Отец

У Олега болела душа. Черт пойми что такое — взрослый мужчина, а когда вышел из поезда и осматривался в поисках такси, чувствовал, как коленки дрожат. Он был уверен, что отец не выкинет его из дома и не будет ни в чем обвинять. Уж лучше бы он на сына наорал, так было бы понятнее. Но нет, орать он тоже не станет. Олег знал, что отец будет стараться не смотреть ему в глаза, заводить разговор только при крайней надобности и исподтишка поглядывать, хмуря брови и неодобрительно качая головой. Меньшиков от этого взгляда томился и болел, хотя вины за собой и не чувствовал. С отцом надо было мириться. Почему-то так вышло, что именно сейчас, после Оскара и кучи наград, на пике жизненного самодовольства, Олегу начало становиться неуютно при воспоминаниях об отце. Как будто он сделал все что хотел, а потом понял, что у есть еще одно заброшенное и отложенное уже на сто лет дело, которое сейчас надо точно завершить. Поэтому Меньшиков и решил ехать, чтобы помириться. У него есть теперь, что противопоставить упрекам о бесполезности выбранной профессии - он снялся в фильме на Оскар, получил самую престижную театральную премию. Не так плохо для “сопляка, который в жизни ничего не понимает и играет в бирюльки вместо настоящего дела”. А все равно было страшно. Отец, военный человек, однажды принятые решения менял не часто. Вся одежда провоняла поездом. Меньшиков сам не знал, почему решил ехать так. Захотелось вдруг дорожной романтики и отдыха от “всей этой красной икры”, как он про себя называл ковровые дорожки и церемонии. За двое суток на поезде он почти подружился с соседями, которые все время угощали его курицей и настойчиво пытались угостить водкой, успел заляпать новые брюки и вконец затосковать. В такси, когда он понял, что ехать придется на самую окраину города, затосковал еще сильнее. Его удивляло, что отец, не бывший душой компании, но общаться любивший, поселился в итоге на отшибе. Меньшиков понимал, почему он уехал из родного многолюдного Серпухова - ему все там напоминало о любимой женщине, матери Олега, которая умерла четыре года назад. Но в то, что он настолько закрылся в себе, как-то не верилось. Там, на похоронах матери, они и виделись в последний раз. Там же и разругались, дав выход всем накалившимся до предела эмоциям, которые копили, не рискуя ссориться при больной матери. С тех пор четыре года и не виделись. А теперь Олег сидел в девятке в шашечку и боялся, как мальчишка. Место было живописное. Чем дальше они отъезжали от центра, тем меньше становились дома, в конце концов превратившиеся в одноэтажные деревянные постройки с огороженным участками и все заросшие деревьями и травой едва ли не по пояс. Особенно Олегу нравились горы, которые виднелись в нескольких километрах, он даже пообещал себе сходить туда, если удастся наладить отношения с отцом. Такси остановилось у аккуратного свежевыкрашенного дома. Под окном был разбит маленький палисадник, в котором цвели георгины, любимые цветы матери. Тяжелые яркие цветки напомнили Олегу, что через пару дней наступит осень, которую в горах он еще не видел. Он глубоко вздохнул, вышел из такси, пробежал короткое расстояние между дорогой и домом, пока решимость совсем не покинула его, и постучал. Приветствие вышло неловким. Отец удивился, увидев Олега на пороге, по лицу у него пробежало какое-то подобие улыбки, которую он тут же подавил. Меньшиков даже видел, как отец дернулся было, чтобы обнять его, но потом остановился и неловко протянул руку для рукопожатия. Олег ответил, коротко кивнул, и они прошли в дом. Обстановка почти не изменилась - было впечатление, что отец как-то умудрился почти полностью перевезти серпуховский быт сюда, в маленький деревянный дом. Даже столетний календарь, который висел у них как украшение еще с детства Олега, был тут. - Ты не сильно изменился, пап. - Усмехнулся Олег. - Я уже не в том возрасте, чтобы меняться. Да и без меня всего наменялось, аж тошно. Будешь обедать? - Не отказался бы! А что есть? - Извини, блюдо только одно, здесь не ресторан. - Отец нахмурился. - Знал бы, что ты приедешь, приготовил бы что-то. Он убежал на кухню, которая прилегала к передней, служившей заодно и столовой, и оттуда вскоре послышалось шкворчание и стук тарелок с вилками. Олег стоял на коврике у входа и вдыхал родной запах - гуталина от отцовских сапог, стряпни и чего-то невыносимо домашнего, чему он так и не смог дать определение за всю свою жизнь. Каким образом запах дома переехал вслед за хозяином за полторы тысячи километров, он ни малейшего понятия не имел. - Так и будешь пороги обивать? Проходи, садись. - Отец показал рукой, в которой была сковородка, на стол. Жареную картошку он съел с огромным удовольствием, запивая молоком, почему-то еще теплым. - А парное молоко у тебя откуда? - Олег отсалютовал отцу кружкой. - Соседи дают. Я с ними в дружбе. - Знал, что ты не станешь затворником. - А с чего это я должен был? - он вскинул брови, и Меньшиков удивился тому, как он умудряется одновременно и недоумевать, и хмуриться. - Ну, дом так располагается, почти на выселках, и вообще… - Какой был дом, такой и купил, - перебил его отец, - ты лучше скажи, надолго ли приехал. Олег задумался. Вопрос застал его врасплох. Он, в принципе, знал, что приехал на столько, сколько ему понадобится, чтобы наладить отношения, но сказать о таком прямо он не мог. - Да чего ты напрягся? Оставайся, сколько захочешь. Все-таки давно не виделись. Он смутился своих же слов, и оттого сдвинул брови еще сильнее, но Олег видел, что ему, не смотря на все ожидания, рады. - Слышал про твои успехи. Нелегко это признавать, но ты молодец. - Сказал отец. - Гордишься мной? - Не так разочарован, как прежде. Рад, что ты приехал. Они сидели на скамейке во дворе и смотрели на горы, видневшиеся вдали. Был уже закат, они успели разобрать вещи Олега и ещё раз поесть. Отец почти все время молчал, но враждебности от него, как раньше, не чувствовалось, и он подумал, что слишком рано сказал, что отец не изменился. Что-то в этом всем было приятное, но удивительное. Садящееся солнце все еще пригревало, и Олег щурился как кот и расслабленно улыбался. Иногда подшучивал над отцом, сидевшим прямо, будто кол проглотил - никак не мог отвыкнуть от армейской привычки держать спину. - Так ты скажешь, зачем приехал? - Ну… - Олег хорошенько задумался над тем, как ответить, - мне надоело ссориться. Мы родные люди, надо это ценить. Отец неопределенно пожал плечами, но возражать не стал, что Олег воспринял как согласие с его мыслями. - Как тебе здесь живётся вообще? Без службы, без друзей… без мамы? - Спокойно. Мне сейчас это важнее всего. Хватит с меня. - он откинулся на спинку скамейки. - Навоевался. Теперь пришла очередь Олега жать плечами - для него 60 точно были не тем возрастом, когда он перестанет хотеть от жизни больше. Может быть, будет к тому времени законодателем театральных мод и ещё чего бы то ни было, но руки точно не опустит. - А люди здесь как? - Люди отличные. Никуда не торопятся, живут жизнью. Не без амбиций, конечно. У соседей вон сын хочет в театральное поступать. - Отец усмехнулся. - спрашивает у меня, как чего, а я что, плавали, знаем. - Талантливый хоть? - ухмыльнулся Олег. - Сам увидишь. Он здесь часто бывает. Берет у меня книжки. Говорит, что готовится к экзаменам, но что-то с трудом верится. Давно ли в школе “Доктора Живаго” по четыре раза учат. - Отец вздохнул. - Шельма. Олег заулыбался, вспоминая свои семнадцать лет, и подумал, что уж лучше пусть Пастернака читает, чем как он. - Что улыбаешься, думаешь, сам лучше был? - Потому и улыбаюсь, что не был. Мальчика Меньшиков и правда скоро увидел сам. Тот вошел в дом без стука, по-хозяйски взяв тапки в шкафу и поздоровавшись с отцом за руку. - Евгений Яковлевич, здрасьте! - Парень поставил на стол банку молока. - Это вам маман передавала. - Спасибо, Саша. Олег! Олег, иди сюда! - крикнул отец. Меньшиков вышел из спальни и вопросительно посмотрел на отца. Застывшего от удивления мальчишку сперва даже не заметил, пока он на него не кивнул. - А, добрый день, молодой человек! Олег. - Он подождал, пока парень скажет что-то, но тот к разговору явно был не готов, только нелепо открыл рот. - Это вы театрал, видимо? Саша, справившись с первым впечатлением, вместо того, чтобы ответить на вопрос, обвиняюще посмотрел на отца и сказал: - Вы же говорили, что вы не родственники, Евгенйяковлевич! Это нечестно! Как вы могли не рассказать? - А ты спрашивал? - прикинулся удивленным отец. - А то нет! - мальчишка вконец стушевался, и наконец вспомнил, что Олег за этим всем наблюдает. - Меня зовут Саша. Петров. Ваш большой поклонник. - Хватит вам, молодой человек, я от этих поклонников на Урал сбежал, давайте хоть здесь без этого обойдемся. Лучше будем просто приятелями. Мальчик, видимо, был согласен. По крайней мере жаться перестал, и взгляд из растерянного превратился в открытый и немного хитрый, как у лисы. Глаза Олегу показались удивительными - голубые и водянистые, ну точно омут. Олег отлично знал, кто в таком обычно водится. Оказалось, Саша пришел одолжить палатку. Они с друзьями решили провести последние предшкольные денечки в горах, подальше от бдительного ока родителей, в компании гитары и - возможно, но очень вряд ли, ведь они весьма приличные ребята, по словам самого Саши - пары бутылок пива. - Бросьте вы, Саша, в пиве ничего страшного нет в вашем возрасте, если не злоупотреблять. А хитрить не надо, ваши родители все равно поймут, и вам станет неловко, что вы врали. Они проверяли, все ли в порядке с палаткой, во дворе у Меньшиковых, и вытрясали из нее старые ветки и присохшие сосновые иголки. Из-за громкого шелеста ткани ничего не было слышно, и приходилось почти кричать. - Вы, Олег Евгеньевич, может быть и правы, но я все равно не скажу родителям, что побегу за пивом вечером. Я еще слишком молод и неопытен, чтобы учиться на чужих ошибках. - Заявил Саша, скорчив при этом рожу. Олег засмеялся. Доля правды в этом действительно была. - Все, Саша, мусора тут явно больше нет. Давайте устанавливать. На установку времени ушло прилично - Саша больше дурачился, чем помогал, и Олегу пришлось почти все делать самому. Наконец последние колышки были вбиты, и Меньшиков залез внутрь. Саша тут же оказался рядом. В полумраке палатки мальчик был похож на лисицу еще больше, чем обычно, и это позабавило Олега. - Олег Евгеньевич, мне надо вам кое-что важное сказать. Лицо у Петрова и правда резко приняло серьезное выражение, так что Меньшикову стало как-то не по себе. Мало ли что придет мальчишке в голову. Он приблизился немного к мужчине и шепотом произнес: - Может быть, вы мне купите пива сегодня? А то мне же еще восемнадцати нет. Когда отец назвал Сашу шельмой, Олег подумал, что это он ради красного словца. Но сейчас, когда он действительно шел с мальчиком в магазин, хотя ему не очень и хотелось, он понял, что что-то в этом есть. Саша болтал не переставая, рассказывал обо всем на свете и усиленно зазывал пойти в поход с ним и его друзьями - не то от чистого сердца, не то похвастаться перед ними впечатляющим знакомством. Оказалось, Петров смотрел все фильмы с Олегом, а на последний четыре раза сходил в кино. - Я на этом моменте, про ластик, чуть не умер! Это же надо как! - Восторженно говорил Саша, - Ради этого надо было становиться артистом! - Евгений Яковлевич с вами явно не согласился бы. Он моим выбором был до крайности недоволен. - Ну сейчас-то он наверняка видит, что все хорошо. Да и в кино он со мной несколько раз ходил, был доволен. - Да что вы!? А мне не сказал. - ответил Олег. - Стесняется, может. - пожал плечами Саша. - На него это не похоже. Это и правда было совсем не в его стиле. Отец не стеснялся в лицо наговорить плохих вещей, но и хвалить он умел виртуозно. И почему он не сказал сыну, что ему нравится его работы, Олег ума не мог приложить. - Олег Евгеньевич, вы чего задумались? - Ничего, Саша, все в порядке. Хотел, кстати, спросить: почему вы хотите, чтобы я вам купил алкоголь? У меня сложилось впечатление, что в этой стране всем наплевать на пьющую молодежь. - Сказал Олег. - Ну, всем, кроме моих родителей. - Недовольно проворчал саша. - Маман попросила всех продавцов, которых она знает, ничего такого мне не давать. Она говорит, что это во имя процветания нации. Я думаю, что это из вредности среднего возраста. Олег засмеялся, сам не мог дать себе отчёт почему - не то потому, что сказано было забавно, не то потому, что мальчик и правда был артист. Будущую профессию он явно выбрал хорошо. Покупка алкоголя и его передача произошла как по маслу - Меньшикова никто не узнал, что его очень обрадовало, а Сашу возмутило. Его вообще возмущало или восхищало все, что было связано с кино и театром. Домой они дошли теперь уже под рассказы Олега об Оскаре и церемонии, которые Саше казались едва ли не сказками, и ближе к закату распрощались - мальчику пора было в горы. - Приятное знакомство вышло, Саша. - Олег улыбнулся. - Надеюсь, не в последний раз видимся. - Точно не последний. Евгений Яковлевич меня убьет, если я больше не приду. - Даже не знаю, что меня больше удивляет - ваше заявление или ваше рвение. Петров пожал плечами, ещё раз попрощался и убежал, оставив Олега размышлять над странным поведением отца. Времени для предметного разговора с отцом как-то все не находилось: сперва они переживали за Сашу, которого в горах с друзьями догнала гроза, потом пересмотрели “Покровские ворота”, где отец по полочками разложил все, что ему не понравилось в меньшиковской игре. Потом Олег помогал в саду, а потом с гор вернулся Саша и завертел Олега с отцом в череде рассказов и представлений, где он разыгрывал своих друзей во время дождя. Играл отлично, так что Меньшиковым приходилось только слушать, раскрыв рты, и смеяться. Осень все-таки пришла. Саша в последний раз в своей жизни собирался на линейку и жутко хандрил, он не очень любил школу. По каким-то непонятным причинам его отправили в физико-математический класс, хотя он хотел в гуманитарный, и это вызвало у него бурю эмоций и ужасную ругань с родителями, которую Олег с отцом услышали со двора. В основном взаимные обвинения заключались в том, что никому в этой семье не важны интересы других, и Меньшиковы, сидевшие на своей любимой лавочке, делали вид, что игнорируют крики, но когда дело дошло до воплей о неудачно выбранном будущем, они переглянулись и тактично ушли в дом. - Сашка ведь все равно своего добьется, - сказал отец, - нет смысла его удерживать. Тебя же вон не удержали, и к лучшему все обернулось. Олег промолчал, хотя и поддерживал отца в этом. Ему было немного обидно, что о чужом мальчике отец сделал более мудрый выбор, чем о нем когда-то. Сам Саша пришел минут через пятнадцать после ссоры с родителями и попросил цветов на линейку. Он не хотел их брать, но мать настояла, и Олег, взяв ножницы, пошел в палисадник. - Вам каких? Георгины отлично цветут, смотрите, какие яркие. Наверняка ваша учительница наденет что-то в тон. Саша ухмыльнулся было, но снова нахмурился. - Не переживайте из-за ссоры с родителями. У вас такой возраст, это нормально. Мы вон с Евгением Яковлевичем всю жизнь на ножах, последние четыре года вообще не общались. Только сейчас более-менее. - сказал Олег. - Ну у вас-то все понятно, - ответил мальчик, хотя Олегу и не было ничего понятно, - но блин, они даже не против, что я хочу пойти в театральное, смирились уже, но все пытаются меня натолкнуть на путь истинный . Учение по мукам какое-то! - Бросьте, Саша. Ну, поучитесь, последний класс остался. Если вычесть каникулы, я всегда так делал, будет всего 8 месяцев. Не заметите, как пролетят. А с математикой вам повезло - от нее укрепляются нейронные связи, что сделает вас умнее многих будущих однокурсников. А они, уж поверьте, чем-чем, а умом блистать не будут. - улыбнулся Меньшиков. - Мне и одноклассников хватает тугих. Не-не! - Саша одернул руку Олега от белых астр, - Давайте вот эти, бордовые, у Аллы Сергеевны всегда помада под цвет. В школу Саша ходил исправно, но не на все предметы. Часто прогуливал химию - вместо нее бывал на литературе с параллельным классом, а потом после школы приходил к Меньшиковым и учил у них уроки. Через месяц Олег так привык к его присутствию в доме, что даже перестал удивляться и начал помогать ему писать сочинения по литературе. Видение у них оказалось катастрофически разным, и уроки заканчивались едва ли не скандалами. Меньшиков как-то раз сказал Саше, что школьная программа не построена так, чтобы каждое произведение имело параллель с Шескпиром, и мальчик сделал такое лицо, что Олег подумал, будто у него начинается припадок. Отец простудился и почти перестал ходить на улицу из-за ужасного самочувствия, а поэтому много времени они проводили втроем. Пересматривали кино, рассказывали друг другу истории и коллективно решали задачки по математике из школьной программы. Точнее, решал отец, а Олег с Сашей просто присутствовали и старались не мешать, потому что к математике оба имели не самое большое расположение. К середине октября отец заболел еще сильнее, и весь дом пропах таблетками. На улице зато распогодилось - пришло позднее бабье лето, и Саша, вспомнив о беззаботных августовских деньках, пропадал на улице и прогуливал школу. Меньшиков скучал по нему, разговоров о том о сем не хватало. Он уже совсем было собрался идти к соседям, чтобы разузнать, где Саша, как Саша сам заявился с рюкзаками - одним набитым собственными вещами и одним пустым для Олега. - Собирайтесь, мы идем в горы. - У Петрова так горели глаза, что Олег не мог отказать. Отец заверил, что ничего с ним не случится за два дня, и он еще в своем уме, чтобы не оставить газ включенным или не сломать шейку бедра, выйдя за хлебом. Выражение лица у него при этом было такое, что Олег перестал колебаться и быстренько закидал в рюкзак вещей на два дня и еды и отправился за Сашкой. Вернуться они должны были на следующий вечер, пройдя маршрут и переночевав на сопке, которая находилась в национальном парке. Петров и его друзья исходили весь парк до последней тропки, и карта им была, в общем-то не нужна, Саша и так все помнил. У Олега буквально кружилась голова от увиденного. Никаких снежных пиков не было, и все было совсем не как на картинках, а оттого становилось только лучше. Эти горы внушали чувство чего-то древнего, знающего и помнящего куда больше, чем все другие уголки мира, которые повидал Меньшиков. - Верите ли, Саша, а я бы все Оскары поменял на это место. Никакая пафосная церемония с таким не сравниться, - сказал Олег, запрыгивая на камень, - Это все настоящее, а там пшик. - Олег Евгеньевич, зовите меня на ты, пожалуйста. - Робко ответил Саша, - мы с вами уже как будто сто лет знакомы, а вы все так. - Хорошо. Тогда ты меня тоже. - Улыбнулся Меньшиков. - Вот и прекрасно. У меня только выросли первые отвратительные усы школьника, но уже есть тридцатипятилетний друг, с которым я на короткой ноге. Он ловко вспрыгнул на камень рядом с Меньшиковым и, повернувшись, толкнул его рюкзаком, так что Олег слетел с возвышения. - Ах ты засранец! - Это я тренируюсь восходить на вершины театрального искусства. Мой рюкзак - метафора того, как я столкну тебя с Олимпа, когда отучусь. - Гордо заявил Саша, а потом сам засмеялся. Они шли, не останавливаясь, несколько часов, затем наскоро перекусили бутербродами и отправились дальше. Саша хотел успеть засветло дойти до сопки, чтобы не разбивать лагерь в темноте. Да и найти место поукромнее стоило - не то чтобы кому-то было дело до огня на территории парка, но береженого бог берег. Олег думал, что ему снова придется самому ставить палатку, да и хлопотать с лагерем тоже, но когда дошло до дела, Петров показал удивительную сноровку. Он поставил палатку, набрал дров и сложил очаг буквально минут за двадцать, так что Олегу оставалось только недоумевать, почему в первый раз он столько дурачился. На вопрос об этом Саша ответил, что дома можно делать что угодно, а в горах бирюльки заканчиваются, потому что чем больше высота, тем больше и ответственность. А потом, очень серьезно - и Олег понял, что сейчас мальчик не отыгрывает, - добавил, что касается это не только гор. К семи, когда совсем уже стемнело и лагерь был готов, они разогревали на огне тушенку и варили макароны, не смея нарушать традиции настоящей вылазки в горы. В котелке почти кипел чай, и Олег находился в состоянии полнейшего умиротворения. - Я счас умру. - Пожаловался Саша. - Если не поем через пять минут, у меня желудок прилипнет к позвоночнику. Не знаю, чем это закончится, но вряд ли чем-то хорошим. - Ты точно создашь прецедент в медицине. - Хохотнул Меньшиков, - На самом деле, нечего было так бежать, сказал бы пораньше, что хочешь в поход, мы бы не тратили утром время на сборы. - Я не мог сказать раньше. Ты бы начал думать, а потом додумался бы до того, что не пойдешь. Нашел бы отмазку, типа, я слишком много говорю о Шекспире, и чего там еще. - Серьезно, Саш, ты опять про Шекспира? То есть, ты даже здесь решил мне про него рассказать? Петров рассмеялся, но острить в ответ не стал, а вместо этого выловил ложкой макаронину и попробовал. - Господь бог и все святые угодники, еще не доварились! - Воскликнул Саша. - Это мне за что-то свыше. - Господин Петров, вот вы вроде с детства по походам, а главного правила туриста не знаете. - И какого это? - Если шел весь день, да еще и в гору, макароны не “не доварились”, а аль денте! С этими словами Олег снял котелок с костра, слил воду и вывалил в макароны тушенку. Целый котелок еды пропал через десять минут, и за это время они успели устроить сражение ложками за самый большой кусок мяса. Бой закончился, конечно, тактической победой Меньшикова - он показал Саше за спину, сделав страшные глаза, и мальчик не вытерпел и обернулся. - Это провокация! - Обиженно кричал он, махая ложкой, пока Олег жевал тушенку. - Это подготовка тебя к взрослой жизни в кино, царь Олимпа. Жуй макароны! Чай они пили подальше от лагеря - свет от костра мешал смотреть на звезды, которых здесь было просто немыслимое количество. Как будто Олег уехал в другую вселенную, а не на Урал. Говорить ни о чем не хотелось. Хотелось просто сидеть и смотреть, пока чай не остынет. А потом просто подогреть нового. Когда они легли спать, Саша быстро отрубился, а потом во сне подкатился к Олегу и обнял его сквозь сон. Меньшиков поколебался, и обнял в ответ. Кажется, он начинал влюбляться.