Дети

У них ничего не было общего со своим отцом. Дети Локи были улыбчивыми, приветливыми и не отходили друг от друга ни на шаг. Они не доверяли асам, не доверяли Фригге, которая искренне хотела с ними сблизиться, не поворачивались оба спиной к Тору, который проводил с ними больше всего времени, и ни коим образом не выказывали ни симпатии, ни страха Одину, что взглядом едва ли их не препарировал, изучив каждую клетку. Они появились внезапно, во время суда, широко открыв массивные золотые двери. Уверенная и самодовольная улыбка Локи тут же слетела с лица, когда он — как и все в зале — повернулся на скрежет дверей. Двое стражников, стоящие позади обвиняемого, могли клятвенно заверить, что за удивлением они увидели животный страх в зелёных глазах, всего на секунду. Страх быстро сменился тихой яростью, которой Локи одарил вошедших. Девушка была красива, стройна, с белоснежными волосами, заплетенными в длинную косу и серыми глазами. Её кожа, казалось, могла отражать солнечный свет, настолько она была кристально чиста, ни в коем разе не бледна. Рядом с ней стоял высокий худой юноша с рыжими волосами и такими же серыми глазами. В них не было ничего от внешности Локи, поэтому в зале повисла тягучая тишина, когда юноша заявил, что они пришли к отцу, к Локи Лафейсону — ему никто не поверил. И только Локи прожигал их фигуры взглядом, призывая молчать. Они давно привыкли к такому взгляду отца и стойко игнорировали его. — Семья превыше всего, — одними губами произнесла дочь, а после улыбнулась, хитро прищурившись, — так ты всегда говорил, да, папа? — она взяла брата за руку и присоединилась к прочим слушателям. Суд перенесён до лучших времён. Ёрмунганд. Её голос был подобен звучанию шелеста крыльев фей из легенд альвов, её волосы казались невесомыми, к ним хотелось прикоснуться, но в то же время никто бы никогда не рискнул — боялись испортить такую красоту. Серые глаза излучали тепло зимнего солнца и любезность начинавшейся весны. Она ходила босиком, голыми ступнями ступая по холодному полу дворца — она уверяла, что не чувствует холода с самой любезной полуулыбкой. На ней всегда огненного цвета свободные платья в пол, они держатся на тонких бретельках, оголяя соблазнительные плечи и ключицы — в глазах темнеет от подобного зрелища. Немногим позже, пообщавшись с девушкой, понимание приходит — она дочь своего отца. Яда в её речах едва ли не больше, чем в самом Боге Лжи. Она остра на язык, едко подмечает выдававшие собеседника с головой детали и безжалостно ставит свои условия, срубая на корню любую попытку договориться — всё будет как она скажет и никак иначе. Её брат с покорной обреченностью всегда наблюдал за ссорой отца и сестры — это могло длиться часами. Фенрир. Взглядом он мог обжигать не хуже полыхающего огня в пекле Муспельхейма. Его голос в противоположность обдавал холодом из Йотунхейма, чем он несомненно пользовался. Носил он исключительно белую лёгкую одежду и невысокие черные сапоги на плоской подошве. Он больше молчал, слушал речи сестры и обдумывал сложившуюся ситуацию, на скорую руку разрабатывая несколько планов побега с разной степенью сложности и неизвестными переменными. Его понимание вещей и навыки владения магией просто поражали, если бы он подобным с кем-то поделился, кроме сестры, от которой не отходил ни на шаг. Они не рассказывали, кто их мать и явно с неприятием отвечали на этот вопрос. — Мы о ней не говорим, — отрезал Фенрир нить разговора, встал и увёл сестру за руку из комнаты. Локи делал вид, что не слышит вопрос вовсе. К чему им знать об этом мимолётном — сердце кольнуло — романе. Это было много лет назад, в другом мире, при абсурдных обстоятельствах — губы трикстера невольно расползлись в улыбке. — Жизнь хаотична, мой юный Бог, — говорила она, насмешливо прищуривая серые глаза, — этот мир горит в огне и то, что ты можешь здесь дышать уже само по себе чудо, помни об этом, когда решишь вернуться. О, не делай такое лицо, я знаю, ты вернёшься. Локи закрыл глаза, пытаясь вспомнить огненно рыжие волосы, насмешливые серые глаза и тихий провоцирующий шёпот, который звал его, которому невозможно сопротивляться. Мужчина открывает глаза и думает: «Могла ли она что-то слышать, когда сгорала в собственном огне?» Локинсоны о ней не говорят — мать была слишком любима всеми, настолько, что боль причиняют и воспоминания. Лишь иногда Локи и Ёрмунганд могут ненадолго задержать взор на волосах Фенрира — боги, как он похож на неё. Сам юноша делает вид, что не замечает этого, он тоже скучает по матери. Для него её смерть стало обещанием самому себе — он не позволить их семье распасться. Близнецы знают, что они не могут потерять и отца. Локи знает, что они появились здесь неспроста. Это знает и царь, и царица, и принц, и вся армия Асгарда. Локи издает обречённый смешок, сдерживая себя от полноценного хохота — его дети не умеют сдаваться. В него. Они устраивают ему побег. Фенрир удивлён не меньше, чем его отец, что у них получилось: Ёрмунганд околдовала охрану, Фенрир завёл одну из летающих совершенно ему непонятных тарелок, Локи наколдовал им невидимость и вся семья улетела средь бела дня. — Пап, скажи честно, — отозвался юноша, задумчиво смотря вдаль, когда они перелетели через портал в другой мир, — эти асы, они идиоты? — У тебя ещё остались вопросы, как и почему я познакомился с вашей матерью? — устав, ответил Локи, сажая шаттл на раскалённую землю. — Совсем не мог их терпеть, — понимающе улыбнулась дочь и обняла отца, прижавшись к его спине. Фенрир расслабленно потянулся и спрыгнул на землю. — Мы дома, — юноша впервые за несколько недель радостно улыбнулся, встречая взглядом знакомые просторы Муспельхейма.