Immortalite

Если боги кого- то хотят наказать, В первую очередь - отнимают разум, Завязывают плотной марлей глаза, Чтобы ты был обессилен сразу. Но если цинизм убить возжелал Все то, за что мы так долго боролись, Он, как струны на скрипке срывает вандал, Отнимет у оратора голос! Оратор взбешен, захлёбываясь, хрипит И глушит свой кашель манжетным шелком. Он с радостью ляжет по тяжесть парижских плит - Говорить, говорить ему дайте только! Если б его видели Парижа глаза: Растрепанный, взвинченный, нервный, тонкий, Атакует трибуну: дайте сказать! Дайте мне выговориться только! Обступили, отталкивают - нельзя, Сквозь стену, сквозь лай хоть как-то пробиться; Трибуна - не Бастилия, штурмом не взять, Да и крепости не даются подраненным птицам! Замер в отчаянии: ни вперед, ни назад, Только скрипкой изломанной глухо стонет, А насмешники (дрожа от страха) твердят: - Вас душит, monsieur тиран, кровь Дантона! Да и что там было уже убивать, Тащить на площадь - обезгласел, замер, Оратор молчит. Лишь что-то едва Шепчет зелеными трагическими глазами, Рукой, взлетающей с трибуны не в такт, Говорят даже сплетенные нервно пальцы! Я, быть может, термидор трактую не так, Но клянусь: оратор им не поддался.