***
Проснулся младший от голоса борт-проводницы, напоминающей, что самолет идёт на посадку и запрещается вставать с мест до полной остановки самолета. Хёны уснули — все, кроме Юнги, который беспорядочно шарился в телефоне, намереваясь отвлечься от заложенного носа и першения в горле. — Проснулся уже? — почти бодро спросил он, а затем кивнул на сопящего Тэхёна. — Этот вон хотел тебя разрисовать, когда ты задремал, а я не позволил. Твой хён — герой невидимого фронта, — Юнги сказал это так, будто ожидал прямо сейчас вручения медали. Этого не произошло, так как Чонгук медали не отливал, да и самолёт остановился. — Спасибо, хён, я подарю тебе шоколад, когда ты выздоровеешь, а пока растолкай остальных хёнов, а я достану вещи, — распорядился Чонгук, себе назначая более сложную задачу, а Шуге — чисто символическую, так как разлепивший глаза Джин сам принялся командовать «встаем, встаем, детки», подталкивая сначала Намджуна, а затем и остальных. В аэропорту их уже ждал стафф, помогая пробраться сквозь толпу (как ты не экипируйся, все равно узнают); Чонгук приклеился к Юнги сбоку и не позволял никому толкаться и вообще контактировать с его хёном, пока они не сели в машину. Там было гораздо спокойнее, к тому же менеджер тут же вручил Чону пакет с необходимыми лекарствами, раз Шуга отказался от больницы. — Каждый раз, возвращаясь в Корею, я удивляюсь тому, как хорошеет Сеул, — романтично подметил Тэхён, а Чимин хмыкнул и пожал плечами, устраиваясь щекой на чужом плече. — Он становится еще и шумным, так что зря ты так, — из-за болезни Юнги не мог не высказать своих мыслей, показывая, что его всё раздражает. — В Тэгу на порядок спокойнее. Этим предложением Шуга открыл чуть ли не дебаты по поводу того, какой город во всей Корее самый тихий. Сошлись ни на чем, потому что Джин методом шантажа заставил всех «ехать молча и отдыхать», иначе вечером они останутся без ужина. Общежитие встретило ребят уютной тишиной. Каждый получил от менеджера наставления и пожелания хороших выходных, после чего все семеро остались одни. Сначала образовалась очередь в душ, потом общим голосованием (в котором не голосовал только Джин) было решено, что их самый взрослый хён будет готовить, а затем парни разошлись по комнатам. Почти. — Я не начну готовить, пока главный по метлам не приберется на кухне, — поставил ультиматум Джин, после чего отправился переодеваться в домашнее. Однако в свою комнату его не пустили. В прямом смысле — Юнги шмыгнул туда первый и закрылся. — Эй?! Юнги, что за шутки? Ты не один в комнате живешь! — возмущению Джина не было предела. Он стоял под дверью до тех пор, пока Мин не пробубнил что-то вроде «я болею, так что нечего лезть, а то заразишься тоже». Тяжело вздохнув, Сокджин отправился к Намджуну, не единожды говорившему, что «живет будто один» — Чонгук смылся в комнату младших, чтобы пройти пару уровней в Сонике. — В смысле не пустил? — опешил Намджун, переодеваясь как можно медленнее, потому что уборка на кухне — гиблое дельце. — Он даже есть не будет? — Откуда я знаю, Джун? — по-хозяйски копаясь в вещах лидера, спросил Сокджин. Наконец, он выудил футболку и спортивные штаны, решая, что это отличная пижама, невзирая на мнение хозяина одежды. — Сегодня придется спать у тебя, а пока я на кухню пошел. И не забывай — с тебя уборка! — Забудешь тут, когда ты жужжишь как жук-носорог, — пожаловался Намджун, поднимаясь и направляясь следом за хёном. Лидер тут он, значит и самые грязные (громко сказано) дела — ему.***
— Хёны, а где Юнги-хён? Он разве из комнаты не выходил? — когда все собрались на ужин за обеденным столом, обеспокоенный Чонгук, естественно, заметил отсутствие Юнги и теперь волновался. — Не выходил, он отказался есть и сказал, что никого не хочет видеть, — почти обиженно произнес Чимин, который уже пытался спросить о его самочувствии и напомнить про таблетки, которые нужно принять. Юнги дал ему отворот-поворот, и теперь Булочка дулся как хомяк на крупу, но все вмиг пропало, едва на столе появился гопчан. Голодные ребята поели рекордно быстро, а потом вновь образовалась очередь в душ и кухня опустела. Остался только Джин, который убирал остатки еды в холодильник, и Чонгук, грустно ковыряющий листья кимчи палочками. — Чонгук, ты так и будешь до утра тут сидеть? — Джин с его слабым на грусть сердцем, уселся напротив младшенького, пододвигая к нему стакан с водой. — Не расстраивайся. Мы все иногда болеем, такое бывает. И Юнги выздоровеет, ему нужно отлежаться, пропить лекарства и все — станет как новенький твой хён, — юноша похлопал макнэ по плечу, надеясь, что хоть как-то помог ему. — Угу, хён, но как он наберется сил без еды? Твоя целительная свининка кого угодно на ноги поставит! — Чонгук, кажется, чуть воодушевился. — Давай я отнесу ему тарелочку? — предложил он, на что получил мотание головой и снова поник. — Почему? — Юнги не хочет никого заразить, к тому же, у него явно нет настроения…и он никого не пускает. Ты разве что можешь оставить еду у двери и постучаться, но я не… — дослушивать Джина никто не стал — Чонгук, взяв тарелку для Юнги, уже ретировался вон из кухни. В коридоре было по-уютному тихо: душ занял медленный Тэхён, РэпМонстр наверняка наслаждался компанией очередной книги, Джей-Хоуп с Чимином, возможно, играют в стрелялки, судя по звукам из их комнаты Хосок даже проиграл (в сотый раз). Тихонько постучавшись (дверь же закрыта, как сказал Джин-хён), Чонгук не услышал ответа, но услышал какой-то бубнеж. Либо хён разговаривал с кем-то по телефону, либо забыл выключить видео на том же телефоне. Забыв про основную миссию, младший толкнул дверь, надеясь, что Джин ошибся. И верно — дверь была просто плотно прикрыта, однако телефон Юнги не то что не был включен, он даже лежал на одной из полок открытого шкафа. А сам Юнги, закутавшись в свое и джиново одеяло, лежал на боку, одетый в теплую пижаму, и…звал Чонгука. Просто повторял его имя в разных вариациях. Мгновенно покрасневшие щеки Чонгука, кажется, светились ярче рекламы на билбордах. Он осторожно прикрыл дверь изнутри, затем поставил тарелку (он же еду принес, точно!) с гопчаном на стол, и, взяв подушку Сокджина-хёна, уселся на пол рядом с кроватью Шуги. Будить его нельзя, но и уходить, когда тебя зовут — вероломно. Чонгук, обнимая подушку, сидел до тех пор, пока самого не начало клонить в сон: задремав, он повалился на бок, однако совершенно не смущенный данным фактом, продолжил спать, довольно улыбаясь. Юнги проснулся от того, что его одеяло утекло вниз, а еще кто-то назойливо шуршал на полу. Мыши в общежитии — это как Ви в балетной пачке — невероятно, поэтому подобная версия была тут же отвергнута, а Мин медленно спустил руку с кровати, пытаясь нащупать хоть что-то. И нащупал. — Твою мать, Чонгук! — воскликнул старший, переходя на громкий шепот, так как наверняка уже была ночь. — Какого черта ты здесь делаешь? Да еще и на полу! — ТвоюматьЧонгук просто хотел принести тебе гопчан, хён, но...ты звал меня, хён. Во сне. Я не мог оставить тебя одного, ты же болеешь. — младший уселся, продолжая обнимать подушку и сонно щуря глаза. — Мне уйти в свою комнату? — тоном расстроенного ребенка спросил он, с надеждой взглянув на Шугу. Тот колебался не больше минуты. Да и чего колебаться, когда и так ясно, что творится с мелким? Фансервис в тему и без, вечное хождение хвостиком и «хён-хён-хён», пока они были в Нью-Йорке — всё это наталкивало на мысль, что макнэ относится к нему, Юнги, не просто как к хёну. Но Юнги не Юнги, если вскроет все карты сразу. — Иди сюда, — наконец, забрав у пола одеяло, произнес Мин, приглашающе похлопав по своей кровати. — Ну, иди, иди, Гук-а, я знаю всё. Всё-всё, — делая акцент на последних слова, повторил старший. Ждать долго не пришлось — Чонгук действовал со скоростью света, мгновенно устраиваясь под боком старшего и чуть ли не пища от радости. Теперь не придется краснеть и прятаться, думать о том, как бы хён чего не узнал. — Хён, а ты… — младший повернулся лицом к Шуге, заглядывая тому в глаза. — Ты звал меня просто потому что сон был такой, или…? — Или. Ты тоже мне. Нравишься, Чонгук-и, — с этими словами Юнги легонько поцеловал золотого макнэ в губы, заставляя его светиться как только что отчеканенная монетка в пятьсот вон. — А теперь спи. Теперь ещё и тебя придется лечить вдобавок, — как обычно ворчливо произнес Юнги, но младший на это внимания не обратил. Сегодня он был самый счастливый макнэ на свете. А чуть-чуть поболеть, когда тебя точно любит кто-то, кого любишь ты — это не так уж и страшно.