В поисках Эльдорадо

Кёнсу резко вынырнул из сна, часто моргая и слушая ударяющую прямо по ушам настойчивую трель. Его будильник. Где он там? Он нашёл его на прикроватной тумбе и поспешно выключил источник шума. Он ненавидел шум. - КЁНСУ-Я?! Ты уже встал? – снизу послышался крик его мамы. Он правда очень сильно ненавидел шум. Когда он уже направлялся в ванную, его старший брат присоединился к этому шумному беспределу. – Су-я?! Будешь на завтрак блинчики?! – Кёнсу простонал и захлопнул дверь ванной с большей силой, чем было нужно. Он услышал хруст. Отлично, кажется, он сломал дверную раму. - СУ-Я?! Кёнсу снова простонал, стягивая с себя одежду. Естественно, он хотел блинчиков. Зачем было спрашивать? Он всегда завтракал вместе со всей семьей, они всегда ели на завтрак одно и то же, и ни у кого не было особых привилегий. Так зачем хён сотрясал воздух криками? Ах, ну, конечно! Потому что провести тихое, спокойное утро в их доме - это преступление. - Я встал! – крикнул он. Даже когда он услышал злорадный смех брата, он не смог сдержать улыбку. Несмотря на все их причуды, он нежно любил свою семью. Спустившись вниз, он безмолвно поприветствовал отца, который сидел за столом. Его отец так же безмолвно, с доброй улыбкой, поприветствовал его в ответ. Кёнсу занял своё место и уже собирался взять тарелку, как улыбка отца превратилась в выражение неодобрения. Он проследил за взглядом старшего До и понял, в чём дело. Его отец с укором смотрел на левое запястье Кёнсу. Или, если быть точнее, его отец смотрел на тату на левом запястье Кёнсу. - Где твоя повязка? – спросил отец холодным тоном. - В комнате, - ответил Кёнсу, пристыженно опустив голову. – Я надену её перед тем, как пойти в универ. Отец кивнул, однако с неодобрением произнёс: - Дома тоже носи повязку. Не хочу видеть это. Под «это» подразумевалось тату и то, что оно за собой влекло. - Хорошо, абоджи. И Кёнсу был верен своим словам, с этого момента он не показывал своё тату даже дома. *** Распорядок дня Кёнсу был, если честно, довольно однообразным. Каждый день он вставал в 6.30 утра (спасибо вечным выходкам хёна) и умиротворённо завтракал со всей семьей. В 7.20, шагнув за порог дома, он пешком добирался до станции метро и садился на поезд до университета. Он всегда занимал последнее место в последнем вагоне ради красивого вида на город внизу. Поездка в поезде метро - последнее слово техники, возвышающееся на сотни метров над самыми высокими небоскрёбами - всегда была его любимой частью дня. В 8.00 он был уже в классе, где проходила его первая пара, готовый к предстоящему долгому дню. У него не было друзей, ему нравилось находиться в тишине и одиночестве, однако он показывал отличные результаты в учёбе, музыке и спорте. В 17.00 он снова ехал в метро и приходил домой как раз к вечернему перекусу со своей мамой. Его отец и брат возвращались с работы к ужину в 20.30. Затем он делал уроки, смотрел своё любимое спортивное анимэ или читал любимую мангу перед тем, как в 23.00 лечь в кровать. И так повторялось до конца рабочей недели. На выходных он помогал маме с готовкой и стиркой, закупал продукты, а в свободное время занимался вокалом. Его мама любила слушать, как он поёт, и всегда была его самым преданным фанатом. *** Кёнсу проснулся от того, что почувствовал острую обжигающую боль в запястье. Он пробормотал что-то бессвязное, пока искал очки. Затем поспешно сорвал с руки повязку и испуганно посмотрел на своё тату. Оно светилось. Искорки серебряной энергии опоясали чёрное тату в виде головы быка. Он сжал зубы и заскулил от боли. Внезапно из глаз брызнули слёзы, одна упала на тату. Теперь он не только страдал от чувства стыда, будучи уродцем в собственной семье, но ещё и причина его странности светилась и причиняла ему адскую боль. Почему с ним всегда случались только плохие вещи? Чёрт возьми, он был обычным парнем, живущим самой заурядной жизнью! Почему это всё происходило именно с ним?! Он с сердитым укором около пяти минут пялился на то, как светилось его тату, которое вскоре начало медленно гаснуть, забирая с собой всю боль. Он решил умолчать об этом. Не стоило рассказывать о таком странном случае своей семье. Он уже хлебнул достаточно унижения с их стороны. Когда он надел обратно повязку и отложил очки, его посетила мысль, что за всю жизнь его тату никогда не выкидывало нечто подобное. Оно всегда было лишь обычным тату. Никогда не светилось и не причиняло ему жгучую боль. Конечно же, за тату скрывалось что-то ещё. Он всегда подозревал это. Иначе почему его семья всегда выказывала недовольство, стоило им нечаянно завидеть тату? Иначе почему они заставляли его носить повязку, чтобы скрыть тату от посторонних глаз? Конечно… оно должно было что-то значить. Он откинулся обратно на подушку и решил как-нибудь спросить об этом маму. Сейчас же он устал и хотел спать. В этом свечении и боли, всё равно, наверное, не было ничего страшного. *** Был вечер пятницы. Кёнсу только что вернулся домой с занятий обрадованный тем, что впереди его ждали два выходных. В этот раз им даже не задали никакого домашнего задания – что означало, что можно петь сколько душе угодно. - Омма! Я дома, - поприветствовал её он и улыбнулся. - Ты чего такой счастливый? – спросила она, подняв взгляд от книги. – Случилось что-то хорошее? - Вроде того, - он положил листок с результатом последнего теста перед ней на стол и смотрел на то, как её глаза тут же загорелись при виде "отлично". – У меня все выходные свободны, и я тут подумал, может, мы куда-нибудь сходим… Его мать, рассмеявшись, затянула его в объятия. – Конечно, сходим! Мой дорогой, я так тобой горжусь. Пойдём, я приготовлю твоё любимое блюдо. Чуть позже, пока они ели и болтали обо всяких мелочах, Кёнсу спросил то, что крутилось у него в голове с того самого происшествия ночью. - Омма? Можно… можно кое-что спросить? - Конечно, милый, что такое? – она взглянула на него с вопрошающей улыбкой. - Это насчёт… этого, - сказал он, легонько коснувшись левого запястья и поглаживая повязку. Улыбка его мамы мигом испарилась, и на её лице промелькнула тревога. – Она беспокоила меня… Я правда хочу знать. Пожалуйста, омма. - Я уже говорила тебе, Кёнсу-я. Я не знаю, почему у тебя это тату. Оно было у тебя с рождения. Я лишь знаю, что будет лучше не обращать на него внимание и не показывать другим. Пожалуйста, больше ничего у меня не спрашивай. - Пожалуйста, расскажи, - Кёнсу был непреклонен, он подался вперёд и взял её за руку. – Почему нужно его прятать? В нем есть что-то плохое или демоническое? Пожалуйста, ты должна что-то знать. Я никогда не спрашивал папу, потому что знаю, что он возненавидит меня за это, но хотя бы скажи мне, что оно означает. Это тату должно что-то значить! Должно как-то на меня влиять! Мне нужно знать. Его мать выдернула свою руку из его хватки, отказываясь встречаться с ним взглядом. – Да, ты прав. Оно что-то означает. Я не знаю, плохое или демоническое. Я просто знаю, что, если кто-то узнает о нём… о тебе, мы все будем в опасности. Кёнсу мог лишь сидеть и шокированно таращиться на неё. Он не получил никаких ответов, вместо этого у него появилось ещё больше вопросов. Он не знал, что делать. Он чувствовал себя до одури опустошенным. - Кёнсу-я, посмотри на меня, - сказала она, беря его лицо в свои ладони. – Прошу, пообещай мне, что будешь осторожен, что всегда будешь его прятать. Прошу. - Обещаю, - но внутри он не мог перестать ощущать вину за то, что не рассказал ей о боли и свечении. Этим же вечером за ужином всё снова было как обычно. Кёнсу и его мама оба вели себя так, словно никакого разговора между ними не случилось. Они оба лишь рассеянно слушали рассказ хёна о необычном случае в больнице. - … пытаемся понять, что происходит, - Сынсу-хён рассказывал отцу. – У нас никогда раньше не случалось ничего подобного. Тем более, дважды за месяц. Сейчас мы просто надеемся, что удастся найти какое-то решение. - А ты уверен, что это обычная аномалия? – спросил отец. – Это не может быть вирусной инфекцией? - Слишком рано что-то говорить. Надеюсь, что нет, ведь, исходя из того, что я уже видел, такую болезнь я бы даже врагу не пожелал. Она… отвратительна. Эй, Су-я? Что с тобой такое? Ты где витаешь, пока я рассказываю о таких интересных вещах?! С этими словами Сынсу шутливо шлёпнул его по затылку, отчего Кёнсу мигом подавился. Что привело к маленькой пищевой войнушке между братьями, окончившейся спустя несколько минут после строгого взгляда главы семейства. Всё снова было как раньше. Пока Кёнсу с лёгким раздражением не схватил ложку, ломая её на части. – Ой. Вся его семья в шоке уставилась на него и ложку. Он сглотнул и осторожно положил остатки ложки на стол. Он не впервые случайно ломал что-то, что было практически невозможно сломать голыми руками. Дверцу машины, их бетонный столб на заднем дворе, железную проходку в супермаркете, и теперь вот серебряную ложку. - Э… простите. Однако его семья ничего не сказала. Мать снова отвела взгляд, Сынсу-хён мигом стал серьёзным, игривая улыбка тут же исчезла. Кёнсу посмотрел на отца и был не удивлен выражению неодобрения на его лице. Но ему показалось, что он видел, как взгляд отца метнулся к его левому запястью, задерживаясь там на долю секунды. Всё внутри словно похолодело, когда он поднялся и вышел из-за стола, бормоча извинения. В безопасном лоне своей комнаты, он разорвал повязку и вгляделся в тату. В его голове стучала лишь одна мысль. Было ли это тату причиной, почему он ломал вещи, которые, по сути, не поддавались разрушению? К тому же, голыми руками. *** Через месяц после случая со сломанной ложкой его разум успокоился. За это время не произошло ничего необычного: никакого свечения, никаких сломанных вещей. В кои-то веки он предвкушал приближающиеся выходные. В тот вечер отец и хён не вернулись домой. Когда он спросил об этом маму, то всё, что она сказала, сводилось к «В больнице опять происходит что-то странное. Вспыхнула эпидемия какой-то лихорадки. Нужны были все имеющиеся врачи и интерны". Кёнсу не мог уснуть. Отсутствие хотя бы одного из них за ужином казалось странным и непривычным. Обычно в экстренных случаях лишь отец оставался в больнице на ночь. Хён всегда возвращался домой. Кёнсу лишь надеялся, что, какой бы всплеск болезни там ни случился, он скоро закончится. Однако на следующий день они тоже не вернулись. - Это какой-то ужас! – Кёнсу молча слушал излияния хёна в телефоне. – Чего мы только ни перепробовали, но ничего не помогает! Мы с отцом провели кучу тестов и экспериментов, но пока безрезультатно. Но ты не волнуйся. Мы скоро со всем разберёмся и вернёмся домой. Просто позаботься пока о маме и себе, хорошо? - Это всё тот же случай? Та самая аномалия? – встревоженно поинтересовался он. - Боюсь, что да. Ой… Су-я, мне надо бежать, перезвоню позже! И постарайся не прикасаться ни к кому в метро! Связь прервалась. Кёнсу некоторое время глядел на свой телефон, затем откинул его на кровать. После разговора с хёном он ощущал беспокойство. Словно специально, чтобы усугубить ситуацию, его тату в этот вечер снова светилось и причиняло адскую боль, к тому же, он умудрился сломать спинку кровати. Спинку кровати с металлическими прутьями. Застыв на месте, он долго пялился на испорченную кровать. Металлические прутья, образующие арку, были теперь вырваны с мясом и лежали на подушке. И только спустя целую минуту, когда он почувствовал, как по щеке вниз скользнула мокрая капля, он понял, что плакал. Хоть это и было бесполезно и ничего не меняло. Просто он был так истощён и встревожен, и ему было больно. Порой его до чёртиков пугала мысль о том, что он теряет над собой контроль. Что, если он сломает что-то гораздо более ценное, чем металлические прутья? Что, если однажды он навредит своей семье? Что, если он не сможет контролировать эту дикую, нечеловеческую силу, которая иногда лилась через край? Медленно вытирая слёзы, он поднял отломившийся кусок спинки и кинул его в мусорную корзину. Он лёг спать, несмотря на то, что его тату всё ещё светилось и причиняло боль. Он сжал зубы и закрыл глаза... … не догадываясь о том, что возле его дома кто-то стоял. *** - Я съезжу в больницу. Кёнсу с сонным взглядом сидел за кухонным столом, медленно жуя свой завтрак. Это снова случилось ночью, его тату снова странно себя вело, и он сломал в ванной керамическую раковину. Он был таким уставшим и рассеянным, что не сразу осознал, что говорила его мама. - А? Она вздохнула. – В больницу. Сегодня заеду. Я уже пару дней чувствую себя неважно. Заодно зайду повидаюсь с твоим отцом и братом. Кёнсу моргнул. Теперь, когда он присмотрелся, его мама выглядела гораздо бледнее, чем обычно. А под глазами её были заметны тёмные круги. Его отец и хён так и не вернулись домой, а шла уже вторая неделя. Они также не звонили вот уже три дня. Должно быть, случилось что-то действительно ужасное. - Мне пойти с тобой? Его мама покачала головой. – Не надо, тебе нужно идти на занятия. Не волнуйся, к твоему возвращению я буду уже дома. Но на всякий случай я оставлю ключи в горшке с цветами. В тот день от глаз Кёнсу не ускользнуло множество настораживающих деталей. По пути до станции метро он встретил меньше детей, чем обычно, школьная форма мелькала в толпе довольно редко. В метро многие люди выглядели изможденными, их кожа была желтоватой, словно от обезвоживания. У многих залегли глубокие тёмные круги под глазами. Кёнсу сидел сзади, на его привычном любимом месте. Воздух, казалось, был пропитан ощущением надвигающейся беды. Ощущение было настолько сильным, что его невозможно было игнорировать. Однако он продолжал тихо сидеть, только в этот раз не стал смотреть в окно. Вместо этого всю поездку он рассматривал людей вокруг. Внезапно он вспомнил слова хёна «и постарайся не прикасаться ни к кому в метро!», и его вновь охватила тревога. Что-то было не так. Когда он пришёл на занятия, то узнал, что их классный руководитель отсутствовал. Его одногруппники были менее шумными, нежели обычно. Пару раз, когда он прислушался к их разговорам, то услышал лишь жалобы на здоровье и жаркие обсуждения выложенного в интернет видео. 'Так устала, что хочется лечь и умереть'. 'Сначала это случилось с моим донсеном, его отправили в больницу'. 'Всё ещё не могу поверить. Это всё неправда, это какое-то постановочное видео'. 'Наверное, чья-то несмешная шутка. Ха!' 'Я не смог с ними связаться. Они легли в больницу на прошлой неделе! Отец попытался попасть туда, но она закрыта для посторонних. Говорят, там какой-то карантин'. 'А вдруг это всё по-настоящему? Карантин в больнице и это видео. Слишком для простого совпадения, не находите?' Кёнсу почувствовал, как у него всё сжалось в груди. Больничный карантин? Конечно же, это не могла быть та же самая больница, в которой работали отец и хён, ведь так? В городе Экзо-лон было пять крупных больничных комплексов. Карантин мог быть в любой из них. Тем не менее остаток дня он провёл в тревожном ожидании чего-то плохого. Он позвонил маме и почувствовал облегчение, когда услышал, что она без происшествий добралась до больницы, и там не было никакого карантина. Но всё же... к концу учебного дня он был уже измотан непрекращающимся ощущением, что что-то было не так. Его путешествие домой ничем не отличалось от утреннего. Единственное, что изменилось, это количество пассажиров в метро. В транспорте было ещё меньше людей, чем утром. И все выглядели ещё хуже, чем раньше. Одна женщина даже потеряла сознание и поранилась, ударившись локтём о металлический столб. Её поспешно вывели из вагона, но почти никто из присутствующих не выказал ни намёка на шок или беспокойство. Все выглядели какими-то безжизненными и... больными. Он неосознанно сунул руку в карман штанов в поисках телефона. И в следующую секунду Кёнсу уже звонил брату. Каждый раз, как его уха достигали гудки, его сердце начинало стучать быстрее. Спустя семь долгих гудков хён ответил на звонок. - Хён! Почему ты так и не позвонил?! - первое, что вырвалось у Кёнсу. На другом конце линии послышались помехи, а затем Сынсу ответил: - Где ты? Ты дома с оммой? Кёнсу сглотнул ком страха. - Нет. То есть... я в метро, еду домой. Омма прямо сейчас должна быть в больнице. Может, тебе стоит выйти ненадолго из лаборатории и проведать её. - ЧТО?! ЧТО ОНА ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТ? - настоящая, ничем не прикрытая паника в голосе хёна заставила его вздрогнуть. - Она неважно себя чувствовала. Её лихорадило... и мы не слышали от вас никаких новостей вот уже три дня, так что... - Блядь! Какого чёрта.... - дыхание Сынсу на другом конце линии было тяжелым, он явно пытался сохранять спокойствие. - Что случилось? Детально опиши мне её состояние, Кёнсу-я. Живее. И Кёнсу всё рассказал. Рассказал о всех симптомах - от желтоватого цвета кожи до тёмных кругов под глазами. Он не видел Сынсу, но знал, что с каждым сказанным им словом его хён всё быстрее терял самообладание. - Нет, так быть не должно! - Кёнсу крепче сжал в руке телефон, слушая голос впавшего в отчаянье брата. Если Сынсу так себя вёл, то... это означало, что случилось самое худшее, о чём можно было только подумать. - Я думал... я думал, что смогу всё исправить. Прости меня, Кёнсу. Прости. - Хён, - сказал он. - Пожалуйста, прекрати. Ты пугаешь меня. Что происходит? Творится какая-то чертовщина, и я не понимаю... пожалуйста, скажи мне, - внезапно он вспомнил обо всех странных случаях, о своём светящемся тату, словно подающим какой-то знак, о своей разрушительной силе, которую он был не в состоянии контролировать, и все это вкупе было слишком. Он был сыт по горло вечным незнанием. - Су-я, послушай меня внимательно, - Сынсу хлюпнул носом и звучал так, словно что-то для себя решил. - Я пойду найду омму, если она здесь. Но тебе придётся сделать всё так, как я сейчас скажу. Пожалуйста, пообещай, что сделаешь всё так, как я скажу. - Обещаю, хён, - он слушал поспешные объяснения хёна. - Это то, над чем я работал, пытаясь предотвратить. Очевидно, что всё вышло из-под моего контроля. Невозможно предугадать, что произойдёт дальше, но я знаю, что грядет что-то ужасное... - Сынсу сделал судорожный вдох. - Всё дело в вирусе, Су-я. В смертельном вирусе. Мы не знаем, чем он вызван, но пока все люди, приведенные к нам, умирали страшной смертью. Симптомы всегда схожи. Эти же симптомы ты можешь наблюдать вокруг себя. Поэтому ты должен быть осторожен. Смертельный вирус. Больничный карантин. Люди, похожие на зомби. Кёнсу ссутулился на сидении, широко распахнутыми глазами рассматривая больных людей вокруг себя. - Пожалуйста, скажи, что это не та же болезнь! Пожалуйста, скажи, что это не та же болезнь, что у оммы! - Кёнсу, мне жаль. Мне очень, очень жаль. Я знаю, мы всегда обходились с тобой несправедливо из-за твоей странности. Прости, мы ничего не смогли сделать. Пожалуйста, прости нас. И сделай так, как я скажу. Кёнсу заплакал. Ему было уже наплевать, где он находится. Он просто плакал от безысходности, слушая брата, всё его тело тряслось от всхлипов. - Сейчас ты сразу же направиться домой. Запрешь все двери, закроешь все окна. Затем возьмёшь нужные медикаменты из моей лаборатории в подвале и создашь дома зону карантина. Скажи "да", чтобы я знал, что ты слушаешь! Кёнсу произнёс "да", изо всех сил стараясь сдерживать всхлипы. - Ты выключишь весь свет, ты урежешь рацион питания и будешь выжидать так долго, как только возможно. Оставайся дома, пока не прибудет спасательная группа! И не открывай дверь никому, тем более тем, кто покажется тебе подозрительным! - Подожди, о чём ты? Зачем мне прятаться дома и выжидать? Какая ещё спасательная группа? - он поднял взгляд, когда поезд прибыл на его станцию. Он поспешно вышел из вагона, избегая контакта с проходящими мимо людьми. - Хён, ты ведь не намекаешь на то, о чём я сейчас подумал?! Сынсу вздохнул. - Я говорю то, что есть. Если ты видишь людей со схожими симптомами, то это означает, что уже слишком поздно. Всё кончено, и единственный для тебя способ выжить - это делать так, как я тебе говорю. Кёнсу уже практически перешёл на бег, инстинкты заставляли его послушаться хёна. Он бежал домой, прижимая к уху телефон, словно от этого зависела его жизнь. - Потому что вирус не просто убивает людей, Кёнсу-я. Он... он также возвращает их обратно. - Делает их зомби?! - Кёнсу уже свернул на свою улицу. - Ты серьёзно?! - Нет, не зомби. Хуже, - Сынсу в отчаянье простонал. - Не знаю, как объяснить. Они не хотят жрать мозги. Они просто убивают. Они становятся хищными, как какие-нибудь монстры из космоса, которые жаждут истребить всех живых существ на планете. Кёнсу уже видел свой дом. - Я почти пришёл. Я сделаю так, как ты сказал, но ты обязан вернуться домой, хён! Ты обязан. Если это действительно конец, то ты нужен мне здесь, дома! Кёнсу обыскал цветочный горшок на наличие запасного ключа и нашёл то, что искал. Открыв дверь, он вбежал внутрь и снова запер дверь на ключ. Теперь он стоял в прихожей своего пустого дома, тяжело дыша. - Я... я не смогу сделать это один. Пожалуйста, хён. Сынсу не отвечал долгую минуту. - Су-я, ты же знаешь, что я люблю тебя? И я понимаю, что не сильно помогал тебе относительно твоего ... состояния. Но я так много всего хочу тебе рассказать. Про твои силы. У меня не так много времени, но я расскажу всё, что смогу. Во-первых, это не случайно... - Почему? - прошептал Кёнсу, в его глазах вновь застыли слёзы. - Почему ты так легко об этом говоришь? Всю мою жизнь ты избегал этой темы, как чумы, а теперь тебе есть, что сказать?! - он не собирался кричать, но сегодня всё случившееся было для него слишком. - Силы? Теперь ты называешь моё проклятье какими-то силами? Почему...? Он почувствовал себя виноватым, когда его хён тоже вдруг расплакался. - Прости меня, мой донсен. И я понимаю, что будет непросто получить твоё прощение. Но сейчас просто послушай меня... пожалуйста. Твоё тату означает огромную силу, силу за пределами обычных человеческих возможностей. Она связана со старинными легендами о возникновении нашей планеты. Причина, по которой мы просили тебя его прятать, заключается в том, что, если бы правительство об этом узнало, тебя бы забрали и использовали как лабораторную крысу. Но раз мир и так, скорее всего, будет разрушен, я решил, тебе стоит знать, почему мы так поступали. Почему мы прятали тебя от всех. - Хён, хватит говорить так, будто мы никогда больше не увидимся, - всхлипывал Кёнсу, упав на колени. - Хватит говорить всё это, будто это конец света. - Но... он может скоро наступить. Нет, он уже наступил. Я только жалею, что у меня не было достаточно времени, чтобы рассказать тебе обо всём, - Сынсу громко шмыгнул носом, его голос дрогнул от переполявших его эмоций. - Всё произошло слишком внезапно. Но я должен рассказать тебе всё, что успею. Всё связано, Кёнсу. Твои силы, тату и старые легенды. Найди их и изучи. И не верь никому. Кёнсу промямлил, шмыгая носом: - Не буду. Но...х-хён... - Я нашёл кое-что в наших старых семейных дневниках, - продолжил его брат, словно не слышал Кёнсу. - Они принадлежали нашей бабушке, у неё тоже на запястье было мистическое тату. Я не читал их полностью, но в них точно есть информация, которая тебе понадобится. Я спрятал их в своём кабинете, ты должен их найти... Вдруг на другом конце линии кто-то громко позвал его брата. - Сынсу-я! БЫСТРЕЕ СЮДА! ТВОЯ МАМА... - ХЁН! - тоже крикнул Кёнсу. - Иди! Позаботься о маме! - Я люблю тебя, Су-я! Ты должен защитить себя! И помни всё, что я тебе сказал! - Я т-тоже тебя люблю, - он снова плакал. - Ты и омма должны вернуться домой! Связь оборвалась. Кёнсу упал на пол и разрыдался. *** Два дня. Он провёл два дня в одиночестве в тускло освещенном доме. Он сам создал карантинную зону, воспользовавшись материалами для изоляции из лаборатории хёна. Вентилятор он использовал лишь в гостиной, где и находился все два дня. В первый день после звонка хёну он запер все двери и окна и создал карантинную зону. Потом распределил по дням продовольствие, делая заметки и внося всё в список. Так он определил, что сможет продержаться как минимум месяц. После наступления вечера он сел напротив телевизора, включил новости и своими собственными глазами лицезрел то, что предрекал хён. Новости крутились вокруг рекордного количества людей, потерявших сознание и скончавшихся по пути в больницы - в больницы, которые находились в бедственном положении из-за огромного количества пациентов и нехватки рабочего персонала. По словам представителей власти, решение проблемы пока не нашли, однако всем настоятельно рекомендовали не выходить на улицу, запереть двери и оставаться в относительной безопасности своих жилищ. Следующим вечером было объявлено о смерти президента, а также многих членов правительства. Ещё спустя день перестали работать все средства коммуникации, и теперь телевизор показывал одни помехи. Кёнсу повернулся к радио и услышал последний кусочек новостей, крутящийся на повторе. "Оставайтесь дома, избегайте контактов с другими людьми с любыми признаками заражения. Ждите аварийно-спасательную группу". Через четыре дня вырубилось электричество. К следующей неделе, на девятый день ожидания, он оставил любые надежды снова увидеть свою семью. Он несколько раз подумывал о том, чтобы выйти на улицу и начать поиски. Увидеть своими собственными глазами, что творится в мире. Вдруг всё это неправда? Но каждый раз, как он выходил в прихожую, голос брата напоминал ему о данном им обещании. Поэтому он оставался на месте, в одиночестве, и ждал. *** Две недели. И до сих пор ни единой весточки от семьи, и никакой спасательной группы. Ведь не то, чтобы мир снаружи полностью вымер. За последнюю неделю он слышал, как над его домом пролетали вертолёты, а по его улице проезжали машины, спешащие куда-то. А один раз даже слышал раздавшийся вдалеке взрыв, от которого зазвенели оконные стекла, а сам он в страхе пригнулся. Ещё он слышал, как воры, больше не боясь полиции, грабят дома по соседству. Причина, по которой он не вышел из дома, чтобы просигналить вертолётам или попросить о помощи у проезжающих мимо на машинах, отчасти заключалась в том, что он ожидал возвращения своей семьи, а отчасти - в том, что случилось несколько дней назад. В ту ночь, когда он услышал, как воры взламывают дверь соседнего дома, выбивая окна, случилось кое-что ужасное. Он не видел, что это было, но отчётливо слышал. Посреди их весёлого мародёрства воры вдруг стали громко кричать. Сначала Кёнсу подумал, что это были крики эмоционального перевозбуждения, но он прислушался и понял, что воры были чем-то сильно напуганы. По их смеху ранее он определил, что воров было пятеро. Один за другим крики прекратились - или, если говорить точнее, резко оборвались, как будто кто-то или что-то убило их всех. Кёнсу задрожал от ужаса, лишь услышав всё это, и беззвучно молился, чтобы то, что так напугало тех воров, обошло его дом стороной. Чтобы его хён скоро пришёл за ним. В ту ночь Кёнсу плакал в подушку, так и не сомкнув глаз. *** На восемнадцатый день своего одиночества Кёнсу услышал какие-то посторонние звуки. Близился вечер, и он только-только сообразил, что его запасы продовольствия уменьшались быстрее, чем он распланировал. Он как раз снова проходился по списку, когда услышал голос снаружи. - Привет? - громко позвал кто-то снаружи его дома. - Здесь есть кто-нибудь? А затем произошли сразу три вещи. Кёнсу замер и прислушался, зная, что это мог быть кто-то из воров. Он не узнал голос, так что это не был кто-то из его семьи. На долю секунды он также подумал, что голос мог принадлежать кому-то, кто нуждался в помощи. Но когда Кёнсу вышел в прихожую, то случилось первое. Боль, свечение. За это время, находясь дома один, он перестал носить повязку или прятать своё тату. По большей части из-за того, что он прочитал в дневнике своей бабушки, а также из-за того, что многие члены правительства были всё равно мертвы или при смерти. Да и сам Кёнсу мог погибнуть в любой момент, так что прятать тату больше не было смысла. Однако когда раздирающая боль прошила всю его руку, его голосовые связки неожиданно сработали, формируя короткий стон. Выдав себя голосом, он тут же прикусил губу, сохраняя молчание, несмотря на то, что хотелось вопить от боли. Через пять минут боль медленно отступила. Придя в себя, Кёнсу осознал, что каким-то образом подполз к входной двери, где сжался в комочек. Вскочив на ноги, он осторожно отодвинул в сторону край шторы на ближайшем к двери окне. Одним взглядом ему удалось охватить много всего. Он увидел прямо напротив дома упавшее на дорогу дерево, вся улица была заставлена разбитыми машинами, кругом валялись всякие вещи, вроде дорожных сумок и предметов одежды. Однако его взгляд сфокусировался на единственном движении, которое он приметил. Какой-то парень медленно, но целеустремлённо брёл прочь с его улицы, прихрамывая. У него была стройная и худая фигура, чуть выше Кёнсу, и тёмные волосы. Он не был похож на вора. Кёнсу хотел окликнуть парня, но в последний момент передумал. Кто знает, кем он мог оказаться. Что, если он лишь притворялся хромающим, чтобы выглядеть безобидно? Кёнсу не мог так рисковать. Кроме того, боль лишь притупилась, но ещё не прошла. Поэтому Кёнсу опустил штору и отпрянул от окна. Он направился прямиком к столу, на котором оставил дневник. Благодаря дневнику он понял следующее: а) судя по всему, сверхспособности могли существовать вне манги и сериалов; б) его бабушка была немного чокнутой и введенной в заблуждение ложными надеждами. Он прочитал почти весь дневник, выискивая фантастические вещи, относящиеся только к легендам. И всё же он наделся, что упустил что-то касательно татуировок, причиняющих боль, и решения этой проблемы. Он вернулся к основной записи, рассказывающей о татуировках. Ей было больше 54 лет, его бабушка тогда, должно быть, уже была замужем и ждала появления на свет его отца. Он начал читать снова, и ему стоило больших усилий не закатывать глаза. "Легендарные Создатели древа жизни, поддерживающего жизнь на планете Экзо, не были обычными людьми, и не были обычными мужчинами. Сначала я не поверила в это, поэтому искала информацию везде, в каждой электронной библиотеке, в каждом бумажном носителе каждой библиотеки. И кто бы мог подумать, что я наткнусь на зацепку в книжке для маленьких детей. Это было неожиданно. Но рисунки из книжки выглядели точь-в-точь как моя татуировка. Я не могу больше не обращать на это внимание. Моё тату точно что-то означает. Боясь, что история долго не проживёт, я записала её на последних страницах этого дневника. Я молюсь Богу, чтобы мой сын не родился с таким же проклятьем, но, поскольку у моих родителей, а также у их родителей не было никаких странных татуировок, мне хочется верить, что это проклятье передаётся, минуя несколько поколений. Я надеюсь, что всё, что я нашла, не более, чем детские сказки, однако моё сердце говорит мне обратное. Эти силы действительно существуют. И если легенды о рождении нашей планеты правдивы, то двенадцать источников этой силы однажды спасут наше наследие". Кёнсу оставил без внимания этот параграф и перевернул несколько страниц. Он нашёл запись, сделанную спустя два года после рождения его отца. Его бабушка также столкнулась с болью и свечением татуировки. "Мне стыдно, и я с трудом могу смотреть своему мужу в глаза. То, что случилось сегодня, было ново для меня и неожиданно. За 26 лет своей жизни я никогда не испытывала ничего настолько же невероятного. Хоть я иногда делаю какие-то неожиданные вещи - например, случай с вазой, которую я разбила несколько месяцев назад, лишь глядя на неё - этот болезненный опыт был у меня впервые. Я находилась в торговом центре, подбирала новую одежду для своего малыша, когда это случилось. Я помню лишь, что мне было очень больно, и я кричала. Позже, когда мне стало лучше, муж сказал мне, что я много кричала. Однако он также сказал одну странную вещь: "Ты не единственная, кто слетел тогда с катушек. Был ещё один мужчина через несколько стеллажей от нас. Он тоже упал на пол и начал кричать без видимой на то причины." Интересно, почему это случилось. Почему сейчас.. после стольких лет? Возможно, я никогда этого не узнаю. Мой муж не любит разговаривать о моем тату, поэтому я промолчала, сделав вид, будто меня беспокоила боль в спине, из-за которой я закричала. Он больше не поднимал эту тему. Возможно, я никогда не узнаю, в чём тогда было дело. Я лишь надеюсь, что это никогда больше не повторится. Боль была невыносимой". Кёнсу в недоумении уставился на дневник. Он снова и снова перечитывал строчку "Ты не единственная, кто слетел тогда с катушек. Был ещё один мужчина через несколько стеллажей от нас. Он тоже упал на пол и начал кричать без видимой на то причины." А вдруг... тот мужчина был таким же, как его бабушка? Как он? Но тогда почему они оба одновременно ощутили боль? Его глаза широко распахнулись, он вскочил и, отбросив дневник, побежал в прихожую, тут же заглядывая за штору. Было ли это совпадением, что кто-то подошёл к его дому в тот момент, когда его тату начало снова болеть? А может... тот человек, тот парень, которого он увидел в окне хромающим, будто от боли... неужели это возможно? Но как бы он ни вглядывался, улица оставалась пугающе пустынной, того парня и след простыл. Даже если его подозрения окажутся правдой, и тот парень тоже... как бы... такой же, как он, ему придётся ждать. В следующий раз, когда его запястье пронзит боль, он будет готов. Как только его посетила эта мысль, его надежда умерла. Следующий раз может произойти, только если ему удастся выжить так долго. Было сложно предугадать, сколько времени у него осталось. *** Шёл двадцать девятый день. Кёнсу был поражён тем, что продержался так долго, но с таким же успехом он мог быть и мёртвым. Всё, что он делал в эти дни, это мерил шагами гостиную, ел, спал, читал... а потом всё повторялось. Он уже давно потерял все надежды воссоединиться с семьей. Его запасы воды были почти на исходе. За всё это время он несколько раз слышал воров - слышал их крики ужаса - и ему было почти их жаль. Он понимал, что не стоит думать о них как о преступниках. Они, скорее всего, были обычными людьми, ищущими еду, чтобы выжить. Возможно, ему стоит им помочь. Но он был слишком напуган и хорошо помнил совет своего хёна. Однако в эти дни его всё больше одолевало любопытство. Он всё чаще отваживался подняться наверх и выглянуть в окно. Может, он увидит что-то новое? Может, тот парень вернётся и докажет, что он ошибался насчёт своего тату? Однажды он увидел лишь группу людей, поспешно проходящих мимо и с испуганными лицами оглядывающихся кругом. Они убегали посреди ночи - от кого? этого он не знал. Он понимал, что скоро и ему придётся уходить. У него закончилась еда, он выживал лишь на сухом пайке и трёх глотках воды в день. Но не пройдёт много времени, прежде чем не станет и этих скудных запасов - и он, скорее всего, станет одним из тех воришек, бродящих в ночи. Возможно, он умрёт так же, как они, крича от ужаса. С этой мыслью он собрал сумку, положив туда только предметы первой необходимости, которые не станут его замедлять. Он был готов сорваться с места в любой момент, храня сумку у входной двери. Он лишь ждал последней капли, спускового сигнала. Только он не подозревал, что сигнал поступит таким неожиданным способом. *** Они вернулись. Как и обещали. - Кёнсу-я? Он не мог в это поверить. Он знал этот голос. Это было невозможно и в то же время чудесно. Его хён вернулся! Когда Кёнсу подбежал к двери, другой голос мягко позвал его: "Кёнсу-я, мой малыш. - ОММА! - вскрикнул Кёнсу, распахивая дверь. Он увидел их. Голова тут же пошла кругом от облечения и радости. Он бросился в объятия хёна. Ощущение чужого тела напротив собственного, надёжно обнимающих его рук, оказалось для него слишком. Слишком невыносимо, поэтому глаза моментально наполнились слезами. А потом... он закричал. Хён... пытался его раздавить? Почему? Он с силой вырвался из чужих рук, впервые в жизни благодаря Бога за свою нечеловеческую силу. И взглянул на хёна, прикусив губу, чтобы не закричать вновь. Это был его хён. И в то же время не он. Всегда такое красивое лицо теперь было изможденным и осунувшимся, кожа отливала жёлтизной, а под глазами глубоко залегли такие темные круги, что они казались неестественными. Всегда искрящиеся глаза хёна казались безжизненными и словно принадлежали мертвецу. А его мама... казалась искажённым воспоминанием из детства. Она также смотрела на него, и её глаза не узнавали своего собственного сына. - Х-хён...? Омма...? - запинаясь, произнёс он, по его щекам потекли слёзы. Неосознанно он отпрянул, сделав шаг назад. - Мы же обещали, - сказали они спокойным, прохладным голосом, с грацией пантеры проскользнув в дом. - Мы вернулись к тебе, Кёнсу. Его мозг неистово заработал, пытаясь понять, связать факты воедино, но ничего не получалось. Однако... кое-что теперь было очевидно. Он вспомнил, как хён до этого сказал ему: "Нет, не зомби. Хуже... не знаю, как объяснить". Он видел всё своими глазами, но всё же не мог в это поверить. Его семья больше не была... такой, как прежде. Он осторожно обходил их, стараясь не показывать слабину. За недели, проведенные в одиночестве, он научился двигаться абсолютно бесшумно. - Почему в-вы пришли т-так поздно? - спросил он, всё ещё не в состоянии поверить. - Мне б-было так одиноко... я так д-долго вас ждал. Хён улыбнулся. И глаза Кёнсу опустились на губы брата. Впервые он ощутил леденящий душу страх. На губах его хёна и мамы была кровь. Это был кто-то... другой, не его хён и мама. - Ты больше не будешь один, мой мальчик, - сказала омма, повторяя улыбку хёна. - Мы пришли за тобой. Вместо того, чтобы звучать успокаивающе, слова из её уст были похожи на предупреждение. Кёнсу следовал инстинкту и сумел, обойдя их, встать спиной ко всё ещё открытой входной двери. Левой ногой он чувствовал подготовленную им сумку. Медленно он наклонился, схватил сумку и выпрямился, не разрывая зрительного контакта со своей семьей. Стоит ли им всё ещё доверять? Они пока... ничего не предпринимали. Но почему его сердце так испуганно билось? Почему его хён и омма выглядели такими непохожими на себя? Сделав резкий разворот, он выбежал за дверь - и тут же влетел в толпу людей. В толпу молчаливых людей во врачебных халатах и в больничных пижамах. Похоже, его семья вернулась за ним не одна. Они пришли за ним, как стая диких волков. - Иди сюда, мой донсен, - от голоса хёна у Кёнсу по спине побежали мурашки. - Всё закончится через минуту. А затем они все набросились на него. Он не знал, что сделал, но внезапно он уже кричал и отбивался от них. Первая медсестра вцепилась ему в руку своими острыми ногтями, и он поднял её вверх, затем бросая на других с такой силой, что они отлетели, впечатываясь в дом. Стена под их весом обрушилась с грохотом, достаточным, чтобы разбудить всю спящую улицу. Но насколько позволяло видеть его зрение, единственные люди, которые вышли на шум, были такими же, как его хён и омма. Стрёмными и двигающимися, словно пантеры. Он сорвался с места и, преодолев несколько метров, подхватил первое, что попалось ему на пути. Им оказалась машину. Он швырнул её в нападавших и бросился наутёк. Они следовали за ним следующие несколько домов. Он свернул за угол и тут же врезался в кого-то. Тот самый парень. Первое, что он почувствовал, была жуткая боль в запястье. А в следующую секунду парень схватил его за руку, поднимая с асфальта. Он ухмылялся и что-то говорил. - Закрой глаза. Кёнсу его не слушал. Он глупо таращился на приближающуюся к ним толпу. А затем... парень вдруг начал светиться... ослепляюще ярко... словно звезда.