Незваный гость
Это место выглядело очень диким и для непривычного посетителя неуютным. Скалы здесь были выше, острее и скрюченнее, обломки костей — крупнее, воздух — безжизненней. При этом здесь росли деревья. Одно дерево — серое, голое, едва отличимое от камня, который оплетало корнями. Но Кира сюда пришел не флору изучать. Осторожно, бесшумно ступая, он опустился в это маленькое ущелье и остановился перед тем, что невнимательному взгляду тоже могло показаться еще одним камнем. Если бы не глаза. Очень много глаз. Они повернулись к Кираэлю — не все, только где-то пять-шесть, — обежали его сразу пучком непривычных несконцентрированных взглядов, от беспорядочных траекторий которых он ощущал почти физическую щекотку, — и снова отвернулись куда-то, неизвестно куда. Кроме двух, одного большого у самой земли, другого маленького и повыше, которые продолжали смотреть на него — или, во всяком случае, в его сторону. — Здравствуй, — наконец сказал Кираэль. — Прости, что пришел без приглашения. «Камень» не шевельнулся, только глаза продолжали зыркать туда-сюда. Но ответ прозвучал, доносящийся непонятно откуда, однако произнесенный неожиданно простым и чистым, хотя и низковатым голосом: — Об этом можешь не беспокоиться. Если бы ко мне приходили только те, кого я зову, ко мне не приходил бы вообще никто. Садись. Ближайший валун, на который можно было бы сесть, находился довольно далеко, так что Кира опустился на землю. Снова поднял взгляд на Ну: — Меня зовут Кираэль. — Меня зовут Ну, — ответила она, и он не знал, всерьез ли она полагала, что он может не знать ее имени, или так же всерьез хотела быть вежливой, или все-таки намекала таким образом, что знает о нём куда больше, чем ему кажется. Поэтому ответить что-то он не мог и должен был продолжать свой рассказ. — Лолайт рассказывал мне о тебе. Не очень много, но достаточно, чтобы мне захотелось с тобой поговорить. — Поговорить вообще или о чём-то определенном? — Сначала вообще, — ответил Кираэль. — А потом случилось много такого, что мне стало не до болтовни. Только сейчас я вспомнил о своем… намерении. — Она больше ничего не спрашивала, и он продолжал: — Мы с Лолайтом тут занимались разными экспериментами, ремонтировали старые машины… — Я знаю, — вдруг прервала она его. Кира удивленно уставился на нее: — Это потому что… — Запах, — сказала она, не дожидаясь, пока он выскажет свое предположение. — А-а… — Кира усмехнулся, понюхав вымазанный машинным маслом рукав. — Я уже и не чувствую. Надо было догадаться, конечно… — он вздохнул. — Смешно, я когда-то именно о старых машинах и хотел поговорить. И о том, почему боги смерти ушли из городов. — А сейчас уже не хочешь? — Сейчас? — Кираэль задумался. — Нет, сейчас не хочу. Мне кажется, это не мое дело. Пусть прошлое остается в прошлом. — В прошлом… — повторила она. — Если ты считаешь, что место прошлого в прошлом, то зачем ты здесь, Кираэль? — Но я в какой-то мере… В какой-то мере и хочу вернуть прошлое прошлому. Сейчас объясню… — Он достал из-за пазухи пачку тетрадей. — Я нашел это у Рюука и забрал себе, потому что там было много технической информации, которая нам с Лолайтом была нужна. Но там оказались не только формулы и рассуждения. Пока Кираэль говорил, одни глаза поворачивались к нему, другие, наоборот, начинали смотреть в сторону… Сейчас на него смотрело сразу штук десять — одни на выжидательно поднятое к Ну лицо, другие на раскрытый альбом, который он держал перед собой, стараясь, чтобы руки не дрожали. Он чувствовал себя под прицелом. — И что дальше? — сказала Ну после небольшой паузы. — Да-да, сейчас, — он снова начал листать тетрадь. — Сначала я не уделял другим записям большого внимания. Они ведь совсем меня не касались. Туманные слова о давно прошедших событиях… Но потом я кое-что начал понимать.Угроза
— Тут постоянно идут обращения к кому-то, а к кому именно — неясно, но мне удалось сгруппировать их по адресатам… — Кираэль положил перед собой две тетрадки и один несшитый лист. — Часть стихотворений — их очень много — адресованы какому-то человеку. Автор записей знал его лично — и считал в первую очередь себя причиной его гибели. Скорее всего, этот человек был какое-то время владельцем его тетради. Еще часть — совсем немного — посвящены некоему богу смерти… Например, это: «Одинокое перышко на ладони моей, Я стряхну тебя горестно в пепельный сумрак дней, И вина не прикажет мне отменить выбор тот, Ты похож, но не равен мне, нужно ж наоборот»… Да, их мало, но из них можно сделать вывод, что он — автор, я имею в виду, — как-то пытался заменить того человека этим богом смерти, отвести ему то же место в своей жизни, но быстро разочаровался… Если я ошибаюсь, скажи мне сразу. — Я лучше сначала дослушаю до конца, — спокойно, слишком спокойно ответила Ну. — Ну ладно, — а вот Кира, наоборот, занервничал. — Есть и третья часть. Я не сразу смог ее выделить, но этих стихов очень много. С первой и до последней страницы встречаются они. Посвященные кому-то, кто каким-то образом тоже был причиной смерти того человека — но автор дневников всегда относился к его поступку с пониманием. Ему просто было жаль, что так всё сложилось. Что теперь они стали в глазах всех врагами, что эта вражда даже перешла по наследству к их потомкам. Потому что на самом деле он никогда не ненавидел этого третьего адресата. Того, к кому обращена строчка «Зачем же ты это сделала, девочка моя?». Остановившись в своем крайне неуместном докладе, Кира почему-то подумал, что будь на его месте человек — взмок бы от пота. Тем временем Ну, помолчав немного, сказала: — И что же, ты выяснил, о ком именно шла речь? — Да, — решительно сказал Кираэль. — Я случайно догадался об этом после того, как узнал об одной истории, связанной с одним из богов смерти младших поколений и с Рюуком. В этих стихах и дневниках часто упоминаются два рода — автор называет их родом пера и глаза. — Кираэль, — прервала его Ну, — он никак не мог называть их так. Не используй слов, значения которых не знаешь, это выглядит смешно и непристойно. — Понимаю, — сказал смутившийся Кираэль. — Но я не знаю, какое слово здесь на самом деле нужно использовать. — Цепь. Называй это цепь. — Цепь… — Цепочка, если хочешь. — Да мне без разницы, — Кира улыбнулся. — Две цепи. Автор записок и бог смерти, которого он называл одиноким перышком, принадлежали к цепи пера. К ней же относится Рюук, да и я тоже. Другую, по его мнению, должен был символизировать глаз. Я навел справки потихоньку… Из нее остались только двое. И вражда действительно сохранилась до сих пор — между Рюуком и Каликарчей. Сначала Рюук поспособствовал самоубийственному бунту Дейсина, а теперь… теперь Рюук обвиняется в убийстве, которого он не совершал. Но которое повесили на него из-за записи в его тетради, сделанной на самом деле не его рукой. И о том, что эта древняя вражда существует, другие боги не всегда в курсе. Возможно, даже Рюук недооценивал ее масштаб. Однако если все прочтут эти стихи… Они об этом узнают. — То есть ты, — переспросила Ну, — считаешь, что Каликарча подставил Рюука потому, что Рюук когда-то подставил Дейсина, а я еще раньше подговорила одного человечка не вовремя отказаться от тетради? — Получается… Получается, да. — И ты принес мне этот старый хлам, чтобы угрожать мне разоблачением? — ее голос становился всё более и более насмешливым и одновременно грустным. — Какой в этом смысл? — Нет, — сказал Кираэль тихо. — Не угрожать… Я пришел предложить обмен. История Каликарчи только навела меня на мысль, кому на самом деле были адресованы все эти стихи… Прошлое должно принадлежать прошлому… У меня им оставаться незачем. — Значит, ты считаешь, что мне сейчас, через много тысяч лет, всё еще хочется читать в чужих дневниках записи, посвященные мне? И что же ты хочешь в обмен на собрание не очень хороших стихов? — Тетрадь смерти, — твердо сказал Кираэль. — За эти стихи и дневники я хочу тетрадь смерти.Правда
— И зачем она тебе? Тетрадь смерти не поможет выжить ни тебе, ни Рюуку. Если ты до сих пор не понял, тетрадь смерти вообще существует не для того, чтобы кто бы то ни было выживал. У нее прямо противоположное назначение. — Чтобы спасти Рюука, гораздо лучше подошло бы это, — Кираэль положил ладонь на один из дневников. — Но речь идет уже не только и не столько о Рюуке. Мне нужны гарантии собственной безопасности. — Тетрадь не даст тебе таких гарантий. Она вообще ничего тебе не даст. — Может быть. Но какая разница? Допустим, я всё равно погибну. Тогда эта тетрадь просто вернется к тебе, законной владелице. — Ты считаешь, что я нарушу закон и отдам ее тебе? Я? — Да. Именно ты — кто угодно другой побоялся бы его нарушать. — Но при этом я должна испугаться твоего шантажа? — Это не шантаж. В моих руках они не опасны. Король не будет слушать меня. — Ты так в этом уверен? Кираэль молча кивнул. — А может, ты оказался настолько глуп, что надеешься всё равно доказать предполагаемую вину Каликарчи после этого разговора? — Нет. Я могу даже поклясться, что ничего не буду предпринимать против него после нашего договора. — Потому что ты уже всё предпринял до него, да? — она коротко засмеялась. Смех у нее тоже был красивый. — Можно сказать и так. Но сейчас для меня важно одно — получить тетрадь, неважно каким образом. — Это не сделает тебя богом смерти. — Не сделает, потому что я уже бог смерти, — он посмотрел ей в глаза. Может, и не во все сразу, но этого хватило. Им обоим. Впрочем, они это пережили, не сгорев в личном аду друг друга. — Мне не хочется, чтобы ты умер, — сказала Ну. — И мне не хочется, чтобы умер Каликарча. Или Рюук. Или Лолайт. Чтобы умирал этот человечек, из-за которого весь сыр-бор, тоже никто не хотел. Ты же понимаешь, что на самом деле совсем неважно, хочу я тебя уничтожить или нет? Тебя уничтожит собственное безрассудство. — Это я тоже знаю. — И ты всё равно хочешь эту тетрадь? — Да. — Хорошо. Ты ее получишь. Камешки недалеко от Ну зашевелились, будто из-под земли кто-то пытался выкопаться, и на поверхности показался серый, как корни сухого дерева, угловатый сустав, а потом и весь освободившийся палец — или это была целая конечность? В любом случае анатомия старших богов интересовала Кираэля гораздо меньше, чем зажатая в этом длинном коленчатом пальце черная тетрадь. — Раз уж ты сам об этом заговорил, — сказала Ну, подняв тетрадь над его головой, — тебе придется поклясться, что не будешь продолжать свое так называемое расследование и убеждать других в виновности Кали. Только не воображай, что ты смог меня обмануть. — А ты? Ты поклянешься, что не расскажешь никому о моих подозрениях? — Зачем? Я могла бы сказать об этом только самому Кали, а он сюда не ходит. — Хорошо. Как мне поклясться? — Как угодно. У нас давно не осталось священных клятв. — Клянусь своим разумом. — Какой ты смешной! — Ну бросила ему тетрадь и ловко придвинула к себе дневники. — Пожалуй, вдобавок к тетради смерти я подарю тебе еще кое-что — разочарование в твоем разуме, которым ты так гордишься. Эта давняя месть, на которой ты построил свои рассуждения, ничего не стоит ни для Кали, ни для Рюука, это просто старая игра, она всем надоела. — Тогда… тогда почему он подстроил это Рюуку? — Кира поднял взгляд на Ну, сжимая в руках тетрадь — с достоинством, но крепко. — У тебя даже нет никаких предположений? Это и правда смешно. Ты назвал цепь родом, но у нас было и то, и другое. — У кого-то из вашей цепи был ребенок от человеческой женщины? — вспомнил Кираэль слова Деллидабли. — Ну вот, я не боюсь произносить неприличные вещи, но всё равно спасибо, что ты сказал это вместо меня. Да, среди людей были наши потомки. Один из них мог даже стать богом смерти, но его уничтожила ваша цепь — случайно или не так уж случайно. Конечно, ты не мог об этом слышать, потому что о таких вещах не говорят, но неужели ты не мог догадаться? — Какая разница, — мрачно сказал Кираэль. — Зато я теперь точно знаю, что это Каликарча. — И что с того? Ты ведь дал клятву. И какой смысл в том, чтобы обвинять наугад? — Это не было наугад. — Ты до сих пор действуешь наугад. Может, я дурачу тебя, и это не Каликарча, а Сидо — ты ведь, кажется, собирался обвинить его? — Это не Сидо, — сказал Кираэль уверенно. — Он совсем недавно был в таких же переделках, как у Ортеги, и ни разу не нарушил закон. Конечно, он не хотел бы, чтобы всё это повторилось, — но он настолько этого боится, что просто не стал бы опять связываться с миром людей… Нет, это Каликарча просто потому, что слишком многое совпало. В конце концов, я сам подсказал ему идею обвинить врага в своем преступлении. В следующем отрывке: навязчивое желание сдохнуть, анимешная география, небритые рожи, обтекаемые намеки, неожиданные задержки! Можно ли в самый напряженный момент гнать столько глав ни о чём? Есть ли смысл спрашивать у читателей, кого из персонажей задействовать для очередной глупости? Удастся ли свалить вину за собственную нелогичность на неизвестные психоактивные вещества? Чья костлявая рука держит черную плетку правосудия? Не переключайтесь!