Красный бантик

Микки было ужасно скучно. За последнюю неделю он успел перечитать всю свою коллекцию комиксов, накататься на скейте до цветных пятнышек перед глазами, съесть такое количество пиццы, которое раньше получалось съедать только за месяц и поболтать с Холодильной кошкой обо всем на свете. Да что там, от нечего делать он даже свою комнату решил разобрать! И теперь сидел в идеально чистом — ни пылинки — помещении, и думал, как жестоко поступили братья, уехав так надолго вместе с сенсеем проводить какой-то «необходимый» тренинг в девственных лесах Америки среди дикой природы. Настолько необходимый, что даже оставили Микки, приболевшего так не вовремя дома одного, чего раньше никогда не случалось. Он подозревал, что все просто решили отдохнуть, и от него в том числе — благо, предлог был. Хорошо хоть, надолго бросать его не собирались, обещая вернуться «максимум через недельку». Обещанный срок должен был истечь завтра утром, и это вселяло надежду на более веселую жизнь. Обладатель оранжевой повязки тяжело вздохнул, и, бормоча что-то вроде «конечно, всякие тренировки для них важнее бедненького младшего братика», полез в нижний ящик стола, куда при уборке спихнул все то, что не удалось пристроить куда-нибудь ещё. Покопавшись в различных ненужных вещах, выбрасывание которых Микки, однако, не простил бы, он извлек на свет божий ярко-красный бантик. И хотя теперь никто не сказал бы, как тот очутился в вещах самой позитивной черепашки в мире, на данный момент пребывающей в легкой, но затяжной депрессии, Микеланджело обрадовался этой хитро завязанной ленточке, как родной — она напомнила ему о старшем брате. Высунув от старания язык, он попытался завязать бантик на кончике хвоста, но все время выходило то криво, то косо, и только часа через полтора получилось то, что ему хотелось. Утомленный борьбой с коварных бантом, Микки уснул прямо на «поле боя», сидя за столом и опустив голову на крепко сжатые кулачки. Утро наступило внезапно. Солнечный лучик, возмущенный тем обстоятельством, что кто-то все еще бессовестно смотрит десятый сон, пока бедняжка работает с самого восхода, скользнул по щеке мирно посапывающего Микеланджело с твердым намерением разбудить соню. Попытка увенчалась успехом, и вскоре Микки, потирая слипающиеся глаза, попытался спихнуть себя со стула, на котором так неосмотрительно прикорнул вчера. Это у него получалось неважно — ровно до того момента, как механический голос будильника, так кстати забытого на столе, не возвестил, что уже «девять часов утра по местному времени». Весь сон как рукой сняло — подорвавшись с места и летя со скоростью и грацией перепуганного пингвиненка на кухню, Микки с воплем: -Наши приехали! -влетев пару раз в стенку, столкнувшись о ножку стула и перепачкавшись в машинном масле, которое рухнуло с верхней полки, распахнул дверь и с визгом чистой, безграничной радости повис на шее самого старшего из всех братьев — Леонардо, а попросту говоря, Лео. Потом последовал черед Донателло, «самой умной в мире черепашки», как иногда в шутку его называли. Впрочем, Донни действительно был гением, разбираясь в таких заумных и непонятных словах, что другие только удивлялись — как еще мозг не вскипел? Не рискнув приближаться с «обнимашками» к Рафаэлю (хотя ему очень хотелось бы прижаться к сильной груди брата, почувствовать себя защищенным и любимым — Микки и сам не понимал, откуда взялось это странное чувство, и поэтому боялся своих порывов) — кто же в здравом уме рискнет обнять вечно мрачную гору зеленых мышц, особенно зная, как владелец этого «богатства» относится к нерегулированным приливам нежности с фирменным почерком Микеланджело, неугомонный весельчак переключился на Сплинтера — своего учителя, наставника, ну и до кучи обожаемого папочки в одном флаконе. Когда первые восторги по поводу долгожданной встречи поутихли, рассказы о «скуке, одиночестве и зелененькой такой, очень симпатичной тоске несчастного забытого всеми малыша» были выслушаны и обсуждены, а жаждущий внимания и подарков Микки был затискан и задарен, все уселись за стол и Леонардо, скрывая смешок, предложил: -Не покормишь нас, уважаемый Мик-сан? Будем очень рады пицце, ведь мы так спешили к тебе, что даже забыли перекусить в дороге, — и заулыбался, глядя на счастливую улыбочку Микеланджело. Донни не выдержав, тоже хихикнул, и вскоре стены хрупкой кухни вновь затряслись от веселых криков и хохота. -Да, точно, пицца! Как я мог забыть! — мгновенно вскочив и вильнув хвостиком, на котором он вчера завязал бантик…и забыл снять…и... Микки, жутко смутившись, прикрыл несчастный хвост ладошками, но было уже поздно — ребята смотрели на этот бедный, но пока еще бодрящийся бантик, выпучив глаза и потеряв дар речи. В полной тишине послышался тоненький всхлип, и Микеланджело, резко развернувшись, бросился к дверям. Первым дар речи обрел, как ни странно, Донателло. Подобрав вывихнутую челюсть, он крикнул вдогонку: -Глупый, стой! Ты чего? Но было поздно — расстроенной черепашки уже и след простыл. Следующим отмер Лео, успокаивающе, будто сам себе проговорив: -Ну бантик и бантик, очень красивый, между прочим, красный. Чего он так расстроился? Раф же просто пофигистично фыркнул, показывая, что ему все равно — хоть бантик, хоть шарик, плевать. Сплинтер вздохнул и сказал, с немым укором поглядывая на сыновей: -Дети мои! Вы все достаточно юны, но ваш брат гораздо младше вас, он совсем еще ребенок, играть в его возрасте — это нормально и даже полезно. Но в то же время он старается походить на вас, ему надо ощущать чью-то поддержку, знать, что он не одинок, поэтому вы должны помогать ему, а не смеяться, вы были такими же совсем недавно, но уже забыли? Братья опустили головы, они раньше никогда не задумывались над этим, даже Рафаэль пристыженно хмыкнул. Лео кивнул, соглашаясь: -Мы поняли, сэнсэй! И черепашки исчезли, растаяли в тени — пошли искать и утешать младшего братишку. *** Микеланджело бежал по запутанным ходам канализации, вдыхая затхлый воздух из последних сил, а внутри клокотал оранжевый дракончик — гремучая смесь из жгучей обиды на реакцию старших и отчаяния, что он никогда не станет таким же крутым как они, что он так одинок и его никто не любит и не понимает, что все теперь будут его презирать… И Рафаэль… Особенно Рафаэль… Не выдержав, Микки опустился на холодный пол, свернулся в дрожащий комочек и заплакал. Он плакал, отчаянно всхлипывая, выплескивая всю ту боль, что накопилась в нем за годы недопонимания, за часы вынужденного одиночества и за этот, такой хороший сначала, но такой плохой потом день. Он плакал так отчаянно, что не сразу почувствовал, как кто-то ласково гладит его по вздрагивающему плечу. Но этот кто-то не отступал, и Микеланджело, подняв зареванные глаза, увидел ласково улыбающегося Рафаэля. Это зрелище так его поразило, что он даже всхлипнуть забыл. Рафаэль, заметив, что завладел вниманием брата, еще раз улыбнулся, отступил в сторону, и на удивленного Микки налетел вихрь по имени Донателло, щекоча и весело вопрошая: -Ну и куда ты сбежал, глупый? Думал, мы тебя не найдем? Все еще не очень веря в происходящее — конечно, улыбка Рафа это что-то вроде жизни на Марсе, Микеланджело, сопя, пробормотал: -Я думал, вы не захотите со мной разговаривать, что будете меня презирать… Ведь я совсем не как вы, не крутой воин-ниндзя… У меня… -Бантик? — ласково закончил за него Леонардо, присаживаясь перед растерянно поникшим младшим, и весело продолжил: -Но ведь это не мешает тебе быть нашим любимым братом, который очень даже ничего в искусстве ниндзюцу? -А бантик очень даже ничего, мне нравится, — неожиданно заявил Рафаэль, чем второй раз за последние пять минут отправил Микки в глубокую кастрюльку со свежесваренным удивлением. Остальные просто с подозрением изучали каменную рожицу Рафа, пытаясь найти там ответ — вот что это сейчас такое было? Но рожица была крепче, чем военный бункер, и разглядеть там можно было лишь штукатурку. Наверное. -Ну, чего уставились? Я, между прочим, голодный. Где там твоя пицца, Микки? — пробурчал Рафаэль, демонстративно разглядывая противоположную стену, и братья весело рассмеялись, беря курс на кухню. А Микеланджело будто бы невзначай подобрался поближе к Рафу, сделав то, что так давно хотел — ткнулся в мощное плечо, согревая теплым дыханием прохладную кожу старшего, и вздрогнул от неожиданности, когда его виска нежно коснулись чужие губы, опаляя и успокаивая одновременно. Микки взглянул вверх, в такие родные и прекрасные, сияющие загадкой зеленые глаза — и понял, что Раф не против. Совсем не против.