Нежность

Глаза слезятся от мелькающих строчек перед лицом: отчеты, графики, схемы, прошения. Разбирать все эти документы – моя прямая обязанность как личного секретаря главнокомандующего. Прочитать, распечатать, рассортировать, отнести, чай, кофе – обязанности обычной офисной секретутки. Вот только у меня не маленький закуток в приемной, а шикарный кабинет с мягким ковром, удобным диваном, крепким столом и прочным замком, разумеется. Двери две: первая – тяжелая, из темного дерева – ведет в коридор, а вторая – светлая, неприметная на фоне обшивки – в спальню. Нашу общую спальню. Устало откидываюсь на спинку стула и думаю о том, что за пару лет изменились только декорации, а ты так и остался жестоким и властным тираном, разве что теперь в кулаке которого зажата не только моя глотка. Сотни, тысячи, миллионы? Сколько людей ты погубил, Шики? Тогда, в «Игуре», верной катаной и сейчас при помощи одного лишь слова. Раньше только моя жизнь зависела от тебя, теперь же ты решаешь, казнить или миловать сотни людей. «Казнить» – именно это слово я слышу чаще всего. И мне плевать, когда я стал такой же тварью, как ты, мой Иль Рэ. Устало потираю виски и снова заставляю себя смотреть в чертов монитор. Ненавижу бумажную волокиту, но разве тебя это волнует? «Прошу предоставить…» «Довожу до вашего сведения…» «Гонка вооружений…» Документы мелькают один за другим, принтер выплевывает листы с ровными рядами строчек. Аккуратно раскладываю их по папкам и снова утыкаюсь в очередной электронный документ. Не знаю, сколько времени проходит: час, два, пять минут? Скрип дверной ручки заставляет меня почти подпрыгнуть на стуле. Еще бы! Сам король пожаловал в мою скромную обитель. Остальные стучатся, по крайней мере. Визит неофициальный, поэтому даже не поворачиваюсь. Был бы официальный, то сам бы меня дернул по селектору, а раз так, то сейчас ты здесь как мой любовник, а не начальник. Только вот отвлекусь на тебя-любовника, а ты-начальник накажешь меня за нарушение распорядка. Знаем, плавали. Все так же изучаю монитор, хотя не понимаю ни строчки. Едва вздрагиваю, когда ты снимаешь с меня фуражку и касаешься губами затылка. Нежность? Редкая гостья в наших отношениях. Приятно, и игнорировать все сложнее. Пальцы едва уловимо пробегаются по моим волосам и гладят полоску кожи над воротничком. Без перчаток. – Ты в порядке? – Просто соскучился. – А жара нет? Вызвать врача? – Не иронизируй, Акира. Голос на редкость спокойный, без привычных металлических ноток. Неужели и правда?.. Соскучился?! Шики?! Да я сплю, наверное. – Подвинься. Легко подталкивает меня к краю стула, и я послушно сдвигаюсь, освобождая место за своей спиной. Перекидывает ногу и садится, обнимает меня и тянет к своей груди. Сказать, что я шокирован – ничего не сказать. Нужно отдать тебе должное, Шики, ты так и не перестал удивлять меня. Не поворачиваюсь, с преувеличенным интересом изучаю очередной донос: их пруд пруди, и я обычно не вникаю в детали, но тут особый случай. Не поворачиваться, не смотреть, только не смотреть. – Почему ты без перчаток? – Мешают. Перехватывает мои кисти над клавиатурой и сплетает их со своими, ласкает ладонь кончиками пальцев, едва касается запястий и сжимает в своих руках. И меня колотит от этой гребаной нежности, неизвестно откуда взявшейся. Против воли прижимаюсь ближе: это не я, а давно предавшее меня тело. Это оно так отчаянно хочет ласки, оно, не я. – Ты знаешь, мне нравятся твои кисти. Изящные, как у пианиста. Губы, накрывшие мочку уха, не дают мне съязвить в ответ, и я просто забываю, что хотел сказать. Медленно, ласково, без намека на такую привычную, давно любимую мной боль. Любимую, если причиняешь ее ты. Ибо по-другому с тобой не бывает: либо больно, либо никак. Ты не умеешь быть нежным, не умеешь ласкать, не умеешь любить, и именно поэтому мы любовники, а не возлюбленные. И я не знаю, почему ты до сих пор держишь меня рядом. Освобождаешь кисти и двигаешься дальше, под форменную рубашку. Вытягиваешь ее из брюк и забираешься под ткань. Оглаживаешь напряженные мышцы, касаешься сережки в пупке – твой маленький ритуал: проверяешь, на месте ли метка хозяина. Не волнуйся, я никогда с ней не расстанусь по собственной воле. Не могу даже пошевелиться. Просто вжимаюсь в твою грудь и гадаю, как скоро тебе надоест новая игра. – У тебя перерыв, Акира? – Нет. – Тогда возвращайся к работе. Молча повинуюсь и снова утыкаюсь в монитор. Касаешься сосков и теплыми ладонями скользишь вниз, к пряжке ремня. Сглатываю подступивший к горлу ком и продолжаю вчитываться в подробный отчет о проведенной операции на юге страны. Приходится перечитывать по нескольку раз, чтобы запомнить все долбаные детали. Сегодня же заставишь меня докладывать именно об этом и накажешь за «из рук вон плохую службу». Садист. Теплые пальчики уже орудуют у меня в штанах, пока через тонкую ткань полубоксеров. Жарко, легкие горят, и я позорно хватаю ртом воздух, захлебываюсь им, совсем так, как ты любишь. – Не отвлекайся. Влажный язык лижет мое ухо и спускается к шее. Разумеется, тугой воротничок мешает, и Шики расстегивает рубашку. Стаскивает форменный бушлат, небрежно скидывает на пол и возвращается к моей шее. Снова до одури осторожно целует, проводит влажную дорожку языком и спускается к ключицам. Колотит как от лихорадки, как и каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне именно так. Сглатываю и кликом мыши переключаю страницу. Снова огромный текст мелким шрифтом и безликая статистика внизу страницы. Только начинаю читать, как пальцы, гладившие нежную кожу внизу живота, оттягивают резинку трусов и забираются под ткань. Все… Не могу больше. Дрожащими пальцами впиваюсь в крышку стола. Это уже даже не дрожь – судорога, а ты и не думаешь останавливаться, новая забава пришлась тебе по вкусу. «Дальнейшее укрепление наших позиций на западе…» Гладит головку не торопясь, размазывая смазку. «Мог подойти на помощь только через…» Проходится подушечками пальцев по всей длине. «С целью сократить время пути до…» Обхватывает всей ладонью и осторожно скользит вверх-вниз, сжимает у основания и снова легонько гладит головку. «Масштабные экономические реформы позволили…» Острые ногти царапают нежную плоть, и я едва не схожу с ума, когда он начинает двигать кистью. Быстро. Рвано. Совсем не нежно. Так, как обычно. Не могу… Не могу больше. – Не надо… Я не… М-м-м… Не хо… Хочу… – Не хочешь? – Ты приказал… А-аха-а-а… Мне рабо… А-а-а… Работать… Отпусти… Не слышит или не хочет слышать. Вместо ответа зубами больно впивается в мочку уха, тянет ее, терзает, слизывая выступающие капельки крови. – Пусти… А-а-а… Больно… – Как пожелаешь, любовь моя. Грубый толчок в спину, и я на ковре, на четвереньках… Как унизительно. Поворачиваю голову и смотрю на него снизу вверх. Надменный, полный презрения взгляд, которым он меня одаривает, намного хуже, чем пощечина. Ничего не изменилось. Все по-прежнему: маньяк и его жертва. Почему я так предан тебе, Шики? Почему?! Пытаюсь подняться, но не успеваю: удар по ребрам заставляет меня опереться на локти, а лицо грубо впечатывают в ковер. Больше не пытаюсь подняться: ни когда он сдергивает с меня сапоги, а потом и штаны вместе с бельем, ни когда входит. Сразу, весь, одним резким толчком. Больно, да… Но не в первый раз терпеть и не в последний. Физической боли я перестал бояться еще в Тошиме, когда ты едва не превратил меня в месиво. Намного страшнее агония, которая терзает всю мою сущность каждый раз, когда ты вот так ломаешь меня. Жестоко и планомерно уничтожаешь все то, что было мной, вынимаешь саму душу. Стискиваю зубы и покрепче сжимаю веки. Я не стану умолять, как бы больно мне ни было, не стану. Никогда, не тебя. Больно тянешь за волосы, заставляя поднять лицо от длинного ворса. Не церемонясь, резко поворачиваешь: ты хочешь увидеть муку на моем лице, и плевать, что неосторожным рывком ты мог сломать мне шею. Продолжаешь толкаться в меня, удерживая в таком положении. Шея быстро затекает, тело ломит, а уж задница… – Кричи, умоляй о пощаде, и, может быть, тогда я буду осторожнее. Твой голос отдает хрипотцой, немного ниже, чем обычно, а глаза сверкают, как у дикого зверя. Ты и есть зверь, лишенный всего человеческого, жестокий и безумный. Теперь я понимаю. Понимаю, почему ты держишь меня рядом: моя боль и унижение вставляет тебя куда круче, чем «Райн», который ты когда-то распространял на залитых кровью улицах Тошимы. – Нет… Выходишь полностью и с новым толчком вдалбливаешься в мое тело. Больно… очень. Пальцы судорожно сжимают ворс ковра, еще немного – и выдерну его к чертям. Еще один рывок, конвульсивно сжимаются пальцы ног. Еще… И мне кажется, я чувствую металлический запах крови. Теперь не больно: все уже онемело. Тянется ко мне, опирается на мою спину и зло шипит куда-то в затылок: – Давай, ори, маленькая дрянь. Кричи! Или, – его голос становится опасно вкрадчивым, – недостаточно больно? – Отпускает и выходит из меня, грубо толкает вперед. Падаю лицом в ковер и не пытаюсь повернуться. А зачем? Ты все-таки достал меня, залез в душу. Сломал. Не боль и унижение, нет. Гребаная нежность. Из-за нее я поверил, пусть всего на секунду, но поверил, что значу нечто больше чем любимая подстилка. И опять ошибся. Шорох одежды, и ты снова опускаешься позади меня. Нежно проводишь по ягодицам, оглаживаешь бедра, и это заставляет меня внутренне сжаться. Я не знаю, что ты задумал, но знаю тебя и знаю, на что ты способен. И едва удерживаю крик, когда чувствую, как холодный металл прикасается к моей заднице. Катана?! Неужели зайдешь так далеко?! – Не… Не надо… – Будешь послушным мальчиком? – Не надо… Не заставляй меня… Голос дрожит, я уже на грани. Нет, не верю. Ты не сделаешь этого со мной. – Да или нет?! – Не надо… Прекрати… Ах-ха-а-а! Холодный металл давит сильнее и легко проникает в растянутый проход. Едва не задыхаюсь от собственного крика. Нет, не верю. – Дернешься – и я разрежу твою маленькую попку. Будешь умницей – и все обойдется, а нет… Кто знает, чем все кончится? Часть меня умирает сейчас. Та часть, которая заставила остаться с тобой, там, в Тошиме, которая заставляет любить сейчас, любить такого монстра, как ты. – Да… – Не слышу тебя, сладкий. Твой голос звучит так ехидно. Ты еще не понял, что перегнул палку, стер грань, которая удерживала меня рядом. – Да… хозяин, – с трудом выдавливаю из себя последнее слово. Я никогда не называл тебя так, и это унижение отнимает оставшиеся силы. Лезвие отстраняется, и я падаю на бок. По бедрам стекает кровь. Плевать, боли не чувствую. Взгляд равнодушно скользит по стенам, потолку, столу и, наконец, останавливается на твоем лице. Стоит нашим глазам встретиться, как злая ухмылка кривит твои губы. Я видел ее раньше: когда ты убил Нано. В голове что-то щелкает, и я больше не хочу умирать. Я хочу отправить в ад тебя. Рывком поднимаюсь на ноги и бросаюсь на тебя. Бью по лицу и валю на ковер. Ты так удивлен, что даже не сопротивляешься. Впервые вижу на твоем лице эту эмоцию. – Ненавижу! Тварь! Сломал!!! Этого ты добивался?!! Этого?! – С каждым словом разбиваю эту самодовольную морду все больше и больше. Эти тонкие губы, прямой нос, высокие скулы – все заливает кровь. – Ненавижу, мразь! Почему?! Какого хера ты вот так просто позволяешь бить себя?! – Этого хотел?! Доволен?! Отвечай. Ебаная. Сука. Мои крики перерастают в истерику. Трясет так, что не могу говорить. Просто сижу на нем сверху и реву в голос. Голова начинает раскалываться, а я все не могу успокоиться. Испуганно затихаю только тогда, когда он садится и обнимает меня. Но… Но зачем?! Бедная моя голова, все перемешалось. – Высказался? Он спокоен, как удав. Не может быть, после всего… – Шики… за что… люблю тебя так. За что… ты так… – с трудом разбираю весь тот бред, который несу, но, кажется, заткнуться не могу просто физически. Гладит по голове и легонько нажимает на затылок так, чтобы я уткнулся в его плечо. Я опустошен физически и морально, сил спорить уже нет. Только вот одно… – Шики… – Тш… – Я должен сказать… – Не надо, главное я уже услышал. Боюсь, что неправильно понял его, но подчиняюсь и замолкаю. На пару минут. – Обещай. – Что? Кажется, он совсем не удивлен. – Обещай, что больше никогда не заставишь меня силой, что бы то ни было… Или я уйду. Сейчас. Молчит пару минут. Больно. Разжимаю пальцы на его рубашке и отстраняюсь. – Я не могу так боль… – Обещаю. Замираю и первый раз за все это время сам смотрю ему в глаза. Касаюсь его разбитого лица и чувствую, как снова плачу. Тряпка. *** Глаза слезятся от мелькающих строчек перед лицом: отчеты, графики, схемы, прошения. Все это – моя работа. Скрип дверной ручки заставляет меня почти подпрыгнуть на стуле. Еще бы! Сам король пожаловал в мою скромную обитель. Остальные стучатся, по крайней мере. Замираю на стуле, когда чужие ладони ложатся на мои плечи. – Ты в порядке? – Просто люблю тебя. Папка с отчетами падает на пол, я с трудом сглатываю. Послышалось?! – Шики… – У тебя перерыв? – Н-нет… – Тогда не отвлекайся, Акира.