Ты же обещал.

      Детские воспоминания тонкой нитью проходят через жизнь самого страшного и жестокого человека этой ужасной эпохи. Память неизбежно каждую ночь будет возвращать его в те дни, когда он ещё был обычным мальчишкой Рао, а не владыкой Кэн-О. Закрывая глаза, он будет видеть улыбку Токи, младшего брата, наверное, самого важного человека в его жизни. Конечно, своё место в ней заняли и Юрия, и Кенширо, и Рюукен, и даже Джаги с Рюга. Но брат был особенным.       Он никогда не забудет того, что его первый поцелуй был тоже с Токи. Рао тогда злился на Юрию, ведь она предпочла ему Кенширо, злился на Кенширо, ведь ему вообще ни за что досталась любовь такой девушки, злился на себя, ведь уже будучи юношей он ни с кем даже не целовался и как Токи легонько чмокнул его в губы. Зачем он тогда накричал на него за это?       Никогда не исчезнут из его памяти очертания братского тела, каждый шрамик на нём, большинство из которых оставил сам Кэн-О во время тренировок. Не забыть то, как Токи мелко дрожал, когда холодные жёсткие ладони Рао ложились на грудь, но при этом лишь улыбался в ответ.       И когда он резко входил на всю длину, тот даже не пытался его остановить, не просил быть мягче, он просто понимал, что его старший брат не может иначе, принимал его любым. Но и Рао пытался понимать Токи, пытался удержать себя, дать хотя бы привыкнуть, всё-таки единственный луч света в жизни. В конце концов, он срывался и видел, как брат искусывает губы в кровь, стараясь не кричать. Но больше всего в душе остался его взгляд, боль мешалась с безграничной и неподдельной любовью.       Именно в эти моменты Рао как-то острее чувствовал, что и правда любим, хотя прямо об этом Токи не говорил. Только мягко обнимал за шею, прижимаясь к нему. И это вызывало настолько болезненный отклик в сердце Рао, как будто он любил его в ответ.       Даже сейчас он бы не признался самому себе, что когда-то любил Токи. Чувствовал влечение, желание, но не любовь. Ему было суждено править небесами, привязанности излишни, они только тянут вниз, на землю, которая уже под его властью.       Если Токи так угодно, то может любить его сколько влезет, в конце концов он любит всё живое, так что Кэн-О не единственный, один из многих. Даже сейчас, в это жуткое время, его стиль Хокуто Шинкен гуманен, пусть и по отношению к жесточайшим преступникам.       Кэн-О этого не понимал. Тратить такую силу попусту — дикое расточительство. Превращение боевого искусства в медицинское он вообще считал насмешкой над двухтысячелетней историей Хокуто Шинкен. И снова он обманывал себя, будто ему было дело до какой-то там истории. Нужен был повод для ненависти, даже капли симпатии к брату остаться не должно. Он стал самым проблемным человеком в этом плане, слишком дорог был в своё время.       Рао устало морщится и трёт переносицу. Как обычно, последним в голову возвращается то обещание. Токи пообещал остановить его, пойди он по неверному пути, но даже тогда оба понимали, что это бессмысленно. Токи был слишком добр, он не хотел использовать Хокуто Шинкен для боя и, несмотря на свою огромную силу, остановить брата он бы не смог. Но кто-то один из них всё-таки должен был умереть от рук другого, преемник Хокуто может быть только один. Им суждено быть Кэн-О, но, если по Кенширо он и скучать бы не стал, Токи терять не хотелось.       Где-то внутри снова кольнуло неприятное ощущение, что брата он никогда не вытравит из себя. Надо было ему хоть раз сказать, что Рао его любил, надо было соврать, Токи этого заслуживал. Хм, соврать? Ну, конечно же, конечно же.

Конечно же, нет.