Люблю любую тебя

       Я люблю губы Алекс.        Когда она поцеловала меня в первый раз, я жутко нервничал и тупил, потому что это был всего лишь второй поцелуй в моей жизни. Да, это позорно, учитывая то, что мне целых шестнадцать лет. Формально. По сути, я умер, так что мне всегда будет шестнадцать. Но дело вовсе не в моей смерти, а в том, как я люблю целоваться с Алекс.        Во время нашего первого поцелуя она тоже явно не вела себя как девушка из будки поцелуев на каком-нибудь ежегодном карнавале. Она тоже нервничала, странно поджимая губы, пытаясь ими правильно двигать. В общем, опыта у нее было едва ли больше, чем у меня. Это позволило мне чувствовать себя меньшим неловким идиотом, чем я есть.        Но за все те месяцы, что мы с ней вместе, мы оба восполнили упущенные навыки в поцелуях. И не только в них, если честно.        Целовались мы с ней, конечно, очень много. Так много, что уже не только девятнадцатый этаж отеля Вальхаллы просил нас съехать, но и все остальные обитатели девяти миров, видя нас, просили нас снять комнату в другой вселенной.        Губы Алекс были чем-то таким же волшебным и неординарным, как она сама. Каким-то образом ей удавалось быть всегда разной. Даже её губы были и мягкими и нежными, как сладкая вата — мило и приятно прилипали, а затем таяли, оставляя на своем месте капли растаянного сахара; но в то же время они были сильными и требовательными: настаивали на большем.        Так случилось, что эти самые поцелуи постепенно перешли в нечто большее.        Алекс всегда была увереннее в себе, чем я, но я правда не помню, кто из нас проявил инициативу в том, чтобы наконец заняться этой самой любовью, которой обычно занимаются взрослые. Впрочем, мы оба мертвы — почему бы нам не пользоваться привилегиями взрослых?        Может быть, смерть останавливает старение и официально полностью прерывает человеческую способность к продолжению рода, но все человеческие функции, предназначенные для этого, всё ещё работали. Я, как мужчина (с недавних пор по-настоящему мужчина), вас в этом уверяю.        Во время сегодняшней битвы с драконами мы с Алекс благополучно умерли. Вообще, с тех пор как мы вместе, Алекс стала более рассеяной, когда я был рядом. Когда она работала одна — она была жестокая и неуязвима (я всё ещё помнил её первую битву с драконами. Я тогда ещё умер от её рук). Но когда мы с ней стали настоящей командой — она часто погибала. Обычно, разумеется, из-за того, что я дико тупил.        Воскреснув как Иисус (Я атеист, но это у нас местная такая шутка), я пошел на ужин. К моей огромной радости, она была за нашим столом.        Пресвятой молот Тора, я так любил на неё смотреть! Она так мило и лукаво улыбалась, когда меня видела, что я невольно начинал светиться — ох уж эти врожденные таланты! Спасибо, пап.        Присаживаясь рядом, я получил кулаком под дых за то, что мы сегодня были раздавлены драконом, а потом был взял за отвороты футболки и притянут моими любимыми руками к моими любимым губам. Я просто упал на скамейку рядом, позволяя её рукам зарыться в мои волосы, а свой рот я просто отдал в рабство её языку. Я даже забыл, что пришел поесть, хотя вы знаете, насколько я ценю приемы пищи!        Краем уха я услышал, что Хафборн посоветовал нам уединиться, а Мэллори в ответ съязвила, затыкая ему рот. Эти двое встречались даже больше, чем мы с Алекс, а всё ещё стеснялись показывать свои чувства. Или же просто не умели.        В любом случае, нам с Алекс пришлось оторваться друг от друга, чтобы наполнить наши животы мясом и мёдом. После воскрешения всегда особенно сильно хотелось есть.        Я правда не знаю, зачем это всё рассказываю, ведь я просто веду к тому, что после ужина мы ввалились в мой номер в виде слипшегося, целующегося комка страсти.        Вообще-то это выглядело как наш типичный будничный день. Начинали мы их смертоносными играми с соседями по этажу или драконами, а заканчивали страстными любовными играми, как правило, на моей кровати. Хотя наши комнаты были очень похожи, Алекс всегда заваливала нас ко мне.        Почему-то моя футболка всегда оказывалась на полу раньше, чем мне удавалось стащить с её торса эти её розовые или зеленые (а иногда и те и те) рубашки и жилеты. Что хотите говорите, но эти её флюорисцентно-яркие одежды дико меня возбуждали. Эти её ненормального цвета волосы, да и вся внешность были для меня каким-то магическим сигналом. Она как раз из тех девушек, внешняя яркость которых полностью соответствует их внутренней яркости.        Когда я всё же смог выпутаться из её ловких и цепких рук, я снял с неё клетчатый жилет, обнажая красивый подтянутый упругий животик и две небольшие груди, поддержанные кружевным лифчиком. Несмотря на её более спортивные образы, её нижнее белье всегда было истинно-девичьим. И несмотря на то, сколько раз я уже её раздевал, я опять столкнулся с одним из самых сложных и замудренных человеческих изобретений — застежка.        Я шумно выдыхал воздух Алекс в шею, пытаясь орудовать руками за её спиной. Она прекратила целовать мои скулы, зато я услышать её безумное хихиканье прямо у своего уха.        — Возникли трудности?        Она любила надо мной издеваться. Что ж, это часть того, за что её любил я.        Она отстранилась, чтобы насмешливо посмотреть мне в глаза. Её зрачки сейчас были так расширены, что оба глаза казались одного цвета — черные, как сама бездна.        Эти её глаза, хихиканье мне в ухо, дразняще поднятый уголок губ только возбуждали меня ещё больше. Я готов был застонать от того, что не могу снять этот чертов предмет одежды, что разделяет меня от созерцания моей обнаженной божественной (точнее, полубожественной) девчонки.        К счастью, Алекс помогла мне с этой непосильной задачей. Но сначала она затолкала меня в мою спальную комнату и свалила спиной на кровать.        Как мы с ней лишились оставшейся одежды, я не помню. Алекс обычно делала это сама. С такой девушкой, как у меня, вообще сложно что-то делать без её разрешения. Она в любой момент могла перерезать тебе горло своей леской для резки глины, ну или просто сломать ребра, если ей не подчиняться. Особенно в таком деле.        Я не знал, что мне нравится больше — секс, Алекс или секс с Алекс. У меня не было секса до неё, да и девушки до неё не было, так что я не могу судить о первых двух пунктах адекватно, зато я точно знал, что секс с Алекс — лучшее, что я когда-либо испытывал.        Знаете, со всей этой жизнью эйнхерия, когда тебя убивают минимум раз в день, когда тебе снится всякая дребедень, когда из-за своих суперспособностей ты можешь чувствовать боль других, когда твои друзья страдают из-за проблем с их семьями в их мирах, секс с любимым человеком — настоящее достижение Нирваны. Я просто уверен, будь я ещё жив и будь у меня сейчас обычная смертная девушка, я не получал бы таких блаженных оргазмов от секса с ней. А может быть, всё дело просто в Алекс. Моей безумной психопатке, которая пару раз даже убила меня во время занятий любовью.        Но сегодня убивать она меня не собиралась. Я надеялся на это. Надеялся, что она не слишком обижена на нашу смерть от лап дракона. Я понял, что она этого делать не собирается, когда она позволила мне быть сверху.        У меня не было предрассудков на счет того, что кто-то из нас обязательно должен быть сверху. Меня вполне устраивало смотреть на её подпрыгивающую небольшую грудь с небольшими бледно-розовыми сосками и блестящий от испарины живот, когда она была на мне. Но так же мне очень нравилось смотреть на её разметавшиеся по идеально-белой вальхалловской подушке зеленые локоны и смеженные от удовольствия веки. Она была великолепна с любого ракурса. И она была моя.        А, точнее, я был её. И меня это абсолютно устраивало (только не говорите ей).        Я переплел наши пальцы в руках над подушкой. Мы буквально стискивали наши руки от удовольствия, словно хотели, чтобы и наши пальцы занялись друг с другом чем-то таким же интимным и великолепным, чем занимались... другие наши части тела.        Я продолжал быстро толкаться, прижимаясь лицом к её шее. Мои волосы, которые отросли после той ужасной стрижки от прекрасного кутюрье и бездарного парикмахера по имени Блитц, были мокрыми от стараний и прилипали к коже мой дорогой, любимой и ненормальной психопатке, без которой я уже не могу представить свою жизнь. Точнее, смерть. Ну, вы поняли.        Несмотря на любовь моей девушки к обычно резким, грубым и громким высказываниям, стонала она красиво. Не слишком вульгарно и громко, а томно, словно я доставлял своими движениями ей неприятное удовольствие. Если можно так вообще выразиться.        Когда она начинала впиваться своими короткими ногтями мне в спину, а ногами сильнее обвивать мои ноги, я понимал, что она почти готова. А от этих её телодвижения я сам готов был от удовольствия кончить. Что вскоре случилось с нами обоими.        Я так выдохся после сегодняшней смерти от лап дракона, что сразу вырубился. И если вы думаете, что Алекс обижается на это, то я вам скажу, что она вырубается всегда на долю секунды раньше меня. Это я должен обижаться.        Если бы я вообще мог на неё обижаться.

***

       Я был благодарен всем богам, что мне ничего не снилось. Я так и не понял, от чего это конкретно зависело, но с тех пор, как мы с Алекс спали вместе, я спал спокойно и без дурацких снов.        Я не хотел признавать, что это просто её какая-то любовная или сумасшедшая аура. Но, наверное, это была именно она.        В наших ночных объятиях я всегда был маленькой ложкой. Она всегда меня обнимала. Её милый вздернутый носик дышал с присвистыванием, обдавая мою спину горячим воздухом. Её нога всегда была прекинута через меня. Я привык просыпаться, чувствуя это. А ещё я привык просыпаться, чувствуя крепкий утренний стояк.        Но я не привык просыпаться от того, что этот крепкий утренний стояк упирается мне в задницу.        У меня была самая необычная девушка на свете. И дело совсем не в зеленых волосах и её дуохромии, и даже не в том, что она была дочерью бога обмана и хитрости — Локи, — а в том, что она была трансгендером и ещё гендерфлюидом. А если всё же приплюсовать к её гендерфлюидности её смерть и оборотнические способности, передавшиеся от отца, то вы получите девушку, которая в прямом смысле слова становится парнем по своему желанию.        Я прочитал очень много статей в интернете о всей этой гендерной идентификации, пытался говорить с Алекс, чтобы понять её чувства, но так ничего и не понял, если честно.        Алекс на эту тему не очень любит говорить, потому что, видите ли, мы всё равно не поймем. Что ж, она права, я вот ничего не понял. Я просто лежал и понимал, что мне в копчик упирается стояк, на месте которого вчера были вполне нормальные женские гениталии.        Она… точнее, теперь он убрал с меня ногу (за что я ему благодарен), чтобы повернуться в другую сторону. Эти утренние движения означали только то, что Алекс проснулся.        Повернувшись на другой бок, я стал созерцать профиль моего парня (ну, вы поняли). Он открыл глаза и повернулся, сонно улыбаясь мне.        — Солнышко, — хмыкнул он.        Это могло означать, что я опять светился. Раньше я светился, когда прилагал очень уж большие усилия для лечения, а недавно я узнал, как раз благодаря Алекс, что я свечусь, когда кончаю, а ещё когда очень-очень сильно смущаюсь. Сейчас, вероятнее всего, был третий вариант.        Алекс, кажется, сразу понял, что он проснулся парнем. И его это ничуть не смутило. Меня бы это тоже не смутило, раньше ведь не смущало. В течении дня Алекс иногда превращалась в парня. Чаще она была девушкой, но иногда сквозь наши жаркие поцелуи и не менее жаркими объятиями я осознавал, что она превратилась в него. Но это впервые было утром, когда мы просыпались в одной постели.        Алекс понял, что именно это меня и смутило. Поэтому он довольно улыбнулся, затем легонько поцеловал меня в открытые от удивления губы, а затем очень неожиданно для меня сел сверху, позволяя мне ещё раз убедиться в его принадлежности к мужскому полу.        Одеяло предательски скатилось на пол за ненужностью. Я не знаю, почему был так рад, что мы были в трусах, хотя женские кружевные трусики ему сейчас явно были маловаты. Я бы даже сказал, очень сильно жмут.        Учитывая его почти голое состояние, я впервые смог нормально разглядеть разницу между Алекс-девушкой и Алекс-парнем. Фигура у Алекс в принципе была универсальной. Пропорциональные друг другу плечи и бедра, стройная талия, ровные ноги. Женский вариант моей девушки я смог рассмотреть за прошлые разы, так что сейчас я явственно видел разницу.        Переход от бедер к груди стал не таким изогнутым. Плечи стали буквально на пару сантиметров шире, на пару с грудной клеткой. Её и без того небольшая, но любимая мною грудь стала совсем плоской. Даже нежные и чувствительные к прикосновениям соски словно так и кричали: "Хей, Магнус, теперь мы просто тут для вида сидим!" Не то чтобы я был из тех парней, что не могут жить не жамкая сутками напролет грудь своей девушки или не присасываясь к ней, но я очень любил то, что есть у Алекс. Когда она девушка, разумеется.        Черт возьми, да даже её лицо словно стало на совсем незаметную обычному глазу грубее. Все линии в её теле стали чуточку грубее и более квадратными.        Она была всё той же моей Алекс, за исключением кое-чего действительно важного. Что кардинально изменилось всего за одну ночь. И это что-то сейчас терлось о моё личное такое же что-то. Судя по улыбке Алекс, ему нравилось сейчас доводить меня до неловкости уровня неловкости, когда ты в детстве писаешь в штаны на детской площадке перед всеми друзьями.        Алекс положил свои руки мне на грудь, нежно проводя подушечками по моим соскам, спускаясь вниз по животу, заставляя мои мышцы подрагивать. Мне это нравилось, потому что я любил такие жесты от Алекс. Но мне всё ещё было неловко.        — Не нравится? — прошептал он мне на ухо, наклонившись. Я чувствовал, как его грудь касается моей, и словно чего-то не хватало…        — Знаешь, — начал я, отстранив его мягко за плечи, — я не уверен, что я… ну… это…        Алекс выразительно поднял темные брови, словно хотел, чтобы я произнес это слово, хотя его светлый глаз своей веселостью давал понять, что мой девушка-парень и так всё понял.        — … Гей, — сглотнув ком, произнес я, чем рассмешил Алекса.        — Но ты ведь прекрасно знал, что я не просто девушка? — отсмеяшись, лукаво спросил он. — И ты встречаешься со мной. А значит, ты встречаешь с любым мной. Разве нет?        Алекс продолжал мирно тереться о мой член. И больше всего мне было интересно, почему мой совсем не гейский организм так реагирует на его стояк. Я был в полном замешательстве.        — Нет… то есть, да, — запнулся я. — Я встречаюсь с любым тобой. Я люблю тебя, Алекс Фьерро, любой. Превратись ты хоть в медведя или попугая, но… э… я правда не гей.        — Тогда как ты объяснишь это?        До этого медленно и томительно-блаженно двигающиеся по моей груди и животу пальцы Алекс сейчас грубо схватили мой возбужденный член через трусы. Я взвыл от удовольствия. Я очень хотел сейчас секса, я очень хотел сейчас Алекс, но у Алекс сейчас не было… нужных прибамбасов.        — Я не… — сквозь стон опять начал свою шарманку я.        — Не гей? — спросила Алекс, наклонившись к моему лицу так близко, что я видел все оттенки шоколада в её правом глазу и все оттенки мёда в левом. — А ты уверен?        — В каком смысле? — я попытался подняться на локтях, но тогда бы я ещё больше уперся в стояк моего парня.        — Ты же даже не пробовал. Почему ты думаешь, что тебе это не понравится?        — Я уверен, что мне это не понравится.        — Тогда почему ты сейчас так возбужден?        Должен признаться, я не знал, что ему на это ответить. Сначала я принял это за обычный утренний стояк, но все эти его телодвижения сводили меня с ума. Я был уверен, что я стопроцентно не гей, тогда почему мне так хотелось сейчас мужскую версию Алекс? У него был ответ, которого у меня не было.        — Потому что ты любишь меня, дурачок.        С этими словами Алекс меня поцеловал. Я впервые целовался с парнем, хотя это были губы девушки, с которой я целовался ещё вчера. Моя девушка настолько особенная, что я и сам ничего не понимаю, поэтому и вам не объясню.        Пока наши губы были заняты страстным, чувственным поцелуем, я и не заметил, как Алекс привычными ловкими движениями стянул с меня бельё. А судя по тому, что в мой возбужденный член упирался другой пульсирующий и не менее горячий мужской член, я понял, что и Алекс был абсолютно голым.        Глаза я держал либо закрытыми, либо смотрел прямо Алексу в глаза. Как бы ни менялось его тело, эти глаза были всегда моими любимыми, с некой безумной искрой, глазами.        Я думал, что мы просто потремся друг о друга, получим разрядку и спокойно разойдемся, но Алекс в один момент раздвинул мои ноги, пристроившись между ними. Я запаниковал.        — Ты что делаешь?        Мне всё же пришлось опустить глаза и увидеть всю картину целиком. Не знаю, насколько точно я сейчас светиться от стыда, но Алекс сам выглядел красным спелым помидором, а его короткие зеленые волосы были ну точно черенок у помидорки.        — Как что? — глаза его опьяненные предвкушением бегали из стороны в сторону, — Собираюсь заняться с тобой сексом. Или ты хочешь быть сверху?        Я вообще не соображал, что происходит. Я знал, что Алекс собирается засунуть свой большой возбужденный член мне в задницу. И я не был уверен, хочу ли я сам сделать такое с ним.        Я попытался как-то возразить, но Алекс счел мои метания головой из стороны в сторону за разрешение к действиям.        Я правда не помню, что было дальше, но мне было хорошо. Сначала было больно, а потом было очень хорошо.        Так как я не хотел видеть, что там происходит, я закрыл глаза, как посоветовал мой парень, и отдался ощущениям.        Сначала что-то холодное и мокрое коснулось моего тела внизу, я даже почувствовал мурашки по всему телу от непривычки. Затем я почувствовал, что над моим лицом что-то нависло. Открыв глаза, я увидел Алекса. Моего любимого, но очень уж смущенного Алекса. Он закинул мои ноги себе на бедра, крепко удерживая одной рукой себя надо мной, а другой меня под собой. Перед тем как всё-таки совершить это надругательство над моим девственным совсем не гейским телом, Алекс крепко меня поцеловал.        Сначала было очень неприятно и даже больно. Я дал это понять, простонав в поцелуй. Но уже через некоторое время я сам не понял, как мои руки начали царапать спину Алекса, свисающего надо мной и потеющего от стараний, как мои ноги скрестились между собой на его заднице, тем самым помогая мне насаживаться на его член.        Я томно стонал и хныкал. Мне было и неприятно и приятно одновременно. В тот момент я вспомнил лицо Алекс, когда я лишал её девственности. Я очень надеялся, что моё лицо не так сильно кричало: "Мне больно, сукин ты сын, но в то же время это так прекрасно, что продолжай".        Я точно знал, что от одного раза я геем не стану. А ещё я знал, что не всем парням такое нравится. Тогда почему это так сильно нравилось мне?        Там внутри Алекс с каждым неровным толчком в той или иной степени касался чего-то внутри, от чего у меня перехватывало дыхание. При каждом таком касании мой собственный член приятно дергался от удовольствия, а совокупности с тем, что он терся об упругий живот Алекса, это давало мне нереальное удовольствие. Вскоре я кончил, испачкав при этом наши с Алексом животы, но мне сейчас было всё равно на что-то грязное и липкое. Потому что моё сознание только что побывало на радуге Хеймдалля.        А ещё через пару очень грубых и резких толчков Алекса внутри меня извергся очень горячий вулкан.        Через минуту мы уже лежали на кровати, смотря в потолок и шумно переводя дыхание. Спать после такого ни одному из нас не хотелось.        — Я не… гей, — уточнил я, чтоб никто и ничего не подумал.        — Ну разумеется нет. — Алекс перевернулся на бок, чтобы смотреть наконец мне в лицо своими бессыжими разными глазами. Они сводили меня с ума. — Ведь у тебя есть девушка.        У меня вырвался нервный смешок:        — Которая иногда бывает парнем.        — Которую ты любишь в любом её виде, — подытожил Алекс, пристраивая голову у меня на груди.        В этот момент я понял, что он имел ввиду. Я любил Алекс. Мою Алекс. Моего Алекса. Не важно: он или она. Важно то, что я любил этого человека, поэтому я хотел его. Любого.        Я озвучил это, поэтому Алекс, довольный моим прозрением, потянулся подарить мне мой любимый поцелуй.        — Я правда люблю тебя любого, — подытожил я. — Только, пожалуйста, избавь меня от того, чтобы мне пришлось совокупляться с животными. Таких метаморфоз я точно не выдержу.        Алекс рассмеялся. Так весело и задорно, как умел только он. Мне вдруг стало так тепло, а стыд от того, что только что было, ушел на задний план.        И пока он смеялся, я впервые видел, как он становится ею. И этот её смех, к слову, вовсе не означал, что она мне однажды не устроит брачную ночь с медведем или белкой.        Надеюсь хоть белка будет не великаньей породы.