Cyborg, corgi, USA

      Пытаться починить сложный сердцезаменяющий механизм, находясь в дешевом гипсокартоновом мотеле на окраине Далласа, имея под рукой только моток изоленты, отвертку, молоток и бутылку отвратительно теплой водки в качестве анестезии, - дело далекое даже от понятия «малоприятное». Но Драгунов честно старается разобраться в пестрой чертовщине проводов и микросхем, усердствует так, что по мертвенно бледному лбу сползают крупные капли мутного пота. Возможно, дело и не в усердии, а в невыносимо плотной, как заляпанный жирными пятнами плед, летней духоте, которую не в силах разогнать докучливо жужжащий допотопный вентилятор в углу комнаты. Брайан всё равно делает ставку на усердие. Не в характере Драгунова пытаться спасти его недожизнь на «otyabis’», как говорят русские. Слишком многим этот стойкий свинцовый солдатик уже пожертвовал ради него, Брайана, чтобы малодушно бросить всё. Хотя, бросил же он многолетнюю службу в России по причине настолько безрассудной, что бывшее начальство до сих пор глотает валидол, ставит на уши все разведки мира и пытается найти, кто перекупил их ангела смерти. «Ну не мог же он предать нас ради ЭТОГО!»       А злополучный «этот» сидит на заляпанном кровью и маслом полу и с наигранным безразличием наблюдает, как чужие бледные пальцы копошатся в его груди, там, где чисто теоретически должно было находиться сердце, но, увы и ах, добрый доктор Абель заменил его на долгоиграющую жестяную банку, превратив рядового американского копа в съехавшего с катушек Железного человека.       « - Зацени какой тупой юмор, Natasha, я не гений, не миллиардер, не плейбой, не филантроп, а все равное железный человек! И мне для этого никакой костюм не нужен», - философски заметил Фьюри, когда они с Драгуновым смотрели Мстителей. Не то чтобы кто-то из них был фанатом супергероев в пестрых трико, но обычно жадная до хорошего жизнь подкинула им тихий вечер, довольно неплохой мотельный номер со старым телевизором и кем-то предусмотрительно забытым диском. Славно тогда посидели, правда, концовку фильма так и не увидели. На «Наташу», очередное клюквенно-издевательское прозвище, Драгунов неожиданно всерьёз разозлился. Первый удар едва не вывихнул Брайану челюсть, второй уже врезался в молниеносно выставленный блок, а после инициатива трусливо переметнулась на сторону киборга. Повалить трясущегося от злобы русского на лопатки было проще, чем потом стягивать с него майку, одновременно уклоняясь от новых атак.              - Злись, злись! Господи, наконец-то ты похож на человека, а не на зомби в военной форме! Ты знаешь, мне не очень нравится чувствовать себя некрофилом. Ладно, успокойся чуть-чуть, я ремень не могу расстегнуть.       После этих слов Драгунов уже сопротивлялся не так искренне, больше по инерции. Поцеловал, как и ударил, первым. Сухой пробный поцелуй одними губами, яростный, злой, ни чем не уступающий хорошему хуку справа. Брайан широко ухмыльнулся, скаля острые зубы.             - А язык мне не откусишь, а, Natasha?       Смелость, граничащая с суицидальными наклонностями. Но когда ты бессмертен, можно себе и не такое позволить. Особенно, когда Драгунов доведен до предела и уже вряд ли променяет секс на бой. Make love not war, как говорили обкуренные хиппи.       Сейчас Брайан сомневается в своей неуязвимой бессмертности и, скрывая нервоз, флегматично поглаживает Генерала – полу-корги, полу-дворняжку, собаку настолько милую, что ей впору сниматься в диснеевских семейных фильмах, а не сидеть в мотельном номере с двумя преступниками международного класса. Если играть в дотошную точность, то с «всемирно известным террористом и его пособником, экс-военным». Генерал этого не знает и предано глядит на Брайана, вывалив язык и сверкая кукольно-крулыми глазами. Ему плевать, кем на самом деле является этот странный тип, пахнущий не человеком, а машинным маслом и кровью, ведь он кормит его, вычесывает раз в две недели и иногда берет с собой в ванну под безмолвное негодование второго человека. Генерал предан Брайану всей своей коротколапой собачьей душой, как предано большинство бездомных псов тем, кто их подобрал.       А вот какого черта он подобрал именно это рыжеватое ушастое недоразумение, Брайан до сих пор сам не мог понять. Жалость, сочувствие и прочие смазливые чувства были не в его характере, а сажать себе на шею лишнее живое существо, когда вся твоя жизнь – бесконечный побег ото всех и вся, - было откровенно непростительной тупостью. Может быть, в немеханической душе эхом прозвучало какое-то полузабытое воспоминание из детства, и на долю секунды Брайан-человек взял контроль над Брайаном-чертовым-киборгом, но в итоге Фьюри оказался на пороге своего номера с обалдевшим от счастья корги на руках, а Драгунов, скрестив руки на груди, смотрел на них обоих со странной смесью раздражения, удивления и «о господи, с кем я связался» во взгляде. Неожиданно его бледные, изуродованные шрамом губы дрогнули, и Брайан уже подумал, что Сергей улыбнется этой нелепой карикатурной сцене, но тот заговорил. Бесстрастно, четко, выделяя каждое слово, будто всаживая нож.        - Я не буду помогать, не буду заботиться, не буду вмешиваться. Это только твоя проблема.        - Ты это о моей жизни или о собаке? - хотел спросить Брайан, но тут же прикусил язык и спокойно кивнул. Язвительность желчью обжигала ему горло, однако позволить себе наглость обвинить Драгунова в отсутствии помощи и заботы он не смел.       Вот уже четыре месяца Драгунов вместе с ним носился, как прокаженный, по пыльным задворкам чуждой ему Америки, зарабатывал в подпольных боях гроши, которых хватало только на комнату в мотеле да на нищебродскую невыносимо жирную пищу, при поедании которой у бедолаги все время опасно подрагивало горло. Пару раз его действительно вывернуло от этой дешевой дряни, но лучшего он себе позволить не мог. Брайан в этом плане был везунчиком: его наполовину мертвое тело почти не нуждалось в еде. Они скрывались от посланных по русскую душу убийц, которых было слишком много, чтобы давать им всем отпор, но да, поначалу оба бойца, прошедших мясорубку войны и Турнира Железного Кулака, смело отвечали ударом на удар и превращали выдрессированных солдатиков в костно-кожанные мешки. Вот только новые партии тех приходили раньше, чем Сергей и Брайан успевали залатать старые раны, и после первого по-настоящему серьезного ранения Фьюри смачно плюнул на свою гордость, угнал машину, нацепил солнцезащитные очки и бейсболку и подался в бега, заботливо уложив ослабшего Драгунова на заднее сидение. Не забыв назвать его «принцессой» для поддержания морального духа.       Позже, уже проехав пару штатов без остановки, Брайан наконец созрел, чтобы обернуться и сказать на ломанном русском: «Эй… Spasibo».       Спасибо за то, что отказался меня убивать, когда выпала такая возможность, когда чувство долга и интересы командования шли в разрез с твоими, когда нажать на курок было в сотни раз проще, чем опустить потяжелевший пистолет. Спасибо, что решил стать моим попутчиком на дороге в Ад.       Брайан Фьюри искал смерти с тех пор, как перестал быть человеком, но сейчас до одури боялся, что одно неосторожное движение отвертки оборвет его жалкое существование. Ему, черт подери, нравится эта бездарная жизнь с мотелями, измятой долгими странствиями машиной, джанк-фудом, пропахшими потом и кровью аренами, где свет софитов заставит плакать любого, с раздражающе очаровательным корги, попкорновыми фильмами по пятничным вечерам, купленной в fix price одеждой, засаленной измятой картой США, по которой проще найти край света, чем очередной город. И все это уродство нравится Брайану, пока рядом есть вечно угрюмый Драгунов, ненавидящий все выше перечисленное до нервного тика.