Разговоры в тишине

      Мефистон держал альбом на коленях, неспешно перелистывая страницы из толстой шершавой бумаги. Большинство рисунков были выполнены углём и охрой, в технике, любимой многими полудикими племенами Ваала Прайм.       Теперь эта техника была в числе того немногого наследия, которое осталось Кровавым Ангелам на память о мёртвой луне.       — Что скажешь?       Мефистон поднял взгляд на командора. Тот устроился полулёжа на высоких подушках в изголовье просторного ложа. Обнажённый торс представлял собой мешанину рубцов и шрамов на бледной коже. Самый жуткий из них тянулся через всю грудь до середины живота. Взгляд Мефистона задержался на свежем, ещё красном рубце, похожем на гигантского паука с огромным количеством кривых лап.       Эта рана должна была быть смертельной.       Тем не менее, Данте выглядел вполне живым, хоть и немного бледным, и наблюдал за старшим библиарием с нескрываемым любопытством.       — Как тебе? — повторил он, показывая взглядом на альбом.       — Потрясающе.       — Слишком громкая похвала для того, кто не брался за уголь несколько веков.       Мефистон покачал головой.       — А как же лютня, милорд? Отправлена в отставку?       — Ни в коем случае, — Данте глубоко вздохнул и тут же поморщился от боли. — Просто всё это… Было слишком вещественным для музыки.       Мефистон перевернул альбомный лист.       На следующей странице был портрет Сангвиния. Уверенные штрихи угля изобразили примарха в три четверти, как будто художник окликнул его сбоку, вынудив оглянуться, и запечатлел это мгновение. Невидимый ветер отбросил назад растрепавшиеся кудри. Тень крыла, едва намеченная растушевкой, поднималась над головой примарха. Губы Сангвиния не улыбались — только глаза.       На старшего библиария накатило ощущение присутствия, похожее на психическую ауру посмертной маски.       Так не рисуют религиозные символы, святых или давно почивших великих героев прошлого. Так рисуют живых людей, которых хорошо знают. Быстрыми штрихами, подложив дата-пад под альбом на коленях, Данте нарисовал примарха так, словно тот стоял рядом с ним.       Он рисовал не героя и не святого, а своего генетического отца, которого любил.       Мефистон с некоторым усилием заставил себя оторвать взгляд от портрета.       — Что он сказал вам, милорд?       Данте ответил не сразу, словно подбирал слова.       Он поклялся никому не рассказывать о том, что видел, очутившись между жизнью и смертью, и сдержал слово. Однако Мефистон был выше таких условностей. Он видел образ Сангвиния в сознании Данте и знал, кто отправил командора обратно, когда тот уже готов был уютно устроиться в объятиях вечного сна.       Скорее всего, Данте догадывался об этом.       — Я решил не делиться этим видением ни с одной живой душой, — заметил он.       — Ну, тогда мне вы можете сказать.       Командор вздохнул, признавая справедливость этого замечания.       — Сказал, что моя служба ещё не окончена, — произнёс он наконец. — Не буду отрицать, в тот момент я был немного разочарован.       Мефистон скривил губы в усмешке. Это задумывалось как улыбка, однако он не питал иллюзий относительно того, насколько она удалась.       — У нас с вами теперь есть нечто общее, — заметил он. — Самую малость.       — У нас всегда было нечто общее, — возразил Данте. — Я имею в виду, кроме нашего общего бремени. Иди сюда.       Старший библиарий отложил альбом в сторону и забрался с ногами на ложе, устроившись возле своего повелителя. Данте взял его за руки и притянул к себе, помедлив мгновение, чтобы получше рассмотреть украшенные крупными перстнями пальцы. Мефистон поднял бровь.       — Ищите признаки порчи?       Командор слегка улыбнулся.       — Не сегодня. Но должен сказать, что твои психически одарённые братья сочли своим долгом, кхм, предупредить меня.       — Относительно того, что я демон, одержим демоном, в крайнем случае — просто чернокнижник?       Данте покачал головой.       — В основном относительно тёмной природы твоего предприятия, обрушившего своды пещеры.       — И что вы им ответили?       — Что буду пристально следить за тобой, разумеется.       Мефистон фыркнул.       — Дипломатично. Как мне сесть, чтобы вам было удобнее это делать?       — Ты прекрасно сидишь, так и оставайся. Впрочем, некоторые всё же придерживаются версии о твоей демонической природе, поскольку ничто иное, как они считают, не смогло бы выдержать прямой удар Жаждущего Крови.       — Они немного помогли мне в его выдворении из пещеры.       — И всё же ты не отрицаешь, что до этого выдержал удар, который должен был оставить от тебя лишь кровавую пыль?       Мефистон пожал плечами.       — Мне далеко до вашей скромности. Нет, не отрицаю. Быть может, я и в самом деле одержим. Я далёк от понимания своей природы, так что к рассмотрению принимаются любые версии. Но должен сказать, — он слегка поморщился, — что эта — одна из самых банальных.       — Я сказал сомневающимся, что знаю ещё кое-кого, кто без труда держит удар Ка’Бандхи, — задумчиво произнёс Данте. — И о чьей природе мы тоже можем только догадываться. Сангвинора.       — Это несравнимые понятия.       — Сомневающихся это тоже не слишком убедило — согласился командор. — Впрочем, у меня есть идея, как разрешить некоторые сомнения.       Мефистон вопросительно поднял брови.       — И?..       — Я поцелую тебя, — продолжил Данте, улыбаясь, — и, если ты и в самом деле демон — появится Сангвинор и надаёт мне оплеух. Что скажешь?       — Думаю, можно попробовать, — с напускной серьёзностью согласился Мефистон.       Данте притянул его к себе, вынудив наклониться вперёд. У поцелуев был медный привкус крови и терпкого вина. На миг слегка коснувшись своим разумом чувств Данте, старший библиарий ощутил отголоски жажды, но не той, которая терзала каждого Кровавого Ангела. Это была жажда прикосновений, близости, желания ощутить, что ты не один. Того, что люди называют физическим проявлением любви.       Сангвинор, впрочем, так и не появился.       Мефистон слегка отстранился и серьёзно посмотрел своему повелителю в глаза.       — Нет, милорд. Мы не можем продолжить.       Руки, удерживавшие его, расслабились.       — Прости, — Данте грустно улыбнулся. — Мне не следовало забываться.       Мефистон понял, что расстроил его, и спешно пояснил:       — Ваши раны ещё не зажили как следует.       — Вполне достаточно, — возразил Данте.       Старший библиарий положил руку ему на грудь. Длинные пальцы осторожно погладили свежий рубец, очерчивая контур по границе со здоровой тканью. Раны на телах Астартес закрываются быстро, особенно поддержанные стимуляторами регенерации тканей. Кожа быстро закрывает повреждения, наращивая рубец сразу поверх струпа из клеток ларрамана. Восстановление более глубоких тканей и функций внутренних органов занимает гораздо больший срок.       — Корбуло иного мнения по этому вопросу, — заметил Мефистон. — Я имел с ним беседу, вернее, это он имел беседу со мной. И подробно объяснил, что, если мы с вами станем скакать, как взбесившиеся гроксы, едва выйдя за порог апотекариона, то он… Не буду утомлять вас полным списком того, что он обещал со мной сделать. Но в такое время, как сейчас, я просто не могу допустить, чтобы ему пришлось отвлечься от куда более важных дел ради исполнения всех обещанных манипуляций.       Неожиданно Данте рассмеялся, хотя смех явно причинял ему боль.       — Это серьёзный аргумент, — согласился он, садясь. — Дай мне альбом, пожалуйста.       — Что вы хотите сделать? — поинтересовался Мефистон, выполнив просьбу.       — Там не хватает одного портрета, — Данте открыл чистый лист. — Так что посиди немного неподвижно и сделай своё обычное скептическое лицо... Да, вот так в самый раз.