Одиссея-16:20

Серый Лондон встретил Мирона своим привычным моросящим дождем, мелкими каплями, падающими со свинцового неба на такого же цвета асфальт, и разбивающимися об крыши домов. Фёдоров вышел из величественного старинного здания университета и без сил поплёлся домой. Вообще, частая дождливая погода действовала на парня совершенно негативно. Серость побуждала одеваться в бесцветную одежду, периодически впадать в депрессию и хандрить, через силу читая заданные толстенные книги. Доехав до своей станции метро, Мирон опять вышел под дождь, раскрыв над головой чёрный нейлоновый зонт, и медленно побрёл в сторону дома. Мир жил в небольшом одноэтажном домике с заросшим задним двором и, на удивление, шумными соседями. Парень мог с лёгкостью отличить эмигранта от местного жителя — у приезжих было гораздо больше эмоций, чем у англичан. Двумя единственными у последних были холодность и безразличие ко всему происходящему вокруг них. Так же никто из внешнего мира не пил так много чашек чая в день, в отличие от британцев, а тем более в специально отведённые «чайные» часы. Мирон так долго прожил в Лондоне для своих молодых лет, будучи эмигрантом, что и сам постепенно начал сливаться с серой массой, разве что Фёдоров редко куда спешил, что и отличало его от вечно куда-то спешащих жителей города. Самым контрастным пятном в этой бесцветной обыденной картине был Дарио, в народе прозванный Порчи. Молодой парень, эмигрировавший из солнечной Португалии, учился в том же университете, что и Фёдоров. Там они и познакомились. *** Еле дойдя до дома, Мирон упал на заправленную кровать, в кучу пыльных старых книг из такой же пыльной старой библиотеки университета, и решил отоспаться сегодня за всю бессонную неделю. Спать долго здесь было совершенно невозможно. Каждое утро Фёдоров просыпался в прострации, задавая один и тот же вопрос в голове по типу «который час», «какой день недели» и «сейчас утро или вечер». Потому что солнечных дней было настолько мало, что Мирон всегда выглядел так, будто восстал из могилы пять минут назад. Сон, как всегда, настиг парня моментально, и он вырубился прямо в груде книг, уже предвкушая, как будет болеть всё тело, когда он проснётся. *** Крепкий сон прервал стук в калитку и лай соседской шавки.  — Кого ещё принесло… — задал риторический вопрос вслух Мирон, хотя прекрасно знал, что к нему может прийти только один человек, и поднялся с кровати. На улице смеркалось. Ветер раздул плотные тучи, и впервые за несколько недель на чёрном небе было видно звёзды. Фёдоров вышел из дома, вдохнув приятный последождевой запах озона. Около калитки стоял Порчи, на португальском переругиваясь с мелкой противной собачонкой, и заулыбался во все тридцать два, увидев сонное лицо друга.  — Чува-а-ак, — протянул Дарио, обнимая Фёдорова за плечи. — Я такую тему нарыл, мы обязаны это попробовать. Португалец воровато посмотрел по сторонам и показал Мирону пакетик с необычного цвета порошком. Сквозь прозрачный зиплок было хорошо видно голубой блестящий порошок, похожий на декоративные блёстки.  — Что это? Выглядит странно, — Мирон беспрестанно зевал и тёр кулаками глаза, пытаясь отогнать липкие остатки сна.  — Ирландцы называют это космической пылью, — просветил его Порчи, протискиваясь между Фёдоровым и полуоткрытой калиткой, и показал средний палец мохнатой мрази за низким забором. — Говорят, похоже на ЛСД, но трипы дольше и сильнее. Ещё не пробовал, но очень советовали. Только есть одно неприятное свойство: вызывает неслабое привыкание, если употребить больше раза. Порчи не был ни пьяницей, ни, тем более, наркоманом, как и Мирон. Никто из них даже не курил сигарет. Просто иногда, чтобы избавиться от всеобъемлющей скуки, они пробовали разные психотропные вещества, а чаще — просто курили траву и тому подобное. В основном, вещества покупал и приносил Дарио, имея удивительную способность настраивать контакт практически со всеми. Стоило парню только широко и искренне улыбнуться, как собеседник таял и позволял сделать то, зачем Вийера обращался. Конечно, этот способ не всегда работал на коренных жителей Англии, но лишь небольшое количество продавцов было местными. Постоянным продавцом и поставщиком для него был знакомый парень по имени Илья и со странной фамилией Мамай, тоже эмигрировал в Великобританию из России, как Мирон, в раннем детстве. Несколько месяцев назад, когда Дарио подошёл к лучшему другу, с серьёзным лицом предложил попробовать траву, тот сразу согласился, обосновав согласие тем, что если так и дальше будет учиться и изредка спать — перестанет радоваться чему либо, а когда ему будет шестьдесят, ни одна морщина не расположится на лице Фёдорова из-за отсутствие эмоций, а лицевые мышцы атрофируются. Бумажная трубочка, в которую была неумело завёрнута сухая рассыпчатая трава, дарила отдых, причём как душевный, так и физический. Руки и ноги превращались в макаронины и еле поднимались, чтобы преподнести блант к губам. Дым поднимался к потолку, а Мирон смотрел в стену отсутствующим взглядом, навалившись на Порчи и слушая его тихий, но быстрый лепет о том, какой же Илья хороший и замечательный, и туманные рассуждения о том, что же Дарио наденет в выходной, чтобы пойти с Илюшей в кино. «Влюбился, малыш…», — подумал Мирон и заставил в ту же минуту позвонить Мамаю и назначить встречу, чтобы Фёдоров смог познакомиться с тем человеком, с которым отправляет гулять своего лучшего и единственного друга. *** Мирон и Порчи познакомились, когда Фёдоров только-только поступил на первый курс университета, а Дарио был на втором. Местные задиры решили позабавиться и поиздеваться над новоприбывшим, а Мирон был тогда ещё робок и тих, и не мог пока отвечать за себя. Конечно, теперь всё изменилось, но тогда за него заступился храбрый улыбчивый парень, сказавший на ломаном русском какое-то изощрённое ругательство и заехал кулаком по роже одного из агрессоров. И тогда оба парня удирали от разъярённых выпускников, прячась в длинных коридорах старинного здания. Как оказалось позже, тот парень, спасший Мирона, был португальцем и изучал русский язык, мечтая когда-нибудь побывать на родине «пьяных медведей с балалайками в валенках и в шапках-ушанках», как выразился новый знакомый. ***  — Так что, попробуем? — спросил пришедший, проходя на задний двор.  — Это опять Илья предложил? — скептически задал вопрос Мирон, садясь рядом с Порчи на влажную после дождя траву и опираясь спиной о толстый ствол дерева. К слову, когда Фёдоров и Мамай встретились, первый убедился, что Илья неплохой парень, и у них даже нашлось много тем для разговоров. К тому же, оказалось, что они родились и жили в одном и том же городе. Дарио увлечённо слушал рассказы своего друга и парня о Санкт-Петербурге, закрепляя в голове новую мечту побывать там.  — Да… — смущённо улыбнулся португалец, высыпая порошок в ладонь и передавая пакетик другу. На улице уже было темно, свежо из-за дождя. Сильный ветер, свистящий и задувающий в трубы домов с каминами, быстро разогнал тучи. Чёрное небо было сплошь усеяно мелкими сияющими точками. Мирон невольно сравнил их с тем блестящим кристаллическим порошком, который он буквально несколько секунд назад вдохнул через ноздрю. Дарио тоже вдохнул и порылся в карманах безрукавки, достав два бланта и передавая один из них другу, а другой зажал между губами, ища зажигалку.  — Надеюсь, мы не откинемся, — усмехнулся Мирон, выдыхая сладкий дым фруктовой самокрутки и ложась спиной на землю. Сквозь крону могучего дерева не было видно неба, и поэтому парень, не вставая на ноги, перекатился чуть подальше от ствола дерева, чтобы листва не мешала обзору. Фёдоров вдохнул прохладный осенний воздух и посмотрел в сторону юга. Длинная бело-голубая полоса Млечного пути будто притягивала мириады звёзд, заставляя их сиять сильнее, образовывая вокруг себя силовое поле из этих самых ярких сгустков энергии. Порчи подвинулся ближе к другу, так, что они соприкасались плечами, и снял кепку, подложив её под голову.  — Хьюстон, у вас отличные джойнты, — расслабленно пошутил Фёдоров, докуривая.  — Я знаю, бро.  — У вас отличные джойнты, — сам не зная зачем, снова повторил Мирон, находясь на тонкой грани между сном и реальностью. Парень уже не слышал, ответил ли что-нибудь его друг, погружаясь в лёгкий ватный сон.