«В этом мире ты всего лишь человек, но для кого-то ты — целый мир».
Коридоры Министерства Магии после семи вечера пустеют быстро. Время с полуночи и до шести утра похоже на консервацию, когда магические потоки, проходящие под кирпичным зданием, начинают плановое восстановление поврежденных секторов. Они помогают сортировать многочисленные документы на столах, распределяют дежурные непрочитанные записки по кабинетам, обновляют заклинания на портретах и делают еще много чего для облегчения рабочего процесса служащих, которые давно этого не замечают, принимая как должное. Мантия-невидимка надежно скрывает Гарри от посторонних взглядов. Недавно ему удалось найти заклинание, заглушающее звук шагов, — Малфой постоянно говорит, что он топчется, как громамонт, и дышит как Хогвартс-экспресс. На цокольном этаже Гарри замечает снятую с одной из дверей магическую печать. По утрам профессор Льюис обычно проводит здесь занятия по тактике боя. Гарри не требуется приоткрывать дверь шире — обзор и так достаточно хороший. Малфой стоит посреди аудитории, столы в ней обычно располагаются в четыре ряда, а сейчас сдвинуты к окну. Он молча взмахивает палочкой, выписывая витиеватые пассы, пытается снова и снова — безуспешно. Движения становятся резкими и дерганными, но это ничего не меняет. — Мордред… — бормочет он на грани слышимости. Видно, что терпение Малфоя на исходе. Он снова концентрируется и уже вслух отрывисто произносит: — Экспекто Патронум! Из палочки медленно, будто нехотя, появляется белесое туманное облачко, которое почти тут же рассеивается. Гарри стягивает мантию-невидимку и стоит, уже не таясь. Потом едва слышно хмыкает, но и этого хватает, чтобы Малфой резко обернулся и едва не потерял равновесие. — Мордредов Поттер, как ты тут оказался? Он смотрит исподлобья, зло, почти как в Хогвартсе, когда Гарри пытался поймать его рядом с Выручай-комнатой. — Иду мимо, смотрю — дверь открыта. Малфой замолкает и сверлит острым взглядом. Гарри кажется, что его желудок сейчас начнет кровоточить, но внутренний дементор пребывает в уверенности, что даже спустя двадцать лет он будет поглощать эти эмоции, с каким-то изощренным удовольствием отрывая от них куски и пожирая. Они долго смотрят друг на друга, пристально, не моргая, словно скалящаяся гиена и лев, подоспевший к концу ее охоты, пока Малфой не отворачивается, резко бросая: «Уходи». Гарри знает, что вернется.* * *
— Поттер, ты же с третьего курса умеешь Патронуса вызывать. — Умею, — благодушно соглашается тот. Он не любит бахвалиться, но считает это своим личным достижением. — И тебе хватает счастливых воспоминаний? — Не всегда. Секрет не в этом. Драко отставляет бокал в сторону. Он увидел Поттера в Дырявом Котле случайно. Ему надо было в Косую аллею за новым учебником, утвержденным недавним приказом Министерства, но что-то заставило остановиться. Может, бутылка огневиски в неприветливый промозглый апрель, а может, одинокий Поттер за столом в углу. — А в чем? Секрет. От Поттера разит Огденским и немного безумием. Он скалится в кривой ухмылке, подается вперед и шепчет Драко на ухо: — В том, чтобы их создать и в них поверить. В их реальность. Он тянет последнюю «а» так, что это кажется почти неприличным. Потом отстраняется и подает знак Тому. Они дожидаются, когда на столе появится счет. Драко смотрит в зеленые глаза за очками. Никогда не мог отвести от них взгляда, но и выдержать достаточно долго тоже. Поттер не давит, он просто толкает к стене и невидимыми оковами придерживает руки до тех пор, пока ты не сдаешься, стыдливо кидая на землю помятый белый флаг. Он всегда оказывается выносливее. Малфой выговаривает слова медленно, будто сомневается в том, что хочет знать ответ: — И как зовут твою веру? — Кто знает… — снова тянет Поттер и поднимается, кидая на стол несколько галлеонов. Они весело стучат по дереву, катятся на ребре и останавливаются у самого края.* * *
Малфой тяжело дышит и подпирает спиной стену. По его вискам стекает пот, а лицо некрасиво покраснело от перенапряжения. Гарри стоит напротив, сложив руки на груди и плечом опираясь о косяк. Помедлив, достает маленький пузырек из кармана и кидает Малфою, которого никогда не подводят рефлексы ловца. Малфой ни о чем не спрашивает, он знает, что Гарри его не отравит — слишком честный для этого. — Во рту подержи. Там слизистая, быстрее в кровь попадет. Содержимое фиала похоже на нити воспоминаний — такие же светящиеся, тягучие и веет от них неопределенностью. Гарри знает, что на вкус это — редкостное дерьмо. Но, как обычно, чем противнее лекарство, тем действеннее будет эффект. Нити будто связывают зубы между собой так, что челюсть не разомкнуть добрых минут пять. Язык распухает, а по горлу кто-то невидимый проходится наждачной бумагой. Пульс подскакивает, учащается, но тут же успокаивается, заставляя сердце замереть на пару мгновений. Зато потом сознание становится кристально ясным и готовым к сложной работе — переосмыслению ценностей. Малфой открывает глаза. Видно, снова может контролировать челюсть. Гарри плюхается на деревянный ящик и начинает прощупывать почву. — Помнишь свой первый полет на метле? — Я грохнулся и растянул лодыжку. — Первый раз, когда тебя хвалил отец? — В тот день я убил всех лисьих детенышей. — Первый раз, когда ты трахался? — У меня не встал, поэтому пришлось приложить Панси своим первым Обливиэйтом. После этого она периодически страдает провалами в памяти. Малфой отвечает, почти не задумываясь. На последнем вопросе проводит ладонью по волосам, будто ожидая «того самого» волшебного эффекта. — Ладно, — Гарри замолкает и переводит взгляд на окно с иллюзорной картинкой гаснущего за горизонтом дня. — Ладно, черт. Он достает из кармана еще фиал. — Одного мало. Эффект воздействия зелья зависит от степени владения легилименцией. Хотя вторая доза и превышает допустимую, но ментальные щиты Малфоя оказываются крепче, чем рассчитывал Гарри. Наверное, почти такими же, как у Снейпа. В три глотка содержимое исчезает во рту Малфоя. Во взгляде его что-то неуловимо меняется, знаменуя тот самый прогресс, смещение орбиты в недвижимом вакууме. В такие моменты все чувства притупляются, а в голове становится почти пусто. Память, яркие картинки прошлого накрывает невидимый купол, полностью отделяя от текущих мыслей. — Что теперь? Малфой следует указаниям Гарри и прикрывает глаза: он старается полностью абстрагироваться от собственного «я». И делает первый шаг к созданию своего единственного самого счастливого воспоминания.* * *
Август знаменуется подготовкой к последнему курсу обучения в Академии. Гарри уже год числится на полставки в аврорате, помогает разгребать нераскрытые дела многолетней давности и систематизировать данные в запущенном архиве. Каждый гоблин знает, что скоро все это ляжет на его плечи, а Кингсли никак не дождется его выпуска, частенько намекая о досрочной сдаче экзаменов. Странности начались еще месяца два назад, когда Малфой сказал: «Привет, Гарри», — и тон его при этом вполне мог сойти за приятельский. В конце июня Малфой проходил мимо и спросил у Гарри, выходившего с зачета по оперативной работе, о результатах тестирования на профпригодность. Подозрение остается таковым, пока изменения в поведении не становятся очевидными для других. Проницательность никогда не была достоинством Гарри, но сейчас ситуация выходит из-под контроля быстрее Хогвартс-экспресса и трепыхающейся рыбой выскальзывает из рук. Первая ласточка прилетает, когда Малфой с досадой произносит: — Практика с понедельника, а профессор Льюис прописал мне неделю отдыха. Разве я не прав, добиваясь смертной казни для Пожирателей? Люциусу остается досиживать в Азкабане еще семнадцать лет. Дома, слушая тиканье часов, Гарри пытается понять, где ошибся, как упустил и… откуда Малфой достал еще? Ответ приходит почти сразу: распознал составляющие — по скрытым способностям он уступает, пожалуй, только лучшим зельеварам, а уж библиотека в его темном доме всегда была самой обширной. «Зелье изменяет саму структуру памяти, — тянет слова Борджин, — и заставляет поверить в истинность создаваемого воспоминания, прочно связывая его с остальными. Не существует средства, способного выявить подлог, поэтому при использовании Веритасерума показания будут истинными». — Ты же учился на Слизерине, — однажды говорит Малфой. Гарри замирает на пару мгновений, но потом поправляет: — Я перевелся. — Вот гад, — сетует Малфой, и взгляд его на секунду теряет осмысленность. Потом Малфой давит кончиками пальцев на виски и жалуется на головную боль. Гарри поселяется в министерской библиотеке, выпрашивая у Кингсли доступ под предлогом сдачи экзаменов экстерном. В голове Малфоя единственное созданное воспоминание расширяется до масштабов параллельной реальности и выходит за рамки «невлияния». Одна старая статья, взятая в отделе безнадежных случаев в Мунго и посвященная исследованиям поврежденного разума, советует не переубеждать, но направлять. И Гарри пытается изменить направление узкой тропки, по которой шагает сознание Малфоя, и вывести на главную трассу. Для создания полноценного Патронуса достаточно одного воспоминания. Но Малфой, кажется, выбрал несколько или изначально целенаправленно сделал что-то не так. Гарри узнает подробности в конце сентября, когда Малфой хлопает его по плечу и зовет обедать. «Принимать зелье, — Борджин протягивает Гарри фиал, — лучше людям без защиты разума. Иначе возведенные ментальные ловушки будут атаковать воспоминание как ложное, пока не уничтожат. Если оно не приживется, пострадает основная память». — Малфой, — говорит Гарри в тот самый апрельский вечер, сидя на деревянном ящике. — Зелье влияет на субъективное восприятие реальности. Чтобы избежать побочки, нужно создать несуществующее воспоминание, которое стало бы для тебя самым счастливым. К примеру, ты получаешь награду, как лучший ловец. Представь сам факт, не углубляясь в предшествующие события. — А время? — Малфой перекатывает на ладони фиал. — Желательно брать последние пару лет. В тот вечер у Малфоя все еще не получается ничего, кроме туманного облачка. Две недели спустя от недосыпа он становится похож на чокнутого голодного вампира с полопавшимися в глазах сосудами. Гарри уверен, что зелье не подействовало. Сейчас он сидит напротив Малфоя. Между ними салат из курицы, салфетница и две фарфоровые чашки. Малфой не только ослабил внутренний ментальный купол, но позволил искусственно созданному воспоминанию проникнуть сквозь барьер и вытеснить реальное. При этом он сделал слишком большой временной скачок – откат на первое сентября девяносто первого. Гарри пожимает руку Драко в поезде. Гарри кажется, он впервые может видеть, как чаинки на дне показывают ему то самое будущее, о котором вещала Трелони.* * *
— Экспекто Патронум. Светящийся хорек прыгает вокруг. Малфой произносит слова едва слышно, не прикладывая к заклинанию никаких усилий. Восторг в его глазах не может перекрыть растущее в Гарри чувство безнадежности. Теперь он постоянно таскается за Малфоем и следит за словами, записывая все замеченные изменения в блокнот, на который наложен Фиделиус. Периодически возникавшая у Малфоя мигрень сходит на нет — его защита разума становится такой же тонкой, как у Невилла. Она уничтожает сама себя, не давая ложному воспоминанию прорваться сквозь невидимые стены. Дополнительно принятые порции зелья делают свое дело и окончательно пробивают защиту. — Забыл, что ли? — спрашивает Малфой, по своему интерпретируя взгляд Гарри. — Сам же научил меня на четвертом курсе. А я показал тебе Акцио. «В структуре памяти происходят необратимые изменения. Необходимо следить, — продолжает Борджин, — чтобы ложное воспоминание практически не соприкасалось с остальными. Оно должно быть выдуманным и не существовать ранее. Если начать перекраивать реальность, меняется само ее понимание, на свет выплывут истинные желания. Это как зеркало Еиналеж, только внутри нас самих». — Вот слизень, — говорит Гарри, когда Малфой первым вытягивает счастливый номер для эссе по защитным заклинаниям. — Я — гриф. — В смысле? — Первые два курса не считаются. Гарри не успевает за происходящими изменениями. Он и так не слишком хорошо умеет быстро принимать решения, а ситуация уже похожа на снежный ком, несущийся по горному склону. Гарри ждет вопиллера от Нарциссы, вызова к Кингсли, да хоть письма от МакГонагалл, пытаясь понять, насколько глубоко щупальца серебряных нитей проникли в чужое сознание. Он не хочет думать о цели, которую преследовал Малфой, когда сознательно стал нарушать границы допустимого вмешательства. С его уровнем ментальной защиты он мог сделать это только целенаправленно. Невозможно списать все на банальное желание «успеваемости», хотя создание Патронуса является одним из итоговых заданий выпускников Академии. Сортировочная Шляпа перераспределяет Драко в Гриффиндор. Место в команде занято, поэтому Драко гоняет охотником. В конце концов, он не выдерживает и записывается запасным ловцом. Потом на Гарри нападают дементоры, а Драко выходит на замену и выигрывает матч. Гарри пытается выяснить подоплеку выбора непосредственно у Малфоя, который, как никогда, расположен к разного рода беседам. Он спрашивает напрямую и на следующий день Малфой приносит Гарри потрепанную книжку, выпущенную в восемьдесят втором, о волшебном мальчике, победившем великое зло. Это скорее похоже не на помешательство, а на детскую фиксацию, которая с годами разрастается и проникает во все сферы жизни. Когда Драко было пять, Нарцисса постоянно прятала книгу, чтобы случайно не увидел Люциус. Тот не отличался терпением, был вспыльчивым и довольно жестким отцом и требовал неукоснительного исполнения правил, поэтому существовала вероятность, что род Малфоев мог лишиться наследника, отнесенного к разряду забракованных щенков. Но Драко все равно находил книгу где угодно и вечером прятал под подушкой. Малфой съехал из Мэнора сразу после военных судебных процессов. Нарциссе было слишком тяжело находиться одной в огромной поместье, которое они сумели-таки сохранить, тяжело постоянно думать о Люциусе за решеткой, и она через пролив отправилась к его родственникам, жившим недалеко от Руана. Малфой не знает, кем хочет стать. Гарри понимает, что тот не видит будущего. Но каким-то образом видит его в Гарри. И находит смысл в трех дополнительно проведенных годах в Академии авроров, среди людей, которые относятся к нему с неприязнью, а иногда и с ненавистью. Мало кто из живых знакомых Драко одобряет такое решение, только Грег рад: если он опять во что-нибудь вляпается, Драко сможет ему помочь. Забини при первой возможности уезжает в Италию, а Панси выскакивает замуж за младшего Нотта и ходит в ожидании прибавления, запертая в своем собственном маленьком мирке с садом, полным акаций и сирени. Нотт ненавидит Драко, ненавидит пришедшего к власти Кингсли, ненавидит авроров. Малфою кажется, что он и себя ненавидит. Жаль, что это становится препятствием, чтобы иногда видеться с Панси. Гарри слушает Малфоя, сидя в пустом министерском кафе. Время восемь вечера, в здании почти никого не осталось, но кафе исправно работает до девяти. В основном для авроров и отдела правопорядка, где до самой ночи идут обсуждения поправок. Стараясь не поддаваться панике, Гарри начинает видеть другие стороны ситуации и понимает, что, по мнению профессора Льюиса, непримиримое отношение Малфоя к Пожирателям — результат влияния учебы. Кингсли почти тонет, даже кровать поставил в кабинете, пытаясь оперативно решать проблемы, сыплющиеся на его голову со всех сторон. На стене висит огромная карта, где красными точками обозначаются экстренные вызовы через браслет от глав министерских отделов. Вычерченные на карте дороги напоминают Гарри вены, а точки — пульсирующие маленькие сердца. Пока они горят — все хорошо, все живы. Кингсли старается сдерживать намеки, но с каждым днем выражается все прямее и спрашивает, когда Гарри уже закончит играть в бирюльки, протирать штаны на лекциях и станет поддержкой шаткому креслу Министра в смутные послевоенные времена. Это уже потом, в период подъема, после изменений, когда нынешнюю власть выкинут на задворки, новое, правительство будут любить все. Оно будет казаться идеальным, вечным, как вертикальные дольмены Стоунхенджа из эйвберийского песчаника. МакГонагалл занята многочисленными заботами восстанавливающегося Хогвартса. Сначала отстраивали фундамент, потом возвращали хоть и не настолько сильную, как у Основателей, но качественную защиту, приглашая специалистов из Германии и Китая. Сейчас для нее в приоритете — сохранение шаткого равновесия на отрезанном от политики и общества островке со студентами, неприязнь которых к Слизерину достигла пика и грозит локальными боевыми действиями на территории школы. Куча подростков с бушующими гормонами — не то, с чем можно легко справиться. Минерву в последнюю очередь интересует судьба Малфоя. В дипломе, выдаваемом выпускникам, не указан факультет, и пока только Гарри знает, что Драко учился на Гриффиндоре. Нестыковка выплывет, когда тот пойдет на собеседование, чтобы устроиться на министерскую должность. Его память адаптируется под ответы Гарри, до неузнаваемости переиначивая их смысл. Гарри чувствует себя солнечным ядром, вокруг которого изменили форму все связанные планетарные орбиты. Сейчас они представляют собой кривые с бесконечными хаотическими поворотами. — Гарри, ты сегодня поздно? Малфой заходит в кабинет на третьем этаже, примыкающий к основному блоку и больше похожий на каморку, где Гарри, зарывшись в бумаги, пытается одновременно дописать отчет по практике и раскрыть мотивы отца, наложившего на дочь проклятие бесплодия. Где-то сбоку, заваленная учебниками по аналитике и ведению тактического боя, лежит потрепанная книга, посвященная влиянию на бессознательное «я» через сны. Гарри поднимает больной взгляд побитой собаки, просчитывая в голове вероятности и расчерчивая воображаемую местность на сектора, чтобы спасти маггла из задания номер восемь, и тяжело вздыхает: — Малфой, я женат. Тот странно улыбается, глядя на Гарри. — Я в курсе. Я тоже. — Когда ты успел? — Тогда же, когда и ты. Палец Малфоя окольцован белым золотом. Еще неделю назад там ничего не было. Гарри смотрит на кольцо, сейчас серной кислотой разъедающее сетчатку своим цветом, запечатлевая в памяти блестящее отражение свечей на ободке.* * *
После войны Гарри не может найти ни одного хорошего воспоминания. Светящийся олень больше не появляется. Мысли о белоснежном перроне и Альбусе не оставляют в покое. Джинни начинает бесить его меланхолия, Молли поскорее хочет внуков, Кингсли — назначить его на должность нового дворника при Авгиевых конюшнях Министерства. Сам Гарри не знает, чего хочет, — встает каждый день ровно в шесть, приходит после двенадцати ночи и закрывает глаза. У него есть календарь, где он зачеркивает прожитые дни. Очередным серым вечером, после занятий в Академии авроров он заглядывает к Борджину. — Мистер Поттер, — хозяин лавки уважительно чуть склоняет голову. Он удивлен, что Гарри не под обороткой или иллюзией, но не показывает вида. — Мне нужно средство от печалей, — помолчав, говорит Гарри. На поседевшей после мнимой смерти пряди он постоянно обновляет заклинание окрашивания. Борджин молчит, высматривая что-то свое, и исчезает на несколько минут в недрах старого магазина, основанного его прадедом в середине прошлого века. Когда он возвращается, в его руках переливается гранями маленький фигурный фиал, внутри которого светятся белые призрачные нити, дарующие иллюзию счастья. В тот же вечер Гарри, чувствуя во рту вязкий вкус зелья, закрывает глаза и представляет себя стоящим на горном утесе. Когда он, прыгая по отвесным склонам, цокает серебряными копытцами, из-под них, как по волшебству, разлетаются золотые искры. Они следуют по собственной траектории, обретают ощутимые размеры, а в сердцевине каждой пульсирует именной Воскрешающий камень. По одному для каждого из тех, кого Гарри не смог спасти. Он счастлив, свободен и никому ничего не должен. Сейчас он — сам ветер. Призрак отца невесомо парит где-то рядом, смеясь и вешая на рога Гарри колокольчики, а мать повязывает красную ленту. Через месяц Гарри первым сдает зачет по дементорам, пуская по аудитории массивного оленя, размерами превосходящего оригинал раза в два. Тот невесомо пробегает между рядами, ловя восхищенные взгляды, в одном из которых мелькает горечь и бессилие. — Гарри, я всегда лояльно относился к твоим причудам и уважал право на свободные отношения, как и ты мое, но мы же вроде решили остепениться, — говорит Малфой в середине ноября. Гарри чувствует себя запертым в клетке. Его душу разрывает на несколько частей. Он хотел не этого. Он всегда желал только помочь, быть альтруистом, миротворцем и носителем добра и справедливости. Почему любое благо в его жизни оборачивается провалом? Они с Джинни постоянно орут друг на друга, чужие надежды давят монолитной плитой. От стероидных зелий у нее случается выкидыш, и это становится последней каплей. Она слишком хотела светить на небосводе квиддичных звезд. Маленькая огненная Соколица Сененна. «Если с тобой это произошло, значит, ты позволил этому случиться», — вертится в голове.* * *
Малфой находит его за столиком в углу Дырявого Котла. Капли Огденского медленно падают с края опрокинутой бутылки и ударяются о черную дыру на полу, неслышно разбиваясь на тысячу светящихся осколков. За окном декабрьская метель. Окна плотно закрыты, но дикий северный ветер всё равно пытается прорваться сквозь щели. Снег заметает этот мир, помогая найти успокоение в вечном сне. Малфой держит руки в карманах бежевого пальто, явно пошитого у магглов. Гарри переводит взгляд от окна и смотрит куда-то сквозь пуговицу цвета перламутра, почти не фокусируя взгляд. — Давай трахнемся, — говорит Гарри. Малфой протягивает руку и почти невесомо проводит по его волосам. Драко знает его лучше всех. Они живут вместе уже три года. — Пойдем домой. Опустевший фиал из-под зелья цвета воспоминаний выпадает из ладони Гарри. Десять лет назад в Хогвартс-экспрессе он пожимает протянутую Малфоем руку.