? — всё также молвила она, а потом, хитро прищурившись, добавила, — Или ты шрамов стесняешься? Не успел я ничего сказать, как она оказалась позади меня и, игриво проведя по моему позвоночнику пальцем, изрекла: — От меня всё равно не скроешь! По спине пробежали целый рой мурашек. Я как ошпаренный отскочил от шатенки, но споткнулся и смачно грохнулся на пол. Девушка весело взирала на меня. — Не делай так больше, — недовольно буркнул я, поднимаясь. — Да ладно тебе, — махнула руками Йо-тян, язвительно добавив, — мы же друзья и этого не изменить. Я права? В её глазах я заметил искорки обиды. Если бы не они, то я мог бы с уверенностью сказать, что она только что плакала. Но нет. Это капли обиды слишком ярко сверкают в её взгляде. Девушка на меня обиделась? Но за что? Встав и отряхнув себя, я решил сменить тему: — Кстати, а что ты с моей старой одеждой собралась делать? — А! С ней? — гнев сразу же сменился на милость. Всё же, Шинджи — это человек настроения, которое она меняет как перчатки: так же быстро. — Точно! «Надо же её ему вернуть!» — воскликнула шатенка и, скидывая с себя на ходу балетки, унеслась в свою комнату. Через несколько секунд она уже стояла рядом со мной с белым пакетом в руках. — Держи, — девушка протянула мне пакет с моей старой одеждой и, как только я его принял, стала неистово напяливать на себя обувь. Когда у неё это, наконец, получилось, мы вышли на улицу. Признаюсь, мне было довольно боязно проходить через порог, но, как и в прошлый раз, меня просто за шкирку вытянули наружу. Йо-тян быстро заперла дверь, и мы неспешной походкой направились в школу… *** Солнце уже пригревало. По пути нам изредка попадались люди: то школьники, спешащие в учебное заведение, то студенты, бегущие в университет, то взрослые, опаздывающие на работу. Ветра не было. От этого складывалось ощущение, что жара стоит неимоверная. Но не думаю, что сейчас это важно. Йо-тян продолжала дуться на меня, а я даже не понимаю, за что. — Ты обиделась? — не выдержав, я всё же задал ей этот вопрос. — Нет, — буркнула девушка, но, очевидно, это ложь. Причём самая наглая ложь. — Ну Йо-о-о… — протянул я, — Ну хва-а-атит… Шатенка лишь злобно зыркнула на меня, а в её голове залетали бессмысленные мысли, как «салат, печеньки, чай… Как их перевести на другой берег, если они могут съесть друг друга?» И что мне делать? Ох и сложно же! Так, ладно. За что она могла обидеться на меня? Я вроде ничего особенного не говорил, не делал. Да ведь? Эх, совсем без идей. В таком случае, пойду, пожалуй, по протоптанной дороге. Сведу всё к шутке. Может, и глупой, но шутке. Обычно это помогает во всех ситуациях. — Что ж ты сегодня такая хмурая, — слегка обиженно протянул я. — Нормальная я, — фыркнула шатенка. — Нет, — возразил я, — с тобой сегодня точно что-то не так. — А тебе-то какое дело? — съязвила Шинджи, — Мы же всего лишь друзья. Да что ж она к этому так сильно привязалась?! — Ууу… — жалобно протянул я, театрально сокрушаясь, — Ты такая жестокая, Йо-тян! Ты разбиваешь мне сердечко! Я замолк. Краем глаза заметил на себе уже не такой сердитый взгляд шатенки. Кажется, её заинтересовало моё «шоу»: она вопросительно пялилась на меня. — Ты такая жестокая! — продолжал я ломать трагедию, — Всего лишь друзья! Это жестоко! «А кто же тогда?» — недоуменно подумала Шинджи. — Всего лишь друзья! — все восклицал я, — Как ты могла такое сказать! Всего лишь! Не всего лишь, а друзья! Да и к тому же, — я хитро посмотрел на неё, — не просто друзья, а лучшие, — и уже мягко добавил, — по крайней мере, для меня. Хотел бы я добавить, что Шинджи — это не просто лучший друг, она что-то большее, она та, без которой я и дня не проживу. Но вместо того, чтобы сказать это, я прикусил язык и промолчал в ожидании реакции девушки. Думаю, такое её должно, если не рассмешить, то хотя бы чуть-чуть порадовать. Несколько следующих секунд Йо-тян переваривала полученную информацию, а потом жутко покраснев, подумала: «Опять он шутит?!» — и закричала не меня: — Бесишь! Бесишь! Бесишь! Вот такого поворота я точно не ожидал. Обычно она ловила моё весёлое настроение и тоже начинала дурачиться. Но сейчас… Сейчас она ещё больше разозлилась. Чем же я так сильно перед ней провинился? «Дурак!» — тем временем всё ещё бесились шатенка, — «Дурак! Дурак! Дурак! Так, хватит…» — попыталась она успокоиться, — «Печеньки, печеньки, печеньки! Гррр! Печеньки! Печеньки! Салат! Дурак!» — но, очевидно, у неё ничего не вышло, и теперь Шинджи начала просто про себя яростно кричать «печеньки», попутно называя их дураками, но, думаю, это понятие всё же адресовывалось мне. Чёрт, чем же я так обидел Йо-тян? Прокручивая вчерашний день, я нашел три варианта для причины обиды. Первый — я заснул, пока мы смотрели фильм. Второй — я не «отомстил» ей. И третий — второй и первый вместе. Так что? Единственное, что мне пришло в голову, это исправить ошибку прямо здесь и сейчас. Девушка не отвечает на мои вопросы, и поэтому я не могу достоверно узнать, в чём же заключается проблема. Но я могу попытаться исправить всё. Хотя, посмотреть фильм сейчас мы не имеем возможности, но другое… Чёрт, это уже слишком! Однако стоит попробовать. Перебарывая своё смущение, я насколько только можно более нагло спросил: — Ты ведь на меня обиделась? — И что с того, даже если это так? — фыркнула девушка, про себя всё ещё ругаясь на печеньки. — Не знаю на что… «Конечно», — язвительно прокомментировала мои слова шатенка, но я не отреагировал на них и продолжил: — Но, учитывая твои альтруистические наклонности… — Что? — не выдержав, слегка обиженно молвила Йо-тян. Ох, я не знаю, как скажу ей это вслух… — А хочешь, — наконец, спокойно спросил я, смотря ей в глаза, — я тебя поцелую? «Что?!» — глаза моей собеседницы округлились, она чуть ли не подпрыгнула на месте от только что услышанного, — «Что, что, что?! Я не ослышалась?!» Йо-тян, блин! Ты вынуждаешь меня это повторять! — Если хочешь, — сказал я, пытаясь говорить как можно спокойней и непринужденней, — я поцелую тебя. Шинджи никогда на такое не согласится. Я в этом уверен. Просто, может, она именно из-за моего вчерашнего «нет» так сильно дуется? Так я хотя бы чуть-чуть заглажу вину перед ней… Постепенно лицо девушки приобрело оттенок спелого яблока. Она покраснела до самых ушей. Резко отвернулась от меня. Воцарилось неловкое молчание. — Если ты хочешь, — наконец тихо сказала Йо-тян, не смотря на меня, — то я не против. Вот теперь до нельзя смутился я. Серьёзно?! Она сказала «не против». Что это значит?! Неужели мои чувства взаимны?! Нет, нет, нет! Такого не может быть! Да если и может… Я не могу так подло поступить с Шинджи. Даже если опустить тот факт, что я охотник, то в любом случае дней через пять меня просто не будет. Я исчезну. Это слишком жестоко по отношению к Йо-тян. — С-серьёзно?! — это было единственным, что у меня получилось вымолвить. — Нет, — фыркнула девушка. Я так и не понял: сарказм это или нет. В итоге, я просто легонько потрепал Йо-тян по голове, смущённо отведя взгляд в сторону. Тихо изрёк: — Дурочка… Вот теперь я просто горел. Я совсем запутался в отношении Шинджи ко мне. Я не знаю, кто я для неё и как мне себя вести в сложившейся ситуации. Я совершенно ничего не знаю! — Взаимно, — также бесшумно сказала шатенка, как и я. — Угу, — ответил я что-то невразумительное. — Знаешь… «Наверное, стоит сказать…», — начала речь Йо-тян, — Ты «мн…» — однако, договорить я ей не дал, очень не вовремя воскликнув: — А вот и школа! — мы уже были на пороге учебного заведения. — Школа, — всё ещё краснея, грустно подтвердила шатенка. — Так что я? — мне стало любопытно, что она хотела сказать. Девушка оценивающе посмотрела на меня и как-то печально изрекла: — Ты ничего не понимаешь. Я удивлённо глянул на Йо-тян. Всё ещё не отойдя от моего шокирующего заявления (в том числе и для меня самого), она смотрела на меня слегка разочарованным и опустошенным взглядом. — Чего я… «не понимаю?» — хотел было спросить её я, но тут прозвенел первый звонок, предвещая о грядущем уроке. Вместо вопроса я изрёк: — Тебе пора. Какой урок хоть? — Биология, — ответила девушка и, развернувшись, побрела вглубь школы. — Эй! — крикнул я ей вдогонку, — После второго урока я буду на крыше! Йо-тян не ответила. Но я точно знаю, что она услышала меня, ведь сразу после моих слов раздались её озадаченные мысли: «Он и правда совсем ничего не понимает…»