с привкусом вина и крови

      У Сокджина квартира изнутри выглядит так, словно здесь живет не обычный психиатр, а настоящий аристократ. Она обставлена на манер 19 века с современными нотами, которые совершенно не портят внешний вид. А сам владелец вписывается идеально своей шёлковой рубашкой пастельного розового цвета и чёрными волосами, в которых играют блики от ламп кухни. Он надевает фартук, закатывая рукава и открывая тем самым слабые на первый взгляд руки. В его руках нож смотрится как-то удивительно изящно, словно создан для этих пальцев. Чонгук ловит себя на мысли, что секунд десять просто тупо пялится на них. У Джина на пухлых губах мягкая, даже мечтательная улыбка; мясо уже тихо шипит на сковороде, позволяя приятному запаху заполнить кухню. Чон пришёл совсем недавно, поэтому на его приготовление не успел, застаёт лишь гарнир, но все равно готовка Сокджина – настоящее искусство. Младшему особенно нравится сидеть, листая книгу с рецептами. Она не пестрит картинками, зато аккуратный почерк Джина – эстетическое наслаждение для глаз. — Что ты приготовишь мне сегодня? — с интересом в голосе спрашивает, поднимая глаза на своего шеф-повара. Вообще-то, идея с ужином была не его, а самого Кима. Просто его врач после одного приема предложил ему зайти к нему как-нибудь. А потом это переросло в ежедневные ужины на двоих за длинным столом. И их отношения на отношения врача и пациента не похожи совершенно. Пациенты не приходят каждый вечер к собственному психиатору домой. У них нет неловких моментов и тишины. А у Чонгука и Джина – да. Они сидят по двум разным краям, но это не мешает им переговариваться и вовсе не мешает Джину то и дело наблюдать за его клиентом. Потому что то, как человек ест – чертовски чувственно. А ещё немного интимно, поэтому Сокджин никогда не может удержаться от лёгкой усмешки, из-за которой Чонгук чувствует себя словно под прицелом. Вроде бы он ничего не делает, но то, как он проводит пальцем по губам, облизывается, убирает волосы, не сводя глаз с парня, крайне смущает. — Потерпи и узнаешь, — тихо усмехается, поднимая на него глаза. — А ты научишь меня так же готовить? Я фанат твоих произведений искусства в кулинарной сфере. — Может быть. Зависит, пожалуй, от сегодняшнего дня. А ещё у меня кончилось вино, какой кошмар. Не окажешь мне услугу?       Чонгуку действительно нравится его манера разговора и то, что не ругает его за подобную фамильярность в голосе. На самом деле, о наличии винного погреба он узнает довольно давно и потому дорога уже скорее всего забыта. Плюс ещё и играет роль любопытство, ведь заглянуть в чужой шкаф со скелетом – чертовски манящая идея.       Чон поворачивает в коридоре направо, а не налево, как нужно. Потом оправдается тем, что забыл, куда идти. Ким Сокджин человек добрый – он этой лжи поверит и простит. В этом Чонгук уверен, поэтому без каких-либо колебаний уверенным шагом идёт вглубь темноты.       Тёмная кованая дверь нисколько не удивляет. Чонгук даже скорее радуется, ведь именно такую он искал каждый раз, когда приходил сюда. Ещё впервые увидев Джина, подумал, что в его доме должна быть толстая металлическая дверь. Потому что Ким кажется принцем, королем из 19 века, призраком, сошедшим с картины. Острожно толкает ее, и та как-то очень легко поддаётся. Словно ждала его.       Это не пугает, а напротив – распаляет интерес. Так скучно, когда все однотипно. В этой жизни Чону нужны две вещи: приключения и некое доминирование. И первый пункт выполняется прямо сейчас.       Хотя почему-то чем дальше он идёт, тем сильнее помещение напоминает своеобразную тюрьму: сотни дверей, ведущих в маленькие и абсолютно пустые комнатки. Хмурится ровно до тех пор, пока слуха не достигает чей-то слабый голос. — Здесь кто-то есть? — Чонгук хлопает длинным ресницами. Голова инстинктивно поворачивается в сторону, откуда идёт звук. Подходит к самой дальней двери, заглядывая внутрь. И тут же отшатывается, словно от огня. Внутри девушка, может чуть старше него, со взглядом забитой собаки. Но его пугает не это, а лужа крови, в которой она сидит, и отсутствие левой ноги и правой руки. А ещё то, что эта девушка находится здесь. Это абсолютно не вяжется с тем Мистером Совершенство, который ещё каких-то пять минут назад мягко улыбался. Определённо не вяжется. — Помогите мне! Прошу! Он убьёт меня, как и остальных! Прошу! — от ее криков у Чонгука начинает голова болеть, и он морщится, зажимая уши руками, делая пару шагов назад. Он, кажется, мог бы так идти бесконечно долго, если бы не врезался в кого-то. — Джин-хён?. . — Я, кажется, просил тебя ничего без разрешения не трогать, непослушный ребёнок, — цыкает, выдыхая. Чону поворачиваться страшно, смотреть в его глаза – страшно, даже дышать – страшно. — Нравится?       От чужого голоса, который шепчет в самое ухо, у него ток по телу идёт. И он не знает – приятный это ток или наоборот – пугающий. Юноша вздрагивает, когда руки Сокджина смыкаются на его талии, а голос чуть смеётся. Ухо обдаёт горчим дыханием, и Чонгук шумно сглатывает. На самом деле, он не может сказать, что это отвратительно. Это пугающе по началу из-за ее внешнего вида. Каким-то образом он умудряется кивнуть, прогоняя то ли наваждение, то ли страх. — Надеюсь, что ее вкус в прошлый раз тебе понравился. Было немного суховато, так что пришлось добавить чуточку тмина и лимонного сока для вкуса, но, кажется, вышло не очень плохо, — Джин буквально мурчит на ухо, утягивая куда-то в ад. У Чонгука в горле ком. Потому что лицо девушки ему знакомо неспроста – ее он опять видел в сегодняшних новостях. Она уже третью неделю числится пропавшей. Чон даже Сокджину на прошлом сеансе об этом рассказывал. Психиатр тогда лишь загадочно улыбнулся, убирая прядь волос за ухо, облизывая губы. Вот что это значило. — Все похвалы шеф-повару, — бормочет, когда чувствует, как Ким выдыхает ему прямо в ухо. Он наконец отдаляется, освобождая Чонгука от каких-то невидимых оков – дышать заметно проще. Джин прикусывает губу и смотрит на железную дверь, проводя рукой по волосам и убирая лезущую в глаза чёрную как смоль челку. — А теперь закрой уши, прошу тебя. Потому что кричит она очень громко, — Чон – ребёнок послушный. Не всегда, но сейчас проявлять бунтующую натуру как-то не хочется. Поэтому он послушно выполняет этот приказ.       Сокджин же натягивает перчатки, которые заткнуты за пояс, и вновь цыкает, когда открывает дверь. Морщится из-за крика. А затем в его тонких изящных пальцах появляется нож. — Милая, я же просил тебя не кричать и не привлекать чужое внимание. Тогда бы ты вернулась домой и дожила бы спокойно остаток своей жизни, понимаешь? — Ким ведёт лезвием по ее щеке, не нажимая, лишь оставляя белую полосу. Он сидит перед ней, снисходительно улыбаясь, когда она буквально молит о прощении. — Ай-ай, плохо.       Сокджин приподнимается и обходит ее, тихо посмеиваясь из-за ее беспомощности. А затем садится за ее спиной, аккуратно выводя узоры на женской тонкой шее. Глаз он с Чонгука не сводит. Смотрит прямым немигающим взглядом, слабо улыбаясь. А все, что может Чон, – смотреть на него в ответ и нервно кусать губы. Джин целует ее в щеку, а после зажимает рот рукой, чтобы заглушить крики, делая резкое движение второй рукой. Чонгук как заворожённый смотрит на то, как кровь стекает по ее шее, заливает милое платье цвета светлого пурпура.       Джин отпускает чужое тело, стягивая с себя перчатки. Выводит небольшое сердечко на ее шее, что залита ее же кровью. У девушки глаза стеклянные, а на губах застыл крик, и из-за этого он улыбается. Облизывает пару пальцев, наслаждаясь вкусом, а после встаёт, аккуратно обходя лужу крови. Все же какими бы обстоятельства не были, но лакированные чёрные туфли ему жаль. Чон все ещё стоит, зажав руками уши и смотря на Кима. Подобное поведение психиатра даже забавляет. И хотя пальцы он все равно испачкал, его это как-то не смущает. Сокджин аккуратно проводит большим пальцем по губам юноши, окрашивая их в ярко-алый. — Ты такой красивый, — приближается, оставляя на его губах поцелуй, который жжется на языке металлом, но Джину это нравится. Чонгук ему нравится весь. Он – особое искусство, такое же, как и картины, висящие на его стенах, как и блюда, которые он подаёт. Его пациент, собственно, не противится – наоборот, подаётся вперёд, отвечая на поцелуй. Но вот только продолжения лишает уже сам Ким. Он отдаляется, прикладывая палец к чужих губам и улыбаясь. — Нас наверху ждёт ужин, ты не забыл? — Чон как-то отстранённо кивает, и психиатр хихикает, так совсем по-детски, словно не он только что убил человека лёгким движением пальцев. Сокджин идёт к выходу, беря в руки бутылку вина. — Cheval Blanc 1947, — показывает бутылку и, кажется, Чонгук сейчас задохнётся, потому что это одно из самых дорогих вин мира. — Идём-идём.       На столе уже все расставлено, как и пять свечей в центре и приглушённый свет. На фоне играет обожаемая Кимом классическая музыка. Кажется, это Штраус, но Чон даже гадать боится. Сокджин слегка отставляет его стул, приглашая сесть. Он все же садится, чувствуя, как чужие пальцы пробегают по его плечам, а на шее губы оставляют поцелуй, который распускается алым цветком – губы все ещё в ее крови. А после исчезает. Пропадает на кухне, где слышится шелест воды, а затем звон фарфора. Ким ест, почему-то, только из дорогой посуды. — Говядина в винном соусе, а на десерт пирожные «Шу» с шоколадом, — он ставит перед ним его тарелки, чуть поправляя вилку. А затем в бокал наливает красное вино, которое на столе играет гранатовыми бликами при свете свечей.       Внимательно смотрит за тем, как Джин занимает своё место, перед этим поправив волосы, одернув рубашку и возвращая приятную мягкую улыбку на губы. Сам Ким за еду приниматься не торопится – жестом приглашает Чонгука попробовать первым. Тот сглатывает, ведь ком из горла никак не уходит – осознание того, что он ест человечину пропадать не желает.       Но, несмотря на это, мясо действительно вкусное. Это настолько вкусно, что оно просто тает на языке, взрываясь немного горькими нотками красного вина. Сокджин смотрит на то, как чужое лицо меняет своё выражение, и довольно улыбается. Человеческое мясо таково, что попробовав однажды, другого уже не захочешь. И, кажется, несмотря на то, что Ким его идеально и с легкостью прятал под животное мясо, привязать Чонгука все же получилось.       Чон аккуратно вытирает края губ, а после тихо аплодирует своему повару. — Все похвалы и овации тебе, — Психиатр аккуратно кивает головой в знак благодарности. — Только. . . можно, в следующий раз мы будем готовить вместе?       Сокджин облизывает губы, слабо прикусывая, а после усмехается, упираясь локтями в столешницу, скрещивая пальцы и опуская на них голову. Улыбка с мягкой превращается в хитрую. — Любой твой каприз.