Школьная влюбленность начинается с кофе

- Что ты сказал? - Я сказал, перестань пялиться на МакКолла, идиот. Мэйсон отрезвляюще громко хлопает дверцей ящика, и Лиам, пойманный за подглядыванием, смущен до безобразия. Они стоят в школьном коридоре, и Мейсон рассказывал ему что-то, быть может, стоящее, а в нескольких метрах Скотт – увлечен беседой с черноволосой девушкой – и Лиам решительно затерялся в своих фантазиях. О, нет, мыслях, конечно, мыслях. - Никто ни на кого не пялится, - волнительно поясняет Данбарр, но друг избавляет его от необходимости работать над оправданием. Работать головой, воспаленной чепухой о глазах Скотта, о руках Скотта, о чем-нибудь еще, принадлежащем все тому же Скотту (не губах, потому что – нет-нет – никаких гомоэротических намеков). - Чувак, это же Скотт! – Мэйсон поудобнее перехватывает стопку учебников в руках. - Парень, который неделю назад купил тебе кофе, и теперь ты не можешь ни дня прожить без его улыбки. Лиам с раздражением и опаской наблюдает, как зажигаются глаза Мейсона, будто, знаете, подружки узнали, к какому парню ты неравнодушна, и обступили с улыбками и жаждой подробностей. Вообще-то именно поэтому они не говорят о Скотте и о том-случае-с-кофе. Лиам не хочет потрошить свое теплое чувство к МакКоллу и мусолить его с парнем, который крутит роман с двумя сразу и, вроде, вовсе запал на третьего. Это не значит, что он осуждает Мейсона – это значит, что он не готов услышать «хей, да ты по уши влюблен». Без строгой констатации бестолковые мысли и тягу к скошенной челюсти можно представить лишь симпатией (дружеской) или расположенностью (без романтического подтекста). Лиам не хочет оказаться глупой сопливой девчонкой из той категории, что легкомысленны и малодушны, и влюбляются в первого красавчика, который обратит на них внимание. Поэтому игнорирует подгибающиеся колени и пресловутых бабочек в животе при попытках завязать разговор с МакКоллом. - Я тоже порой могу купить тебе кофе. Совершенно по-дружески, - отшучивается Лиам и намеренно разворачивается в противоположную сторону от Скотта, пытаясь во время разворота заставить свои глаза не коситься на черные вихры, и – как же неловко – по траектории выходят какие-то скачущие кольца. Нелепо, как мы непроизвольно акцентируем внимание на вещах, которые предпочли бы скрыть. - При этом меня не бросит в жар… - «как это приключилось с тобой» хочет высказаться друг. У Мейсона, говоря откровенно, вполне четкое представление случая-с-кофе: вселенская эйфория, пылкость неопредленного чувства – версия более изысканная и поэтичная, а в обиходе – увлеченность, по откровениям Лиама, прерванная (звонком телефона Скотта? ступором Лиама?), и оттого так мучающая жаждой продолжения. И очень трудно объяснить это тому, кто отрицает собственные выразительные переглядки. Обескураженность делает Лиама невероятно… милым – именно – и так тяжело не комментировать напористее и прямолинейнее, чем это необходимо для толчка придурку-слепому-Лиаму. Некоторое время Мейсон испытывает свою выдержку и не пристает особенно рьяно, только красноречиво гримасничает, если Скотт оказывается поблизости (а Лиам, конечно, не может не проявить интерес к его присутствию рядом), комментирует порой ненавязчиво и так по-наставнически, и Лиам хохочет, но после реагирует едкими выпадами-отрицаниями. Мейсон заботливо не наседает и щебечет о том, как Кори (это тот, третий, Лиам уверен - не настолько еще одурманен Скоттом, чтобы пропускать абсолютно всю болтовню друга), кажется, хочет только дружбы. - Я завидую тебе, парень, - говорит Мейсон, натягивая перчатки; на игровой скамье холодно, ветер гуляет по лысому полю и, разгоняясь по пустому простору, забирается под форму, - Кори тоже играет в лакросс. И после тренировки ваши разгоряченные полуобнаженные тела окажутся в одном помещении, а я буду сидеть здесь и морозить зад ради дружеской встречи. Данбар бурчит что-то несуразное: он параноик или это все же замаскированный тест «пялишься ли ты на Скотта МакКолла в раздевалке». В любом случае, щеки пылают (не от холода), потому как уже четвертую тренировку подряд любимым моментом для Лиама является конец, когда Скотт, как капитан команды, безвозмездно улыбается каждому, они раздеваются – почти вместе – и Лиам изучает жадно напряженную, взмокшую спину, линию крепких мускулов. Это своего рода черта, за которой все становится серьезным, и Лиам не сразу понимает, что уже пляшет по ту сторону. Что ночами Лиам не спит в счастливой лихорадке – сжимает одеяло, дышит рвано, бог знает, что творится с его телом – окситоцин, похоже, зашкаливает - а в голове картинки со Скоттом. - Лиам, я был само послушание, но, в самом деле, когда ты подойдешь к нему? – говорит ему Мейсон пятничным утром. Встрепенувшись, Данбар деланно вскидывает брови, но в неровной линии губ различается улыбка. Потом он небрежно дергает плечами и смотрит из-под опущенных (длинных, черт возьми) ресниц, мол, поуговаривай меня еще немного. - Оу. Так ты любитель поломаться для вида, - говорит Мейсон с подначивающей насмешкой. Вся жеманность с Лиама слетает мгновенно; он съеживается, пунцовый от прямоты Мейсона и своих неуместных выходок, и совершенно теряется. Они вновь в треклятом коридоре школы у все тех же своих – очевидно – шкафчиков, и Лиам уже полностью превратился в помятую долбанутую ромашку. Он ожидает, что вместо легкого ориентира, как в прошлый раз, ему дадут нечто большее. Урок по выживанию в условиях влюбленности, например. Ведь к сжатому экскурсу по сближению с объектом влюбленности он не готов. - Разве он не должен подойти первым? – как-то отчаянно интересуется Лиам, крупно вздыхая и всем телом прислоняясь к железным дверцам. - Может и должен, - спокойно соглашается Мейсон, - но вовсе не потому, что старше тебя… - На два года, - вставляет Лиам. И это выходит так естественно, не будто он шпионил за Скоттом или обновлял его страничку в социальной сети (интересно, она есть у него в закладках?), так, словно, он не мог не знать. Данбар замирает, а после чудовищно краснеет, когда Мейсон – и пораженный, и восхищенный – иронично улыбается. Лиам трет красную шею и ищет, куда бы спрятать взгляд от этого «ты, мать твою, сталкер» и «почему бы просто не подойти», потому что он не готов еще подходить к Скотту с ровной спиной и не мямлить. Он влюбленная школьница, и дайте ему время смириться с этим. Но вселенная, видимо, против: в столовой Лиам спотыкается о чьи-то вытянутые ноги в ботинках Мейсона, взлетает поднос с яблочным соком, салатом и картофельным пюре; Лиам беспомощно взмахивает руками, чтобы не очень грациозно плюхнуться на руки тому, о ком грезил последние две недели. Скотт как из кинофильма – сияющий, улыбчивый, галантно помогает встать Данбару и нежно стряхивает с его плеч капусту. Лиам как из вакуума – голову его окунули в пустоту, которая высосала все мысли и наброски фраз для знакомства; тело замариновали в банке с желе, которое вибрациями разносит бешенный стук сердца от груди до пяток, и обратно. А снаружи он, конечно, как из мусорного ведра: обсыпанный своим несостоявшимся обедом. - Я помогу тебе вымыть пюре из волос, - предлагает Скотт, улыбаясь. Скорее констатирует. Берет дрожащую руку Лиама, нежно, клонит голову вбок, и его челюсть визуально косит сильнее. И опять улыбка. Лиам отвечает ему совершенно дурным и очень счастливым выражением лица – Скотт держит его за руку! Лучше и быть не может.