Туман — путь к звездам

      На самом деле это было всего лишь мгновение, на которое он оторвался от трапезы. Возможно, они оба знали, чувствовали, что что-то грядет. Что-то, что никак не соответствующее уютному лагерю Теней, теплым вечерам в Малом круге или ласковым ночным переговорам... этого ужасно медленного мгновения страха, похожего на быстрое погружение в ледяную воду, вполне хватило.       — Что случилось? — тихо спросил Засыпающенький.       Истеричка молчала. Вокруг звучала лишь громкая перекличка сверчков и кузнечиков. В воздухе резко дурно запахло пряными травами. Улыбка блекла, ее сменяло выражение, которое Засыпающенький узнал, или подумал, что узнал, аналитическое выражение, появляющееся на хорошенькой мордочке Истерички, если кто-то объяснял внезапное изменение в текущей ситуации или рассказывал что-то странное и интересное. Он предположил, что это как раз последнее.       Засыпающенький вновь принялся за еду. Наступила гнетущая тишина. Лишь звонкие песни сверчков и соловьёв нарушали ее. Вечерняя тишина морально давила на кота. Надкусанная свежая мышь уже не вызывала столько аппетита, а только что проглоченный кусочек встал в горле, как рыбная кость. Наконец, кот не выдержал и вновь поднял голову на подругу, заглядывая в ее разные глаза, которые выражали глубокую задумчивость.       — Почему ты молчишь? — обеспокоенно спросил Засыпающенький.       — Думаю.. о чем-то... — прошелестела Истеричка.        Кот хмыкнул, возвращаясь к еде. Животный страх исчез, растаял, как роса на солнце. Однако, услышав шуршание травы, вздохнув, он опять повернулся к кошке, которая пустым взглядом смотрела на Место для отдыха. На полянке, наполовину покрытой тенью, как саваном, окруженной маленькими елочками, резвился Скандалист и Бурелап. Они весело валяли друг-друга по земле, задорно, так по-детски, смеясь. Истеричка, однако, хмурилась.       — Ты сегодня какая-то странная, — осторожно подметил Засыпающенький.       — Гм-м-м-м? — она снова повернулась к другу. На ее мордочке читалась рассеянность с примесью раздражения и грусти.       Кот внимательно вгляделся в неё и только потом понял, что смотрел в морду кошки, которая медленно, шажок за шажком, уходит из реальности, погружаясь в свои, такие странные и загадочные, мысли и мечты.       — Почему ты молчишь? — повторил свой вопрос Засыпающенький. — Что-то случилось? Тебя кто-то обидел?       Истеричка тряхнула головой и поднялась. Ее взгляд вновь прояснился, словно она вынырнула из чёрного омута своих размышлений.       — Никто меня не обидел. Ничего не случилось. Честно. Я всего лишь задумалась над... — говорящая запнулась, сглотнула ком в горле и выдавила из себя ещё два слова. Голос прозвучал тонко и звонко. — Своим будущим.       Она поднялась.       — Что-то мне плохо. Пойду, прогуляюсь до палатки Целителей.       — Что? Наивный Мечтатель занят, он показывает Ясненькому места роста трав, там сейчас никого нет!       Истеричка не ответила, даже ушами не повела, просто встала и устало побрела до вышеназванной палатки.       Засыпающенький мог бы догнать кошку и спросить, не разболелся ли у нее живот, но знал, что если Истеричка свободно говорила про соитие, то про другие физиологические процессы предпочитала умалчивать.       Но вот к весёлой игре Скандалиста и Бурелапа присоеденилась Тихолапушка и Догорающенький, и кот решил все-таки доесть эту чертову мышь, попутно наблюдая за тремя учениками и одним воителем.       Опомнился тот только тогда, когда сквозь сосновые ветви деревьев брызнул холодный свет луны, а четыре кота, вдоволь наигравшись, поспешно засеменили в свои палатки. Засыпающенький разделался со своей мышью и уже начал закапывать обглоданные косточки, как услышал взволнованный голос Догорающенького — второго друга Истерички: — Где она? И тут кот вспомнил, что все это время его подруга не показывалась на поляне и даже не выходила из палатки Целителей.       Истеричка вела себя странно. Он попытался разговорить ее? Нет. Сказал хоть единое слово сочувствия? Нет. Даже заметив, что что-то не так? И в третий раз нет. И все из-за дурацкой игры молодых котов.       Ладно, он сходит и спросит ее, что случилось, подарит ей упитанную мышку и промурлыкает что-нибудь ласковое перед сном. Самое главное — извинится.       Засыпающенький выбрал самую сочную мышку из кучи и зашагал к палатке Целителей. Беспокойство внезапно усилилось. — Истеричка? Ответа не последовало. Он позвал громче. — Истери-и-чка? Ответа опять не было. Его сердце билось в горле, не давая дышать, пульсируя и клокоча. — Истеричка!!! Кто-то цыкнул из воителей и попросил не кричать. Засыпающенький стыдливо втянул голову в плечи и вдруг услышанное, доносившееся из откуда-то изнутри палатки Целителей, подняло его беспокойство с нижних слоёв его сознания на самый верх. Кап... пауза. Кап.       Несомненно, это капало с потолка Хранилища целителей. Он буквально представил перед собой, как капля формируется на потолке, становится тяжёлой, беременеет, потом падает — кап. Только этот звук. Никакого другого. Засыпающенький тихонько зашёл в палатку, прошёл до входа в Хранилище. Пол, выстланный папоротником, громко шуршал у него под лапами. Кап... кап... Отодвинул занавесу из лишайника и опять позвал, обращая взор во тьму Хранилища. — Исте... Он посмотрел в угол и забыл, как закончить имя подруги. Он просто смотрел туда с выражением торжественности на мордочке словно котёнок, впервые вышедший из лагеря и увидевший лес. Через мгновение он начнёт кричать, и все коты, что находились в лагере, сбегутся к палатке, попутно зовя Наивного Мечтателя и Ясненького, которые задержались допоздна. Но в тот момент Засыпающенький просто стоял, выронив мышь, с серьёзной мордочкой и широко распахнутыми глазками. А потом эта почти благоговейная торжественность начала трансформироваться во что-то ещё. Широко раскрытые глаза начали выкатываться из орбит, а пасть искривилась в жуткой ухмылке ужаса. Он хотел кричать, но не мог. Крики стали такими большими, что не могли вырваться наружу.       Истеричка лежала на спине, ее голова была неестественно вывернута, словно она ее сломала. Земля вокруг кошки была изрыта когтями в предсмертной агонии. Пасть раззявилась, в ней пузырилась кровавая пена, а с выпавшего свесившегося языка стекала слюна, перемешанная с кровью. На мордочке застыл неподдельный ужас и смертельная боль. Глаза кошки так закатились, что зрачков было почти не видно, только одни бельма, в которых полопались сосуды. Взглядом Истеричка упирается в него, но ее глаза не видят пришедшего к ней кота. Они не двигаются. Они остекленели, не выражают ничего. Ведь она мертва, а тело стало тяжелым и негибким, словно с каждой минутой кошка обращалась в камень. Рядом с левой лапой лежал разорванный сверток со смерть-ягодами. Некоторые из них выкатились в центр Хранилища и сухо, едва заметно блестели под лунным светом, который лился из бреши в потолке. Засыпающенький подумал, что они похожи на глаза злобных крыс, которых ловят в Заброшенном гнезде двуногих.       Ещё одна капля упала с потолка. Кап... Этот звук вывел Засыпающенького из ступора. Он вновь обрёл голос. Глядя в отражающие блеклый свет луны мертвые глаза Истерички, он закричал.