Негодяй

Весенний ветер нежно прикасался к каждой складке шёлковых штор, слегка теребя их подол, вызывая утреннюю прохладу в небольшой комнатке, предназначенной для отдела спальни. На конце цвета крем-брюле матраса лежал мальчик лет тринадцати. Сомкнув свои как будто жидкие, розовые губы, мальчик легонько и тихо выдохнул накопившийся в легких старый воздух. Мужчина, который сидел поодаль в него в большом и просторном соломенном кресле, что-то яростно, с нотой творческого беспорядка в голове, стучал по бумаге сероватым грифелем карандаша. Ему срочно требуется описать что-то этакое, что можно было бы посчитать за труд, благоверную проделанную работу, но всё казалось было насмарку, так как в голове была заверенная каша, которую невозможно было вылить из давно старой кастрюли. Мальчик открыл сонные глазки, на которых ещё была невидимая взрослому пыльца, от которой веки так и просились закрыться, но пора вставать, солнце уже пекло виски и руку, подставленную под солнечный параллелограмм. Детская зевота являлась уморительной штукой, потому что ребятня выглядела довольно забавно, когда нос начинал пощипывать, а рот произвольно открывался в смешной гримасе, прямо как в театре, на выступлении какой-нибудь драматической пьесы, когда один из персонажей упивается собственным горем. Мужчина ожидал этого почти что целую вечность, но самом деле лишь всего полтора часа от того, как он сам прогнал ту самую гремучую пелену сна. «Смысл моей жизни» — промелькнуло у мужчины в голове, прежде чем он встал и подошёл вплотную к большой подушке, где на наволочке были изображены цветы и их листья, переплетавшиеся в единый стебель, который расположился прямо под лбом малыша. —Интересно, как же мы не можем контролировать собственные движения, если мы хозяины своего же тела? — сонно проговорил мальчик, приоткрывая единственный глаз, который не болел яркой болезнью солнца, бившегося в личико. Мужчина искренне засмеялся, даже и не понимая, зачем он это делает. Но он знал лично о себе тот факт, что он просто обожает это умное и сообразительное исчадие ада, которое сделало милое выражения лица и улыбается в честь удовольствия тем, что его любят и ценят. —Я не знаю, малыш. Разве это не написано в энциклопедиях для подростков? Мужчина был готов отдать все свои финансовые средства, богатые апартаменты и роскошную жизнь ради единственной потребности своего ума — бархатного голоса мальчишки, с которым можно было бы сравнить описания понравившихся моделей и цены на алкоголь, покупавшийся в продуктовом магазине за углом. —Гигантские книженции, напитанные знаниями. Мне нравится это выражение, которое я услышал вчера, во дворе, у девочек, которые несли книги и обсуждали произведения Бетховена, но всё-таки, почему? Мальчишка рассматривал улыбающееся лицо мужчины, его погрубевшие за полгода ночного режима работы складки, которые располагались под глазами. Там же были и огромные мешки, в которых можно было бы хранить зимний запас картошки и свёклы. Он был чистым, всем своим сердцем не чаял того, что происходит в подворотнях клубов, во взрослой, суматошной жизни. В свои необычайные тринадцать лет он находился в собственном мире любви к самым различным насекомым и той порой, когда дети ходят во вторые классы и впервые сталкиваются с сотнями и тысячными единицами измерений в математике. Та пора, когда выходя после занятий, чтобы насладиться беготней по горкам и по балкам, расположенных на мягком песке. Он был невинен и не осознавал, что такое настоящая ложь и судебные вмешательства. Хан Кану, ангел, который иногда выходит из своего светлого мира в жестокую и грубую реальность ради того, чтобы удостовериться, что он живёт в такой среде. Прикоснувшись к нежной розовой коже, мужчина аккуратно, как будто преподнося к своему рту хрупкий фарфор, желающе целует маленькие пальчики. —Мы обязательно найдём ответ на твой интересный вопрос, малыш. Карие глаза, напоминавшие тёмную плитку горького шоколада в холодной, призрачной фольге устремились прямо в чёрные, как чернила в стеклянном фунфырике глаза, которые жадно проглатывали тот самый шоколад. Сглотнув, мужчина присел, разглядывая изменчивое лицо мальчика, которое желало лишь одного. То, о чём мужчина прекрасно догадывался сам. Обвивая широкой ладонью дышащее, маленькое тельце малыша, мужчина осторожно и с чувственным трепетом приподнял его, садя на свои удобные ноги. Мальчику казалось, что это тёплые и пушистые подушки. Присев, он тихо засмеялся, запуская свои ладошки в черноватые волосы мужчины, отдававшие блеклым светом. —Ну так почему же? Мальчик по-детски заглянул в бездну отчаяния в глазах мужчины, которая появилась, охватывая всю взрослую спину холодной водой всего океана. —Хочешь я отвечу на этот вопрос? Мальчик отвёл взгляд в сторону, а точнее быть вверх, чтобы хорошенько подумать над вопросом. Пухлые губы, то есть алые лепестки розы или облизанный сотню раз леденец цвета оранжевых и розоватых кораллов одновременно, блестели под лучами солнца, издавая пронзительный знак того, чтобы поцеловать их. Положив шершавые подушечки пальцев на тонкую кожу подбородка, мужчина закинул голову в сторону, пытаясь создать комфортное положение, прежде чем приступить к жаркому делу. Жаркое летом. Сумасшествие. Притянув к себе объятое белоснежной футболкой тело мальчишки, мужчина в последний же момент прикоснулся своими горячими губами от напряжения к его губам, жадно, не щадя его сонное и туманное сознание, впивался с каждым заходом по-разному, как будто губы это и было холодное спасение в жаркой пустыне Сахаре под названием вода. Он должен будет напиться этой воды до коликов в животе. Мальчишке нравилось подыгрывать взрослому мужчине, он ощущал себя актером, которому пришлось надеть идиотский костюм, чтобы выйти на сцену перед широкой аудиторией. Ему оставалось лишь возмущенно вздохнуть, обвить ладошками свободную рубашку и наслаждаться взрослым процессом. Каждый поцелуй ощущался как самый первый, когда под занавеской страха и детского чревоугодия, мальчики пытаются поцеловать девочек ещё раз, понемногу, пробуя, какого это ощущать на себе новые, открытые и запретные чувства. Мужчина отпустил подбородок мальчика, ощущая мысленное послевкусие пылкого поцелуя с мальчишкой. Ему было хорошо. Легко, свободно. Лолита. Нимфетка. Взрослый черт в маленьком теле. Все три синонима подходили к мальчику, который засмеявшись, бухнулся в море заплетенных между собой одеял и простыней, проговоря вслед: —Негодяй!