Деловая партия

Традиции компании вполне можно терпеть. Можно пережить и раздражающий тимбилдинг, и подчиненных кретинов, и даже корпоративные сборища всей этой шушеры. Я обязан присутствовать на каждом таком оплоте идиотизма, но совершенно не обязан быть доброжелательным. Хватит с них того, что правилами компании запрещено носить с собой холодное оружие. Как всегда, скучаю, поэтому направляюсь в маленькую бильярдную на цокольном этаже. Хоть какое-то относительно сносное развлечение. Еще на лестнице слышу стук шаров и одобряющий гул голосов. И сюда наползли, крысы… Кривит. Приходится задержаться на предпоследней ступеньке узкой лестницы, чтобы придать лицу хотя бы нейтральное выражение. Помещение небольшое, всего два стола, барная стойка да пара стульев. Сборище подвыпивших менеджеров нижнего звена у одного из них. Ах, вот оно что, новички играют. Ну да, ну да. Счастливое пополнение безликого стада с полными радости коровьими глазами и быстро тухнущим энтузиазмом. Гибкий паренек в сером костюме оборачивается на звук в мою сторону и, небрежно оценив взглядом, чуть задержавшись на лице, тут же отворачивается обратно к столу. Всего пара секунд, а у меня скулы свело от сквозившей в этом взгляде дерзости. Как вызов… Или же показалось? Неважно. Предвкушение уже горячей волной разлилось нервным импульсом по телу. Неужели поиграть со мной хочешь? Словно читая мои мысли, оборачивается снова и, заметив мою явную заинтересованность своей персоной, улыбается, кивает. Вот только улыбка больше похожа на оскал. Или всему виной выпитый алкоголь, от которого раскраснелись его скулы? Отступаю к пустому столу и опираюсь на него, скрестив руки на груди. Шагает в мою сторону, и на нем виснет какая-то девица: судя по форменной одежде – из моего отдела. Но разве я обязан помнить всех расфуфыренных куриц по именам? Что-то жарко шепчет ему, лезет в лицо, от чего он морщится, а я ловлю себя на том, что он мне явно нравится. Нет, не так. Интересует. Цепляет. Привлекает. Хоть и достаточно смазливый. Снова смотрит на меня: уже по-другому, с долей недоверия. Тоже новичок, должно быть, а эта милая, не в меру трезвая леди «открывает ему глаза» на мою истинную сущность. Хм, взгляд серых глаз стал еще заинтересованнее. Неужто не испугался, храбрый – подмечаю его серый костюм – мышонок? Снимает с себя цепкие ручки прилипшей барышни и кивком головы указывает на ряд киёв у стены. Чуть улыбаюсь, он тоже. Но вот раздражающие вопли под ухом… Бесит. Пальцами на ощупь нахожу шар. Запустить бы его в голову блондина у барной стойки, истерически размахивающего руками. Интересно, у меня хватит сил пробить ему череп? Подкидываю шар на ладони, прикидывая его примерный вес, но меня грубо отрывают от этого занятия, вторгаясь в мое личное пространство и едва ли не прижимаясь всем телом. Все равно недопустимо близко. ?!.. И что это сейчас было? Он что, правда посмел забрать у меня шар и вместо него вложить кий между растопыренными пальцами? – Ты не такой страшный, как тебя расписывают на самом деле… Я так ошарашен, что даже не замечаю этой вопиющей фамильярности. – И как же меня описывают? – Демон во плоти, не иначе. – Не боишься, что я и твою душу сожру? – спрашиваю серьезно, чуть прищурив глаза. Дерзкий мальчишка наверняка заметил, что они алые. Не испугался? Конечно, нет. Разве иначе бы он заинтересовал меня? Отстраняется, огибая стол, ведет пальцами по деревянному борту, и мне они определенно нравятся, эти изящные пальцы. Но вот… На что ты пытаешься меня спровоцировать? Впрочем, вопрос становится риторическим, стоит только этому безобразию нагнуться у узкого борта, примериваясь к шару. Удар, и пирамида растекается по зеленому сукну… *** И сколько времени прошло? Сколько времени ты жадно ловишь мои взгляды, а я наблюдаю за твоей, то и дело виляющей задницей? А уж как ты нагибаешься над столом, прицеливаясь для очередного удара… Выгибаешься в спине и закусываешь нижнюю губу. И черт его знает, какая это партия. Бильярдная опустела. Даже бармен, шатаясь после долгой смены, уполз спать в свою подсобку. Пиджак ты давно скинул, мой же так и остался висеть в кабинете на спинке стула. Как заманчиво… Мне все еще хочется играть, но совсем в другие игры и все с тем же оппонентом. Когда последний раз кому-то удавалось зацепить меня одним лишь взглядом? Теперь же в совокупности с чертовой кучей недвусмысленных жестов… Задумчиво кручу кий в пальцах, ожидая своей очереди. А вот маленькой рыбке не везет. Очередной фол. Очередной разочарованный стон. Стон… Хочешь постонать немного, малыш? Или же, наоборот, много, громко и для меня? Моя очередь. Даже и не целюсь в лузу. Мажу. Теперь ты. Как пальчики трясутся, кусаешь губы. Совсем нетрезв, это и является причиной твоей отчаянной смелости и череды фолов. Забавный, упорный, напуганный мышонок. Кий ходуном ходит. Раздражает. Обхожу стол и перегибаюсь через него, чтобы отобрать длинную палку, битком которой он вот-вот проткнет сукно. Шипит и дергается, врезаясь своей задницей в мои бедра. Тут же подается вперед, но я не позволяю, подхватив под животом и прижав к себе. Затихает, ни вздоха. Не могу сдержать усмешку, вытягивая кий из послушно разжавшихся пальцев, которые тут же сжимают край стола. Ерзаю, неторопливо трусь об него, смущая еще больше. Как жаль, что я не вижу лица, лишь только край заалевшего ушка и полоску кожи над расстегнутым воротничком. Интересно, ты… вкусный? Ладонь под животом скользит ниже, касается ремня на брюках. Шумный вздох. Пальцы касаются двойной строчки на ширинке, давят, оглаживая плотный материал, пробираются еще ниже, между раздвинутыми ногами. Да ты совсем не против, маленькая рыбка? Стискиваю его там, второй рукой проводя по рубашке, отмечая отлично развитые мышцы спины. Это хорошо. Именно такого тела хочется касаться, трогать его. Иметь. Когда это я решил тебя поиметь? Ладонь ерошит и без того запутанные прядки, перебирает, оттягивает и, наконец, стискивает в кулаке, запрокидывая голову назад. Рывком, под несдержанный стон, продолжая сжимать между ногами. Наблюдаю за ним едва ли не с интересом ученого: что будет с маленькой серой мышкой? Она будет пищать, если я сделаю… так? Снова подхватив под живот, отступая на полшага назад, заставляю его выпрямиться и, подобрав со стола отброшенный кий, блокирую его руки, плотно прижав их к телу этой длинной деревянной палкой. Правда, и мои ладони заняты теперь. Нажимаю сильнее, прижимая к своему телу так близко, чтобы ртом дотянуться до мочки маленького ушка. Укусить… Снова выдох… Не совсем то, чего я хочу, поэтому губы касаются полоски кожи под линией роста волос и, помедлив, оставляют влажный след. Чертова рубашка! А у меня заняты руки, чтобы избавиться от этой тряпки. Злит. Кусаю, с силой стискивая зубами кусок солоноватой от пота кожи. Ну наконец-то хоть что-то больше вздоха. Почти стон. Вернее, его отголосок. Не пойдет. Кий летит на пол, а я, не церемонясь, разворачиваю к себе почти багровое от смущения тело. Багровое, смущенное, напуганное… и возбужденное. Так ты не собираешься бежать вверх по этой чудесной лестнице с крутыми ступеньками, в ужасе зажимая рот ладонью? Нет? Разумеется, нет. Слишком откровенное желание в глазах, да и брюки не скрывают возникшего напряжения. Подхватив под бедра, усаживаю на бильярдный стол. Это тело, возможно, сойдет компенсацией за безнадежно испорченный вечер? А тело-то вовсе не против, так и льнет, цепляясь за мои плечи. Краснея еще больше, тянется к моему лицу, тянется за поцелуем. Ну уж нет. Останавливаю, схватив за плечо и нагнувшись чуть ниже так, чтобы поймать как можно больше этих рваных хрипов ртом, его пропитанного алкоголем дыхания. Пальцы привычно ослабляют чужой галстук, стягивают его. Длинный ряд маленьких белых пуговиц. Не соображает ничего, продолжая неотрывно следить за моими губами, оттого издеваться и дразнить хочется в разы больше. Поэтому я, пока вожусь с рубашкой и ремнем, беспрестанно облизываю и кусаю собственные губы, чтобы видеть, как он тоже этого хочет, неосознанно повторяя мои движения. И мне даже хочется попробовать, прикусить этот показавшийся язычок, облизать влажные подрагивающие губы. Толкаю в грудь, и он заваливается назад, затылком приложившись о стол. Возмущенный вопль так и тухнет, едва зародившись в горле, стоит только обхватить твердые, явно тренированные бедра и потянуть расстегнутые штаны вниз. Стаскиваю с ног ботинки, чтобы окончательно рывком сдернуть серые брюки. Падают на пол, рядом с моими ногами, жалобно звякнув пряжкой ремня и какой-то мелочью в карманах. Вот так мне нравится намного больше. Растерянный, в распахнутой рубашке, стыдливо сжавший бедра и кусающий губы. Ладонью оглаживаю торс, невзначай чуть сильнее нажимая пальцем на соски, и они тут же твердеют. И у меня челюсти буквально сводит от желания прикусить эти твердые комочки плоти. Чем больше я изучаю это тело, тем сильнее становится желание, свинцом наливающееся внизу живота. Брюки давят, но я нарочно медлю, издеваясь больше над собой, чем над распростертым на столе телом. Сгибаю его ноги в коленях, насильно разводя. Тут же закусывает запястье и смотрит куда-то в сторону барной стойки. Не пойдет. Указательный палец, нажимая, проводит линию по внутренней стороне бедра, специально не касаясь мокрой истекающей головки, но скользит по вздувшимся, выпирающим венам, очерчивая, отмечая их все. Выдыхаю. Не так просто держать себя в руках – все равно, что сорвать яркую обертку с новой игрушки и тут же не поиграть с ней. Ловлю его взгляд и сразу жалею об этом. Невесть откуда взявшейся волной злобы перекрывает горло. Серые глаза пьяные, шальные и совершенно блядские. Отчетливо понимаю, что ему далеко не впервой раздвигать ноги. Не впервой, постанывая, кусать губы и якобы стыдливо отводить взгляд. И это бесит меня. Выводит из себя. Разве у блядей бывают такие пронзительные серые глаза? Или же… новая игра? Но уже не по моим правилам? Ничего не выйдет, хитрый сученыш. Демонстративно облизываю два пальца, делая их скользкими. Наблюдаешь совсем без страха, с нетерпением. А как же образ непорочной школьницы? А я уже собирался церемониться с тобой… Да черта с два. Твой крик, короткий, хриплый, разлетается по маленькому помещению и отражается от стен. Жилистое тело выгибается дугой, когда я вгоняю в тебя пальцы. Сразу оба. Больно? Нечего было бросать достойные заправской пробляди взгляды. Расплачивайся за собственную дерзость. Теперь и мне крышу срывает от выступившей на глазах влаги, стонов, кое-как пробивающихся сквозь стиснутые губы, и громких, хлюпающих звуков, с которыми пальцы врываются в это распростертое на зеленом сукне тело. Уже не такой тугой. А недокрики стали сладкими стонами с примесью подступающей эйфории. Немного тебе нужно… Отдергиваю руку, когда «почти уже». Расстегивая штаны, думаю, что ты неплохо смотрелся бы на четвереньках, в этой самой прилипшей к телу рубашке и косыми взглядами из-за плеча. Дергаю на себя, пытаешься сесть. Ладонь стискивает горло, рывком укладывая назад. Под пальцами быстро бьется пульс. Сжимаю чуть сильнее. Пульсация куда ощутимее, и без того расширенные зрачки заполняют радужку. Сознание топит чувства бесконечного контроля над чужой жизнью, и это сносит крышу куда круче алкоголя. Это чувство… Сжать чуть сильнее и… Полностью в моей власти, сейчас. Собственное дыхание сбивается, вырывается из горла едва ли не стонами. Уже нет сил тянуть. Языком прохожусь по свободной ладони, задерживаясь на кончиках пальцев, и назад, к запястью. Достаточно влажная. Обхватываю собственную, нетерпеливо ноющую плоть, растирая по ней вязкую слюну. Замираю еще на миг, взглядом окидывая поскуливающее, дрожащее тело. Ладонь ведет по бедру, касается колена и, уцепившись за лодыжку, дергает ногу вверх, забрасывая на плечо. Открытый, пришпиленный к столу, раскрасневшийся… Движение бедер вперед… Стон… Еще… Стон… Еще… Еще… Пальцы непроизвольно стискивают горло в такт толчкам, то усиливая, то ослабляя хватку. Стол скрипит. Чертов галстук удавкой душит, стягивая шею. Раздраженно сдираю его, с мясом вырывая несколько верхних пуговиц от рубашки. Не легче, ни капли не легче. Душит не одежда, а что-то внутри грудной клетки. Ноги немеют, но это ничто по сравнению с тем, что я испытываю, вколачиваясь в это тело. Лицо вспыхивает, губы просто плавятся, а в горле – кактусов целая аллея. И звуки… Хлюпающие где-то в глотке стоны этой забавной зверушки, которая едва ли не кричит в стиснутый кулак. Оно определенно того стоило… Идиотский корпоратив и сборища остолопов. Треск дерева. Такой хлипкий? Разжав хватку, позволяю сделать судорожный вздох и тут же, цепляя за полы рубашки, тяну ближе, усаживая на край стола. Передышка. Короткая и совсем нежеланная. Слипшиеся от пота прядки кажутся совсем темными, и глаза… Глаза… Почему-то кажется, что именно я душу им продал, а не забрал твою. Обхватив за бедра, тяну выше, вплотную к себе, чувствуя, как худые колени стискивают мою талию. Дрожащие пальцы забираются в мои волосы. Часто дышит, стискивая прядки. И снова не сводит с губ жадного взгляда… Так хочется попробовать? Начинаю двигаться уже медленнее, но то и дело срываясь на резкие рывки, потому что во время таких ты постанываешь чуть громче, а после вкусно всхлипываешь, дергая меня за плечо, на которое сползла твоя тонкая кисть. Внутри все нетерпеливо воет, требует к черту скинуть на пол и взять там, поставив на четвереньки и заставив уткнуться лицом в пол. Сделать это как можно унизительнее, получить сполна криков боли и стонов, полных унижения. Скрип зубов слишком громкий. Должно быть, отголоски моих мыслей мелькают во взгляде. Иначе почему ты так отшатнулся? Что же… Пальцы украдкой пробираются к взъерошенному затылку, нажимают на него, поднимая голову. Опухшие, алые, должно быть, очень чувствительные губы почти касаются моего подбородка. Дергаю сильнее, сжав серые прядки. Мотает головой и губами мажет по моим. Тут же обхватываю их и, не в силах удержаться, стискиваю зубами верхнюю, втягивая ее в рот. Отпускаю, чтобы проделать то же самое с нижней и, наконец, протолкнуть язык вперед, чтобы сцепить свой с его. Это сложно назвать поцелуем, это можно назвать борьбой. И минуты не проходит, как рот наполняется кровью напополам со слюной, которая нитями тянется по подбородку и оседает на воротничке рубашки. Каждый грубый рывок он возвращает мне чувствительным укусом. Сейчас он кажется мне почти идеальным, этот полупьяный сученыш, с таким удовольствием извивающийся на мне. Нестерпимо… Ладонь скользит по его спине, прекратив терзать прядки, огибает поясницу и вклинивается между нашими телами, чтобы обхватить его член. Низко стонет мне в глотку. Ты не можешь быть слишком громким, серый волчонок. Впрочем, и того, что есть, хватает сторицей. Теперь, наигравшись, я больше не пытаюсь наступить на глотку своему желанию. Еще совсем недолго, но от этого не менее насыщенно. Плечо ноет, наверняка останется пять маленьких синяков – метки от тонких сильных пальцев. Почти… Кажется, вес всего тела медленно перетек вниз и теперь концентрируется в паху, давит, требует немедленно избавиться от этого напряжения. Рывки грубые, размашистые. Я нисколько не забочусь о том, что ему может быть больно. К дьяволу на рога! Все к дьяволу, когда желанная развязка так близко. Живот громко шлепает о его бедра и, как мне кажется, особенно пошло. Всхлипывает, откидываясь назад, и сжимается так, что становится узко просто до невозможности. Еще толчок… По пальцам стекает горячая сперма, а я кусаю губы, чтобы скрыть собственные хриплые стоны. Замираю на пару секунд, прикрыв глаза, пытаясь пережить эту вспышку эйфории. Долгие секунды идут, а все не отпускает… Разноцветные круги перед глазами блекнут, предметы снова становятся четкими. Отступаю чуть назад, вытирая перепачканную ладонь о его влажную рубашку. Не смотрит. Изучает расцветающие на бедрах пятна синяков. Теперь стыдно? Чувствуешь, насколько испачкался? Вызывает лишь усмешку. Привожу одежду в относительный порядок и, подобрав галстук с пола, направляюсь к лестнице. Не оглядываясь. *** Можно терпеть клинических дебилов и размалеванных клуш. Но явно не сегодня. Сегодня даже вышестоящее руководство предпочитает обходить мой кабинет стороной, помахивая отвратительным розовым боа где-нибудь в другом месте. Кажется, что калечить и убивать – это единственное, на что я способен в конце рабочего дня. Стук в дверь. Отрываю от висков стискивающие их пальцы. Даже не пытаюсь придать лицу доброжелательное выражение. Кто бы это ни был, он сильно пожалеет, что рискнул повернуть чертову ручку этой обшарпанной двери. – Разрешите представиться, я… А нет… Кажется, не только убивать. Губы растягиваются в хищном оскале. – Закрой дверку, – вкрадчиво прошу я, не без удовольствия наблюдая, как округляются серые глаза напротив.