Грех

Слэш
NC-17
Завершён
1030
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Метки:
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
1030 Нравится 12 Отзывы 375 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:

Грех

Чарующие голоса, мелодичные напевы и звонкие переплетения чистых нот сливаются в одну прекрасную хоровую мелодию. Глубокий мужской голос зачитывает проповедь и его одеяния слабо поблескивают в солнечных лучах, что пробиваются сквозь витражное окно цветастыми кляксами. Это завораживает и затуманивает разум, заставляет довериться и поверить в чудо. Кажется, что один взгляд на умиротворенного человека, вещающего о прекрасном, способен избавить от всех проблем и бед. Мнимые мгновения чуда, в которое так хочется верить. Проповедь заканчивается спокойно, не отличаясь ничем от вчерашней или позавчерашней. Однако некоторые люди ходят каждый день в церковь, готовые слушать заученные слова по бесконечному кругу, словно застрявшие во временной петле. - Святой Отец, - голос принадлежит одному из конфессионариев. – Позвольте сегодня поработать в ваши часы. Я не успел помолиться вчера и хочу исправить свой грех. - Конечно, сын мой, будь спокоен. Священник мягко улыбается стоящему перед ним юноше, облаченному в черную сутану. Тот невысок ростом, но все равно слегка сутулится, из-за чего кажется еще меньше. Худой, что можно понять несмотря на свободное одеяние, со светлыми волосами и ясным взглядом карих глаз. Он своим ликом напоминает одного из множества ангелов, что кружат на потолке купола благодаря кисти умелого художника. Проповедник удаляется, оставляя юного конфессионария, занявшего свой пост не так давно, в одиночестве. Церковь пустеет быстро, смолкают голоса хористов и даже общий вид словно тускнеет, оставляя лишь ощущение холода и вечно молчаливый взор с икон. Чимин вздыхает тихо и незаметно, спускается по ступенькам и с грустью понимает, что те даже не скрипят – тут все правильное. Идеальное. Тут нет грехов, тут нет проблем, тут нет несовершенства. Для многих людей церковь – это место, где грехи исчезают сами по себе, где растворяются словно черный сгусток, не оставляя после себя ничего, где становится мнимо легче просто потому, что так было некогда сказано. Церковь – это место, где на тебя сходит божественное чудо и дарует вечное блаженство. Для Чимина, прослужившего в церкви больше трех лет, это место не более, чем цветастая коробка. Красиво украшенная, разрисованная и покрытая блестками коробка. Люди приходят, смотрят на нее и цокают в восхищении языками - открывают, видят пустоту, но радуются все равно. «Закладывают» свои черные сгустки на самое дно и уходят. Чимину так часто хочется крикнуть им вслед: «Пожалуйста, делайте что-то сами! Ваша жизнь не изменится без вашего же участия!», но он понимает, что не имеет на это никакого права, просто потому что сам такой. Сам пришел – сбежал - в церковь во избежание своих проблем. Сам пытался поверить в чудо, сам молил о справедливости, сам в этой коробке себя же запер. Вера придает людям сил. Они молятся, просят и шепчут о чем-то – ничего не происходит, но мнимо легче становится, как в детстве, когда воображаемых друзей себе придумывал и делился секретами. Взрослым людям заводить невидимых товарищей нельзя, в сказки и чудеса верить тоже не подобает, иначе сумасшедшим посчитают, а вот церковь шанс такой дает и никто слово против не скажет, иначе можно и чувства чьи-то тонкие задеть. Чимин поправляет свой амикт и останавливается перед дверью в исповедальню. Кабинка пахнет старым деревом и краской, а еще легким дымом от затушенных недавно свечей. Ему очень хочется сесть на место исповедующегося вот уже три года и рассказать хотя бы в пустоту все то, что тревожит его сердце, но он не может. Не для него эти чудеса божественные созданы. Чимин открывает дверцу и заходит внутрь кабинки, присаживаясь на скамью. Комнатки небольшие, но просторнее, чем кажется снаружи. Он прислоняется виском к решетчатому окошку и прикрывает глаза, вдыхая приятные ароматы освященных масел. Эти мгновения спокойного уединения единственное, что по-настоящему радует его, но именно наедине с собой появляются те мысли и воспоминания, о которых хочется забыть. Ребенком Чимин рос в религиозной семье. С малых лет он знал, что такое воскресная церковь, какие молитвы следует читать перед едой и когда нужно просить у Всевышнего счастья и здоровья для семьи. Родители ненавязчиво вбивали в сына свою веру, а он впитывал это губкой до подросткового возраста, когда мировоззрение медленно начинает меняться и открывать совершенно другие понятия и ценности. Когда волшебные рассказы начинают казаться настоящими сказками, в которых нет и капли правды, но родные почему-то верят этому, несмотря на свой возраст и образованность. Когда находятся несостыковки чуть ли не на каждой странице Библии, но на все вопросы ответ лишь: «Бог все может». Переубеждать людей со столь сильной верой – бесполезно, Чимин понял это после очередной крупной ссоры. Стоит ли это слез матери? Стоит ли это криков отца? Да нет. Пусть родители верят, если хотят, это не повод разрушать хорошую семью. Бывают семьи и хуже, правда. Чимин же умеет быть смиренным, главное лишь, чтобы ему больше ничего не пытались навязать. Повзрослевший человек сам выбирает свой жизненный путь. Чимин правда думал, что проблем больше не будет, что со своей судьбой он теперь легко в состоянии справиться. Он искренне думал так. До того момента, пока не понял, что засматривается на красивое мужское тело не с легкой завистью и желанием выглядеть так же, а мыслями о том, чтобы коснуться его и пропасть в своих желаниях. Тонкая ниточка, которую Чимин ошибочно принимал за толстый канат, лопнула, утягивая его в бездну страха и одиночества. Чимин выныривает из своих воспоминаний от резкого хлопка дверью и шороха чужой ткани. Массивные ботинки скользят по полу, словно их обладателю лениво поднимать ноги при ходьбе и явно оставляют после себя грязные разводы на отполированном - идеальном – полу. Сердце священнослужителя ухает вниз. Он не хотел, чтобы этот человек приходил. Желательно, чтобы никогда не появлялся в стенах церкви. Ни сегодня, ни два месяца назад, впервые переступив церковный порог. - Святой Отец, - звучит глубокий голос и Чимин готов поклясться, что по сравнению с ним, умиротворенный голос главного Епископа просто лепет мальчишки в его пубертатный период. – Вы ждали меня, Святой Отец? - Двери дома Господнего всегда открыты, сын мой. – Берет себя в руки юноша, прекрасно скрывая дрожь в голосе. – Ты приходишь каждое воскресенье. - У меня так много грехов, - в голосе говорящего ни капли раскаяния. – Хочу очиститься благодаря вам. - Бог всех прощает. - Я разговариваю сейчас не с ним, а с вами. Чимин замечает направленный на себя взгляд и поспешно двигается ближе к стене, стараясь скрыться в тени. - Сейчас я его уста и уши. Какие грехи хотите отпустить сегодня? - Все как обычно, Святой Отец. – Молодой человек за тонкой стеной усмехается. – Думаю о вас и пытаюсь понять, почему мои чувства – это неправильно? Каждый раз. Все повторяется. Человек, что сидит сейчас так близко – это личный девятый круг Ада для Чимина. Он возвращает его туда, откуда парень так старательно пытался сбежать. - Это грех, - поспешно произносит священник. – Что-нибудь еще, сын мой? - Подождите, - Чимин понимает, что его поймали и медленно загоняют в ловушку, а он даже не пытается выбраться. – Дайте мне понять, что именно грех? Мои чувства или мой пол? - И то и другое. - Знаете, это странно, Святой Отец. Чимин тихо вздыхает, покусывая губы, но все равно заставляет себя выдавить несколько слов: - Почему ты так решил? - Вы так говорите, потому что Библия запрещает, а если бы в ней было написано, что двум мужчинам можно возлежать вместе, что тогда? Все разом бы сказали: "О, да, конечно - это нормально!" и приняли бы такие отношения? Просто потому, что в этой волшебной книге так сказано. - Чонгук… - О, вы вдруг решили вспомнить мое имя? – темноволосый парень усмехается. – Перед Богом все равны, насколько я помню, только вот правил к этим «всем» дохера и больше. - Чонгук, пожалуйста, тише, - Чимин все-таки сдается и пододвигается ближе, рассматривая лицо парня через деревянную решетку. – Ты снова начинаешь. - А как иначе, Чимин? Как долго ты собираешься еще обманывать и себя и меня? Если ты во все это не веришь сам. – Чонгук мотает головой. Чимин не видит, но почему-то уверен, что тот сжал ладони в кулаки. - Твои родители привели тебя, чтобы ты послушал песнопения и научился чему-то, но вместо этого ты уже второй месяц пытаешься склонить меня в грех. - А ты сам этого не желаешь? – ладонь Чонгука касается гладкого дерева и Чимин видит оголенные участки чужой кожи, покрытые татуировками. Они часто не дают ему покоя во снах. - Нет… - его ладонь касается окошка с противоположной стороны. Он чувствует кожей разделяющую их преграду и чужое тепло, находящееся совсем рядом. – Не хочу. Чимину стоило промолчать. Чимину стоило проигнорировать чужие слова, как он и делал до этого. Чимину не стоило давать надежду настолько прямолинейному и уверенному в своих действиях человеку. Он понимает это, когда сидящий напротив подрывается со своего места и резко хлопает дверью, покидая исповедальню. Чимин прикрывает глаза и медленно поворачивает голову в сторону в тот момент, когда Чонгук врывается в тесное помещение, принося с собой жар возбужденного тела и не сочетаемый с ним запах хвойного одеколона. На нем как обычно кожаные штаны, кожанка и черная футболка с принтом дьявольских рогов. Знает в чем приходить и как правильно осквернять чужие устои. Чимин не успевает произнести ни слова, как чужие губы впиваются в его собственные, целуя несдержанно и глубоко. Чонгук берет сразу, не терпя возражений или возмущений: Размыкает языком сомкнутые чиминовские губы, проникая в горячий рот. В исповедальне толком не развернуться, сбежать не получится и подавно, чем Чонгук умело пользуется, заставляя Чимина обхватить свои плечи руками, прижимаясь ближе. - Чонгук, как сильно мы с тобой сейчас согрешаем… - шепчет светловолосый, не пытаясь сопротивляться. - Если я был рожден для того, чтобы грешить с тобой, то я согласен вариться во всех адских котлах разом. – Парень покрывает поцелуями чужое лицо, которое ему позволительно подставляется. – Но грех у нас скорее один – жить не так, как мы того хотим. Чонгук помогает Чимину повернуться к нему спиной и сжимает тонкую ткань чужого одеяния пальцами. Он втягивает носом аромат кожи священника и усмехается, легко задирая сутану. - Такая удобная вещица, просто идеальна для секса. Епископ случайно не отоваривался в секс-шопе? - Чонгук! Чимин хмурится и заводит руку за спину, чтобы хлопнуть парня в наказание. С первого дня знакомства тот не отличался кротким нравом и сдержанной речью. Чонгук – птица вольная и дикая, что воспитывалась в не менее строгой семье, но каким-то образом умудрилась полететь в противоположную сторону от стаи, полностью изменив свою судьбу. На сильных руках проступают вены, и Чимин едва сдерживает стон от одного лишь взгляда на крепкие мышцы своего тайного любовника. Какое же счастье, что во время вечерних исповедей в главном церковном зале не остается никого, дабы ни единая душа не помешала уединенным разговорам. Чонгуку тоже не просто сдерживать свой порыв, но он старается не сходить с ума. Его ладони оглаживают нежную кожу ягодиц, а с губ срывается лукавое: - Ты ради меня ничего не надел под низ или просто священники так ходят? – парень слегка склоняет голову в бок и с удовольствием замечает красные кончики чужих ушей, выдающие Чимина с головой. – Извращаемся в доме Божьем, да? - Тише, не говори ничего. – Просит Чимин, упираясь руками в стену. - А то что? Нас осудят рисунки на стенах или волшебные чудотворцы из книжек? Пусть расслабятся, если любят заниматься вуаеризмом. Чимин не сдерживает тихого смеха, ибо Чонгук умеет даже богохульствовать иронично и тонко. Наверное, именно это и зацепило Чимина так сильно, что он поддался чужому обаянию безоговорочно. Юноша сдерживал себя три года, отказываясь от своих мыслей и желаний, действуя по принципу «вышибать клин клином», но все разрушилось под влиянием Чонгука, который появился в жизни священнослужителя и показал ему, как прекрасны могут быть чувства, нареченные кем-то неизвестным, «грехом». И, несмотря на все это, Чимин продолжает бороться и подавлять свое «я». Некий страх, скрываемый за смирением, никак не может покинуть его мысли. - Малыш, я хочу взять тебя сразу, - горячий шепот обжигает, а длинные пальцы скользят под брифы, зацепляются за их край и оттягивают в сторону, чтобы, не снимая, скользнуть второй рукой к сжатому колечку мышц, поглаживая его. - Ты взял презервативы? – Чимин сглатывает, невольно стараясь подставиться под прикосновения. - Не-а, все забыл. – Чонгук косится в сторону. – Но кое-что уже приметил. Чимин чувствует движения сзади и нахмуривается, пытаясь понять, что задумал Гук, но знакомый маслянистый запах моментально дает ответ на все вопросы. - Чонгук, поставь на место! – шипит конфессионарий, стараясь извернуться так, чтобы посмотреть на любовника. – Это освященное масло, его нельзя… Шлепок по упругим ягодицам выбивает весь воздух вместе со словами. Чонгук сжимает в ладони пузырек с жидкостью. - Это обычное масло, - произносит он. – Просто пахнет очень вкусно, мы с тобой словно в массажном салоне. Единственное, что тут священное – это твоя задница и я вновь собираюсь ее осквернить. Можно, Святой Отец? Чонгук аккуратно наклоняет пузырек и янтарная жидкость попадает на копчик, стекая вниз по ягодицам. Чимин покрывается от этого мурашками и умоляет: - Не называй меня так… когда мы занимаемся этим, пожалуйста… - Тебя это не заводит? – усмехается брюнет, размазывая масло по мягкой коже и проникая двумя пальцами внутрь Чимина. – Заводит же, смотри, как принимаешь. С каждым разом все лучше. Чонгук наклоняется, чтобы зарыться носом в приятно пахнущие ладаном волосы и протолкнуться фалангами еще глубже, тем самым вырывая из чиминовой груди жалобный стон. Его длинные пальцы разрабатывают проход, давят на простату и щекочут бугристые стенки узкого прохода. У Чимина от этих действий ноги дрожат, и тело не слушается, разрываемое внутренним жаром, но ему слишком хорошо, чтобы остановить происходящее или заставить себя не насаживаться быстрее. - Мы грешим с тобой, детка, - врывается голос Чонгука в сознание вибрацией. – Так сильно грешим, но почему-то нас никто не пытается пронзить молнией. Людей так легко запугать, но мы не будем такими, - до ушей Чимина доносится звук расстегивающейся ширинки. – Свои грехи отмолим друг у друга. Слов не находится, слова и не нужны. Чимин лишь сильнее сжимает пальцами деревянную балку на стене, за которую держится, выгибаясь в спине, когда Чонгук заполняет его своей плотью. Чонгук умелый любовник, сумевший изучить чужое тело за короткий срок. Он знает, как заставить Чимина ощущать себя словно в дурмане, будто кто-то переборщил с благовониями для кадило. Толчки Чонгука резкие, грубые, он остервенело врывается в чужое нутро, оставляя на ягодицах отметины своих ногтей и звонкие отпечатки шлепков. Член Чимина бьется о его живот с каждым толчком, пачкая кожу и одежду смазкой, но этого слишком мало, чтобы насладиться и удовлетворить свои бушующие, сорвавшиеся с цепи желания. - Гук-а… так хорошо, это безумно хорошо… - Нравится, малыш? – Чонгук не замедляется, лишь самодовольно усмехается. – Конечно я не на таком уровне мастерства, как некоторые трахатели мозгов, но тоже ничего. - Ты такой дерзкий ребенок. – Чимин проводит языком по своим пухлым губам, расставляя ноги шире и наклоняясь, чтобы упереться руками в скамью. Чонгук позволяет поменять позу, выходя из податливого тела до головки, но заполняет парня одним резким толчком сразу же, без передышки. - Ребенок, значит? Ах, ну да, мы же в католической церкви, тут такое практикуют. Чимин в очередной раз заливается громким стоном, таким же мелодичным и звучным, как пение нескольких солистов церковного хора и пускает телом волну, сжимая внутри себя твердую плоть. От него теперь пахнет маслом, потом и сексом, но этот запах настоящий, живой и вкусный в отличие от забивающего нос благовонного дыма. Гибкое тело плавно изгибается под ритм проникновений и вздрагивает, когда Чонгук вновь выходит до головки, оставляя ощущение неудовлетворенности и пустоты в теле. Он сжимает пальцами набухшие соски, слегка оттягивая их и царапая ногтями, из-за чего Чимин сильнее ощущает возбуждение, распространяющееся по его телу жаром в животе и онемением кончиков пальцев. Юноша прекрасно понимает, почему Чонгук дразнит его, но мириться с таким положением дел не собирается. Стоит ли говорить о смирении в такой ситуации? Чимин сгибает руку в локте и слегка меняет позу, полуоборачиваясь к Чонгуку, второй рукой дотягиваясь до его члена. Брюнет наблюдает за этим с интересом и непрерывным легким скольжением в сфинктере. Нужно ли говорить, насколько самодовольная усмешка появляется на чонгуковском лице, когда короткие пальцы Чимина обхватывают его плоть, стараясь вогнать в себя глубже. - Такой плохой мальчик, - шепчет Чон, сглатывая. – Я так сильно хочу наказать тебя, Святой Отец. За все мои земные мучения. - Так накажи. Накажи скорее. Жалобный стон врезается в возбужденное сознание, когда Чонгук вдавливает своего «святого» любовника в стенку и одним грубым толчком загоняет себя до мошонки, возвращая свой дикий и рваный ритм. - Грех – это не любить тебя, детка, - шепчет Чонгук, кусая ухо Чимина, он даже не уверен, что тот сейчас слышит его голос из-за собственных стонов и хлестких шлепков, но все равно продолжает. – Грех – не иметь возможности слышать твои стоны. Грех – запрещать себе жить. Грех – отдать всего себя чьей-то выдуманной фантазии. – Голос парня становится совсем хриплым и тяжелым. – Я не позволю тебе изменять мне, малыш. Слова Чонгука резкие и опасные, бьют под дых и лишают воли, но Чимину нравится. Чимин плавится и растекается воском по стенкам душной кабинки, в которой каждый вздох теперь будто последний. Еще немного и он попадет в их с Чонгуком личный Рай. Греховный, но сладостный, как спелое яблоко Евы. Чимин кончает первым, но обнимающие его руки не дают парню обессилено опуститься коленями на скамью. Чонгук доводит себя до разрядки следом, покидая рефлекторно сжимающееся колечко мышц и пачкая и без того грязную одежду священнослужителя. Их тяжелое дыхание повисает в воздухе, разбавляя умиротворенную тишину. Чонгук наконец позволяет Чимину рухнуть и передохнуть, но сам занимает место рядом, поправляя свою одежду. - Я не прекращу, Чимин, - произносит тихо брюнет спустя несколько молчаливых минут. – Я буду приходить сюда каждый понедельник, среду и воскресенье, пока не заберу тебя с собой. – Он прислоняется виском к чужому затылку. – Ты знаешь мое отношение к религии, Богу, всем этим святым мученикам, но, черт возьми, я уверовал в ангела, когда увидел тебя на амвоне два месяца назад. - Ты снова за свое, - раздается в ответ совсем тихо. – Я не могу так, Чонгук, мне… - Тебе страшно, знаю. Именно поэтому ты решил, что скроешься от своего страха в церкви. – Чонгук пропускает через пальцы светлые пряди. – И как? Удачно получилось? – Чимин не отвечает, но этого и не требуется. – Нельзя сбежать от самого себя, если просто молиться. Нельзя изменить свою судьбу, если не делать ничего и лишь надеяться на божественное чудо. Верить можно лишь в самого себя. - Я понимаю о чем ты, - Чимин восстанавливает дыхание и медленно приводит в порядок свое одеяние. – И прекрасно осознаю, для чего люди создали себе Бога. Так легче пережить трудности и потери, ведь ты не чувствуешь себя одиноким. Так можно справиться с некоторыми страхами. - Но не со всеми, - Чонгук качает головой. – Мои родители верят, что они проживут спокойную, мирную и честную жизнь и попадут в Рай, а я хочу прожить свою жизнь и не сожалеть ни о чем, раз уж у меня такой шанс есть. Думать о том, что какой-то мужичок на облаке обеспечит тебя райскими кущами куда проще, чем задумываться о сложных для человеческого мозга вещах. - К чему ты это? – Чимин неспешно осматривает профиль сидящего рядом юноши. - Да так, - Гук пожимает плечами. – Я не хочу думать о том, что будет, о том, что меня ждет. Я живу настоящим, совершаю ошибки и исправляю их сам же, не пытаясь загнать себя под описанные кем-то рамки. Люди создали себе Бога, поклоняются ему и его же боятся, - он усмехается. – Слишком сложный босс в этой мморпг попался. - Чонгук, не осуждай. Парень поднимает руки и качает головой. - Молчу, но от слов своих не отказываюсь, - он внимательно смотрит в глаза Чимина. – Я буду ждать тебя в понедельник после утренней службы на улице. И если ты не появишься, то мы снова продолжим грешить здесь, - костяшками пальцев парень стучит по деревянной балке исповедальни. – Поверь мне, я добьюсь своего и если не по твоей воле, я сам сделаю так, чтобы нас застукали и тебя никогда больше не пустили на порог церкви. - Иди уже, - Чимин может лишь вздохнуть, подталкивая искусителя в бедро. – Ты меня вымотал. - Так я искупляю свои грехи, Святой Отец. – Чонгук забавно морщит кончик носа. – Вам ведь тоже понравилась моя святая водица? После этого комментария Чонгук оказывается вытолканным из конфессионария, но ничуть не обижается на резко закрывшуюся перед его носом дверь. В конце концов, он своего добьется, потому что Чимин не верный церковный подданный, он ее истинный мученик, собственновольно закрепивший на себе кандалы. Чонгук станет его Спасителем.

***

Массивный колокол сверкает ярко в лучах утреннего солнца, слепит золотым напылением и величественно возвышается над низкими зданиями рядом. Главная башня католической церкви вот-вот разразится привычным звоном, оповещающим о конце утренней службы, спугивая с верхушки креста упитанных голубей. Чонгук тихо фыркает от этого вида и скрещивает руки на груди, удобнее опираясь о свой мотоцикл. Напускная роскошь этого места раздражает его с каждой минутой лишь сильнее, но он мирится с данным положением вещей ради одного человека, которого столь старательно пытается увидеть выходящим из главных дверей. В Чимина до безумия сильно хочется вдохнуть настоящей жизни, снять с него цепи страха и ответственности. Конечно, может показаться, что Чонгук лезет в чужую жизнь слишком настырно и непозволительно, он ведь просто назойливый мальчишка, увидевший Чимина два месяца назад в тот день, когда мать чуть ли не за уши притащила своего непослушного ребенка «насладиться» божественными проповедями, но Гук так не считает. Он увидел в Чимине желание сбежать, отчаянную мольбу не туда вверх, а к нему – случайно брошенным взглядом. Раскаты колокольного звона эхом разносятся по округе, а Чонгук в нетерпении переводит взгляд на выход, постукивая пальцами себе по предплечью. Людей много и у каждого свои проблемы, свои мысли, свои отчаянные мольбы. У Чонгука тоже «свой крест», как бы иронично это не звучало. Парень вглядывается в редеющую толпу и хмурится. С самого начала он знал, что просто не будет, но ощущение досады каждый раз сдавливает грудную клетку. - Я все равно заберу его у тебя, - Чонгук отклоняет голову назад и смотрит в небо. – Парафренный ты синдром. Усмешка получается горькая и искривленная, но напоследок брошенный взгляд меняет все внутреннее состояние парня. Светлая макушка юрко мельтешит, словно колос на ветру, пропадая из поля зрения, но после вновь появляясь. Чимин, путаясь в своей одежде, бегом удаляется от злополучного для него места, будто кто-то в любую секунду погонится за ним в попытках остановить, вернуть, утянуть обратно. Чонгук резко подается вперед и оказывается сжатым в кольце рук. Он слышит порывистое: - Поехали скорее. И моментально оказывается у мотоцикла, отдавая Чимину запасной шлем. - Куда едем? - Как можно дальше. - Да с радостью, - Чонгук врубает зажигание и просит Чимина держаться за него покрепче. Его глаза сверкают от радости и удовольствия. – Я же сказал тебе, что заберу его. - Прости, - Чимин упирается подбородком в чужое плечо, прижимаясь ближе. - Ты мне что-то сказал? - Я спросил, а как же Бог? - А Бог простит… то есть, нет, нахер Бога! Чонгук заливается смехом, что утопает в реве его мотоцикла и выжимает полную скорость, увозя Чимина в Рай, который они создадут своими руками.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.