Ошибка

На него невозможно было смотреть без боли. Ребёнок слишком тихий, слишком послушный, слишком рассудительный для своего возраста. У него тёмные волосы, зачесанные назад, чистые зелёные глаза, которые смотрят в душу, и полное отсутствие совести, совсем как у неё. Иногда Всеотцу кажется, что мальчишка всё знает, что не просто так в зелёных глазах отражается её укор. Он слишком похож на неё. Локи улыбается, будто через силу, одними уголками губ, прищуривая глаза, а если повезёт, издаёт звучный смешок — это его искренняя радость. Его кожа неправильно бледна и тонка, видны синие паутинки вен. Локи выглядит очень хрупким на фоне других детей, не говоря уже каким крошечным он кажется на фоне Тора, своего старшего брата — Одину хочется запить непонятную горечь, появившуюся в горле. Когда приходит время обучения боя и выбора оружия, Один слишком внимательно наблюдает за сыном, который не мог выбрать между непривычно тяжёлым мечом и непрактичным молотом; царь слышит свист воздуха и треск дерева. Он обернулся, пальцы неприятно похолодели — Локи, не задумываясь, выбрал кинжал и попал ровно в цель. Мальчик радостно улыбнулся. — Ты доволен, отец? — Один готов поклясться, что услышал знакомый холодный голос. Царь лишь кивнул мальчику, выказывая своё одобрение, после Тор громко восхитился меткостью брата. Брата. Ужасное слово, оно причиняет очень много боли ушам Всеотца. Он видит полные осуждения зелёные глаза. Локи отдает предпочтения тёмно-зелёному и чёрному цветам — с десяти лет он начал сам себе выбирать одежду и самостоятельно одеваться. Отчего-то Один подумал, что это для того, чтобы спрятать в одежде что-то наверняка опасное. Царь тут же отбросил эти мысли. «Он её сын», — услужливо напоминал разум. Одину кажется, что в его сердце когда-то давно воткнули клинок, а сейчас кто-то упорно ковыряет зарубцевавшуюся рану. Локи проявляет особые таланты в магии — она отражается красивым зелёным цветом. Локи учится лгать, как никто другой. Ему верят, ему хочется верить — Один очень хочет видеть Локи, но, словно насмехаясь, видит её лицо, слышит её голос, чувствует её презрение. Она тенью ходит за Локи, окутывая и защищая тьмой, запретной, манящей магией. У неё хладная аура, чёрная прогнившая душа и одна единственная слабость. Локи ощущал всю жизнь чьё-то присутствие. Монстры живут не под кроватью — они в отражениях, зеркалах, темноте и ровно за твоей спиной, дышат в затылок. Так было всю его жизнь, Локи и не думал, что это что-то страшное, просто, однажды, она попыталась прикоснуться к нему. Локи услышал самый страшный леденящий голос — так с ним заговорила Смерть. Один любил свою дочь. Но Хела не оступилась, она намеренно и осознанно предала его. Она убила всех валькирий, предала Асгард и примкнула к врагу — как позже понял царь, во всех смыслах. Когда он пропустил этот момент? Когда его дочь не смогла жить без убийств? Без сотен разрушений? Ответом ему служил хрипучий женский смех и обеспокоенный зелёный взор внука. Локи становилось не по себе, когда Всеотец замолкал и просто смотрел на него, вцепляясь пронзительным взглядом, будто ожидал ответы на неозвученные вопросы. Это было неприятно, это пугало и отвращало от себя — Локи передёрнул плечами и отодвинулся на небольшой шаг назад. А Один всё думал, что он сделал не так, какие ошибки допустил, чтобы не повторить их с внуком? Царь Асгарда раздумывал, кто достоин занять его место: Тор или Локи? Сын или внук? Второй ребёнок или прямой наследник первенца? Они оба имеют право, чтобы стать справедливыми царями, чтобы соответствующе и стояще править народом. Но, Один мог признаться в этом самому себе, ему было страшно делать подобный выбор. Тор был слишком импульсивным, вольнодумным и не мог смотреть наперед, видеть результаты своих действий и решений. Локи был умён — правда же, отец? — он был достаточно политически подкован, чтобы разбираться с любыми конфликтами дипломатично — это его отличительная черта, которая Одину больше всего нравилась. Хела так не умела. За Локи привязалось «серебряноязыкий», а так же большое и красноречивое «Лжец». О, он обманывал, как дышал. Мог обвести вокруг пальца кого угодно, мог заставить всех делать как ему угодно и всегда — всегда, ха! — выходил сухим из воды. И он хотел власти. Хела хотела власти. Её призрак всё ещё стоит за спиной Локи. Спустя столько сотен лет. Два тысячелетия. Хела стоит прямо за Локи и Одину кажется, что у него двоится в единственном глазу. Хитрый взгляд, лукавая улыбка, холодная белая кожа — змеи. У Всеотца кружится голова. Хриплый морозящий смех эхом проносится у него в голове. Он не может пустить его — их — на трон. Царь Асгарда выбирает Тора, своего сына, так должно быть правильно, но, отчего-то, какая-то часть разума обреченно вздыхает, говоря, что он шагает по краю. Ещё немного и упадёт. Один никогда бы не подумал, что буквально может что-то — кто-то — сорваться в саму Бездну. Локи мёртв. Это фраза выбивает остатки рассудка. У Одина чувство, будто он потерял обоих — и внука, и дочь. Дважды. Не удержал, позволил упасть, так глубоко, в такое страшное место, что даже не смешно. Он больше не слышит смеха, не видит осуждающих зелёных глаз; до него доносится приглушённый, полный отчаяния крик: «Как ты мог, отец?!» Один не знает, ему нечего ответить дочери. Тор скорбит по младшему брату, а Фригга второй раз испытывает потерю ребёнка — внука. Один ничего не испытывает — эмоций не осталось, он иссушён. Каждое решение имеет последствие — основа всего мироздания. Тогда, как же — как?! — он повторяет одну и ту же ошибку? Что он сделать не так? Где не понял Хелу? Когда потерял Локи? Что пошло не так? Один так и не понял, не нашёл ответов на эти вопросы, а во дворце стало могильно тихо. Только сейчас Всеотец осознал, что Локи заменял ему Хелу и потеря одного — это принятие смерти обоих. Слишком больно, чтобы осознавать. Один надеялся, что Локи попал в Хельхейм, рядом с ней. Ему хочется попросить прощения — не у кого. Зелёные глаза мертвы.