L'haine

      Флоран Мот был в ярости: ослепляющее, безразмерное, отравляющее всё существо и абсолютно бессмысленное чувство сжигало мужчину изнутри. Оно голодным изуродованным зверем сжирало его внутренности, его душу, его сознание, неустанно возвращалось в короткие минуты покоя и выворачивало Мота наизнанку, заставляя крепко стискивать зубы, чтобы не заорать в полный голос от полной абсурдности происходящего с ним.       Флоран научился сдерживаться, научился жить, научился дышать без человека, когда-то подчинившего его себе, влюбившего его в себя, жившего для него. Он научился забывать о человеке, ставшим его сердцем, его душой, его любовью. Флоран действительно научился. Он долгое время игнорировал любую новость о Микеланджело Локонте: даже вскользь упоминаемое кем-то имя было лишь едва различимым белым шумом на фоне всего того гама, что издавала его новая жизнь. Новая жизнь без этого человека.       Флоран Мот был абсолютно счастлив там, где не было Микеланджело Локонте. Флоран Мот был бы рад, если бы Микеланджело Локонте больше никогда не появлялся в его жизни, оставаясь далёким и максимально забытым прошлым, но у судьбы на них двоих явно были другие планы.       Они разошлись давно. Тщетные, на грани погребения, попытки воскресить незаметно угасшие чувства не привели ни к чему, кроме возросшей взаимной неприязни и постоянно увеличивающегося потока нелестных слов в адрес друг друга. Флоран мог бы назвать себя образчиком терпения в те моменты: улыбаться, глядя в затянутые пеленой бессмысленного гнева, когда-то столь любимые глаза, было просто верхом самоконтроля. Флоран честно пытался: он давал человеку шанс совместными усилиями исправить то, что рассыпалось прахом к их ногам и уносилось в бесконечную даль порывами холодного ветра. Но ни один из них не справился: невозможно переплыть океан на дрейфующей по кругу лодке, люди в которой не желают работать слаженно и сообща. Флоран Мот ушёл.       Ему потребовалось около года, чтобы прийти в себя и вспомнить, что жизнь не закончилась на этом человеке. Флоран вспомнил, что у него есть гордость, когда-то растоптанная словами невечной любви и несдержанными обещаниями. Мужчина вспоминал, каково это – жить для себя. Очень медленно, спотыкаясь почти на каждом шагу, он смог отстроить себя заново. И он был горд этим: он был успешным человеком, который жил в достатке и которому было, к кому возвращаться домой. Флоран Мот был счастлив.       А ещё Флоран Мот ненавидел Микеланджело Локонте. Он не изменился за все эти годы: те же манеры, та же способность очаровывать людей, то же лицо, тот же голос… Разве что пассия другая. Флоран смотрит на девушку Микеланджело и искренне не понимает, какого чёрта Локонте продолжает греть на груди эту змею. Микеле же оглядывается на француза, улыбается тёплой улыбкой и с самым беспечным видом подмигивает, окидывая мимолётным взглядом с ног до головы. Флоран Мот начинает ненавидеть его ещё сильнее.       «Ведёшь себя, как дешёвая портовая шлюха», - мысленно комментирует Флоран, в реальности лишь отвернувшийся от итальянца и отвлёкшийся на разговор между Нуно, Лораном и Мерваном. Он едва слышит, что обсуждают коллеги, продолжая купаться в волнах своей ненависти к человеку, который, словно чувствуя, что думают именно о нём, подходит к мужчинам, покачивая бёдрами, словно в немом призыве. Мот едва сдерживает порыв ударить Микеланджело по лицу и крепко сжимает кулаки, пряча руки за спину. Взгляд мужчины стекленеет, когда к Локонте подходит Ноэми и обнимает того со спины, уютно устраивая подбородок на плече. От глухого отзвука голоса девушки тянет блевать, но Флоран сглатывает вязкую кислую слюну и продолжает ничего не видящим взглядом гипнотизировать пространство перед собой. К плещущейся внутри ненависти присоединяется обжигающая ревность.       Его окликают женским голосом, и он усилием воли поднимает взгляд на Ноэми, едва заметно дёргая бровями в немом вопросе.       – Ты хорошо себя чувствуешь? – участливо спрашивает девушка, улыбаясь уголками губ. В одном из них яркая помада смазалась, и это наводит Мота на мысль об исполненном ею закулисном минете для Локонте.       Флоран заставляет себя не морщиться презрительно – гримаса выходит отвратительная – и вежливо отвечает ей, что он в порядке. Взгляд его снова стекленеет, стоит этим ярким губам прижаться к жилистой шее Локонте и оставить на ней едва заметный след. Мот кожей чувствует, что Микеланджело при этом смотрит исключительно на него, и за это хочет его убить.       Труппа и работники сцены расходятся медленно, но постепенно театр, в котором им предстоит выступать, пустеет. Флоран, сидящий в их общей с Мерваном и Лораном гримёрке, с отвращением смотрит на собственное отражение в зеркале. То, что грызёт его изнутри ему противно, и он бы сделал сейчас всё, что угодно, лишь бы вытащить эти чувства из себя и брезгливо выкинуть в мусорную корзину за абсолютной бесполезностью. Мот трясёт головой, избавляя себя от ненужного самокопания, поднимается, хватает сумку с вещами и выходит из комнаты, бездумно направляясь по длинному коридору вперёд. В голове неприятно бухает пульсирующая кровь, виски обжигает липкая испарина, но Флоран сейчас просто не в силах перестать думать о том, как сильно ему хочется разбить Микеланджело лицо.       Колючая холодная ненависть сталкивается с тягучей горящей ревностью, и Флорану кажется, что от него идёт пар: он жарится в этой лихорадке, теряя всё своё хвалёное спокойствие, всю свою адекватность. Ему кажется, что он попал в Ад.       Он приходит в себя лишь тогда, когда оказывается в начале закулисья. Свет здесь сейчас приглушён максимально, и Флоран едва видит что-то перед собой, но акустика помещения позволяет мужчине расслышать невнятные хлюпающие звуки со стороны самой сцены. Всё внутри вопит и упирается, но Мот твёрдым шагом идёт на звук и останавливается перед первой кулисой, наблюдая за двумя силуэтами в тени, участки которой в беспорядке разбросаны по сцене. Флоран не пытается скрыться ровно настолько, насколько не старается удержать на лице маску спокойной непоколебимости: презрение и ярость выливаются из него стремительным потоком.       Девушка, увидевшая его первой, вскакивает на ноги и пытается вытереть окончательно размазавшуюся помаду, а Флоран делает вид, что ему не противно на это смотреть. Ноэми смущённо глядит на мужчину и приглаживает волосы, которые были встрёпаны на затылке рукой Микеланджело. Он же, наскоро застегнувший несколько ремней на собственных брюках, поворачивается к Флорану, немного заслоняя собой девушку.       – Фло-Фло? Что-то случилось?       Моту хочется выбить из Локонте весь дух, лишь бы он прекратил его называть так. Он уже давно не тот человек, который бессвязно стонал под итальянцем и беспрекословно следовал за ним тенью; он не тот, кто любил Микеланджело слепой любовью; не тот, кто был предан ему и им.       – Ничего, что не вызвало бы у меня тошноту.       Микеле дёргается как от пощёчины, быстрым движением облизывает губы и непонимающе смотрит на Флорана. Тот дёргает бровью с тем выражением, которое означает, что итальянец должен понимать, о чём ему говорят. Локонте поворачивается к потерянной девушке, что-то тихо ей говорит; та растерянно кивает, бросает короткий взгляд на Мота и спускается со сцены. Оба мужчины замирают, терпеливо ожидая, пока Ноэми скроется за дверью в зрительный зал. Как только тихий щелчок оповещает, что они остались одни, Микеланджело начинает медленное движение в сторону Мота. Флоран заставляет стоять себя спокойно.       – Ну… Так тебе противно смотреть на это?       – Прости, не в восторге от дешёвого порно, - голос Флорана звенит от ярости, хотя ему самому кажется, что он цедит эти слова едва слышно.       – Ну надо же… - губы Микеле растягиваются в улыбку, обнажающую щербинку между передних зубов, и Мот едва сдерживает себя от удара кулаком об эту особенность внешности мужчины. – Значит, с твоим участием порно не было дешёвым?       – Я не оставался с тобой ради одной лишь выгоды, - выплёвывает Флоран в лицо подошедшему итальянцу. – Я был с тобой, потому что я хотел этого. И я стоял перед тобой на коленях не ради места в новом туре рок-оперы.       Лицо Микеланджело кривится от злости, и он замахивается, но запястье, как всегда обмотанное платком, оказывается в крепкой хватке француза. Микеле поражённо охает, дёргает рукой в бесполезной попытке освободиться, но пальцы Мота сжимаются ещё сильнее. Локонте ещё несколько раз пытается отцепить от себя стальной захват, и лишь после очередного болезненного спазма в немеющей ладони поднимает глаза на Флорана. То, что он видит в ответном взгляде, заставляет волосы на затылке зашевелиться: глаза мужчины потемнели настолько, что в скудном сценическом освещении кажутся вовсе чёрными, но самое страшное таится в их глубине. Микеле испуганно отшатывается, мигом теряя всю свою спесь и язвительность.       – Что-то случилось, Мике? – Мот абсолютно намеренно называет итальянца так, как называл ещё в отношениях.       – Отпусти меня. Сейчас же.       – Не веди себя, словно девочка-истеричка. Я думал, что в вашей потрясающей паре достаточно одной такой.       – Отпусти меня, - за напускным спокойствием Флоран абсолютно точно улавливает панические нотки.       Мужчина разжимает ладонь, и Микеле резко дёргает руку на себя, с тихим шипением растирая затёкшее место. Он поднимает взгляд на Мота, но не видит в его глазах и грамма раскаяния: всю радужку наполняет лишь яростная ненависть.       – Ты стоял на коленях, - чуть надломленным голосом говорит Локонте, – потому что тебе нравилось стелиться подо мной. И сейчас бы понравилось, если бы я тебя позвал. Ты бы побежал, правда? Верный Фло-Фло… - итальянец истерично смеётся и выпрямляется, опуская руки. – Ты завидуешь, что она со мной, а ты… А ты лишь давишься воспоминаниями о том, что между нами было.       Микеланджело расслабляется и медленно обходит Мота по кругу, останавливаясь лишь перед его лицом:       – Ты хочешь снова прогнуться под меня.       Почти неуловимое движение в его сторону, и Микеле с резким выкриком сгибается пополам, судорожно хватая ртом воздух, выбитый из лёгких резким ударом наотмашь. Флоран кривит губы в усмешке, подходит ближе и обхватывает итальянца за шею, заставляя выпрямиться.       – Я тебя ненавижу, Микеланджело Локонте.       Короткая подсечка сбивает и без того дезориентированного мужчину с ног. Микеле болезненно морщится от прострелившей спину боли и на мгновение отвлекается от Мота. Когда он вновь способен фокусироваться на реальности, Флоран сидит на корточках рядом с ним и рассматривает так, словно Локонте – довольно любопытный подопытный образец. Микеле обдаёт неестественным холодом, и он невольно отшатывается от всё больше нависающего над ним человека, в глазах которого нет ничего светлого.       – Ненавижу тебя за всё то, что я так стараюсь забыть, но оно упорно приходит ко мне во снах, - короткий толчок в плечо, и итальянец падает на спину, в панике начиная отползать подальше от Мота.       – Что ты…       – Ненавижу за то, что ты не помог мне вернуть наши отношения, - Флоран хватает мужчину за лодыжку и резко дёргает на себя, морщась от звука, с которым кожаная одежда итальянца скользит по поверхности сцены.       Микеле испуганно смотрит на мужчину и продолжает дёргаться в попытках вывернуться.       – Ненавижу все эти твои заигрывания, - Локонте утыкается лицом в пол и вздрагивает от тяжести тела Мота, опустившегося на его бёдра. – Ненавижу все твои взгляды, которые ты раздариваешь направо и налево, - один ремень выскальзывает из петлиц, и Флоран щёлкает им, проверяя прочность. – Я просто ненавижу знать, что ты всё ещё хочешь меня, но остаёшься с ней.       Ремень стягивает запястья Микеле за спиной, и Мот тянет за свободно висящую пряжку до тех пор, пока Локонте не изгибается дугой. Итальянец лишён возможности нормально разглядеть лицо Флорана, и видит он только небольшой участок, когда мужчина склоняется к его уху, чтобы продолжить говорить о своей ненависти к нему.       – Я ненавижу тебя за то, что ты сейчас даже не сопротивляешься, - Микеле, словно опомнившись, пытается вырваться, но Мот лишь сгибает его связанные руки в локтях, из-за чего суставы оказываются в довольно неприятном положении, и вытягивает из брюк ещё один ремень. – Не играй на публику, Микеланджело. Публики здесь нет.       Мужчина отпускает итальянца, и тот еле успевает повернуть голову набок, избегая столкновения с полом. Второй ремень Флоран насильно втискивает между крепко сжатых зубов Локонте и затягивает на затылке. Человек под ним громко дышит и иногда болезненно постанывает из-за неприятного ощущения, охватывающего руки. Давление на его бёдрах исчезает, и Микеланджело чувствует, как его тянут вверх, заставляя опереться на колени и плечи. Паника, омывающая сознание итальянца медленно нарастает, но и не даёт ему двигаться.       – Что это, Микеле? Спортивный интерес? Или ты настолько поглощён мыслями о своей подружке, что твой член так оттопыривает брюки? – Флоран Мот смеётся над ним, и Микеле униженно прикрывает глаза, не желая видеть этого человека сейчас.       – О, её я тоже ненавижу, - продолжает Мот, рывком стягивая с итальянца брюки и бельё, стреноживая его без возможности двинуться. – Было бы логично сказать, что ненавижу за то, что она с тобой, но нет. Она просто меркантильная дрянь, а ты продолжаешь держать её рядом с собой. Что, Микеле, настолько хотелось иметь доступные дырки под боком?       Ярость ослепляет его, и Флоран становится позади Микеланджело, с мрачным удовлетворением разглядывая его позу: абсолютно беспомощный, притихший и переставший сопротивляться.       – Ты сломан, Микеланджело Локонте. И за это я тебя особенно ненавижу.       Микеле вздрагивает, когда между ягодиц становится мокро от слюны, а внутрь втискивается длинный палец – фаланга за фалангой. Какая-то часть сознания благодарна Моту за то, что Микеле может сжать зубами толстую кожу собственного ремня и сдержать стоны, но ещё больше Локонте был бы рад заорать в голос: от бессилия, от унижения, от собственной тупости, но самое важное – от того удовольствия, что растекается по всему телу, когда палец Мота находит в нём простату. Микеланджело сразу хочется свернуть горы ради этого человека, но он лишь жмурится и шумно выдыхает через нос, когда внутри появляется ещё один влажный палец.       – Мы никогда не делали так, пока были вместе, - Флоран вновь касается чувствительной железы. – Ты никогда не позволил бы. Но я всегда знал, что стоит тебе оказаться подо мной, как от тебя не останется ничего, кроме поскуливающей шлюшки, требующей большего.       В доказательство собственной правоты Мот сгибает пальцы и начинает водить по простате кончиками пальцев, надавливая по центру. Реакция итальянца его даже забавляет: он стискивает зубами ремень так, что белеют скулы, а бёдра напрягаются и каменеют.       – О, я знаю, что ты делаешь, - Флоран бесцеремонно проникает внутрь тремя пальцами, возвращая Микеланджело острые ощущения от надавливания на чувствительную точку, – ты пытаешься вести себя так, словно не хочешь этого, - другая рука француза опускается на болезненно ноющий член итальянца, и тот, не сдержавшись, немного приглушённо стонет и толкается бёдрами вперёд. – Но твоё тело, Микеле, оно говорит об обратном.       Локонте ведёт от ощущений, и он почти перестаёт слышать затухающий голос сознания, который твердит ему о неправильности складывающейся ситуации. Впрочем, Микеле просто не может сконцентрироваться на том, что происходит в его голове тогда, когда горячий член начинает толкаться в него, заставляя выгнуться и сморгнуть застывшие в уголках глаз слёзы. Микеланджело дёргается от тянущего ощущения в промежности, но Флоран давит на его поясницу так, что тому приходится почти полностью опуститься грудью на пол, отставляя задницу назад. Микеле жмурится и дёргается снова, но уже от острого всплеска удовольствия, прошившего всё тело тогда, когда Моту удаётся задеть простату. Член Локонте ноет в ожидании разрядки, но француз и не думает ему как-то с этим помочь: он толкается в раскрытое тело снова и снова, наклоняется вперёд и кусает Микеланджело чуть выше ямочек на пояснице, оставляя яркий след от своих зубов. Микеле стонет одновременно и от удовольствия, и от болезненного укуса; его бёдра вздрагивают и покачиваются в такт движений члена в его теле, и мужчина начинает ненавидеть себя за это. Он не должен был поддаваться на это, он должен был уйти с Ноэми. Ноэми…       Флоран Мот смотрит на свой член, растягивающий этого человека, и не чувствует ничего: ни жалости, ни теплоты, ни любви. Им двигает исключительно ненависть – ревность ушла вместе с Ноэми. Он не может объяснить себе, зачем это делает, но абсолютно уверен, что больше это не повторится. Картина завораживает: абсолютно покорный Микеланджело, подмахивающий бёдрами ему навстречу и невнятно скулящий в свой импровизированный кляп. Флорану нравится то, что он видит, но больше он этого видеть не хочет. Он обхватывает итальянца за бёдра и начинает толкаться грубо и часто, не особо заботясь о том, сколько синяков и других отметин он оставляет на его теле. Уж тем более его не волнует, как Локонте будет объяснять своей пассии их появление.       Тело сводит острой судорогой, и Флоран тянет итальянца на себя, прижимая их кожа к коже, и прикусывает губу, изливаясь глубоко в покорное тело. Мужчина позволяет себе несколько минут дрейфовать по странному ощущению освобождения во всех смыслах (ненависть уходит вместе с физическим напряжением), но после торопливо выходит и, обещая себе принять как можно скорее душ, приводит себя в порядок. Он обращает внимание на Микеланджело лишь тогда, когда тот довольной громко гортанно стонет. Флоран развязывает ремень, стягивающий руки Локонте, и, справедливо полагая, что с остальным тот справится как-нибудь сам (в любом случае, особого желания прикасаться к нему у Мота не возникает), поднимается и идёт к забытой у кулисы сумке. За своей спиной Флоран слышит задушенный стон и едва слышный влажный всплеск, но не оборачивается и спускается со сцены, наслаждаясь тишиной в собственной голове.       – Фло… - сиплый голос заставляет его замереть. – Как… Что… Что это было?       Мот медленно оборачивается и смотрит на Микеланджело: ремень, заставивший молчать, болтается на шее неразвязанный, одна рука отставлена в сторону и влажно поблёскивает в скудном освещении, щёки и губы алеют, ноги неудобно подвёрнуты из-за овивающих их брюк. Флоран понимает, что теперь он не чувствует ничего.       – Ничего. Это было ничего.       – Но ты…ты…       – Трахнул тебя, верно. Вопросы?       – Как мне это понимать? – в глазах Микеланджело сверкает что-то, что Мот воспринимает как толику надежды, но ему, в общем-то, уже наплевать.       – Так, как тебе хочется это понимать, - ровно проговаривает Флоран. – Это не повторится впредь, ни здесь, ни где-либо ещё. Ты можешь не беспокоиться на этот счёт. Меня ты больше не волнуешь.       Микеланджело вздрагивает и опускает взгляд в пол.       Флоран Мот уходит, оставляя свою ненависть здесь, в этом человеке. В нём самом же остаётся лишь блаженная пустота.