Его глаза в народе называют оленьими — большие, с карими радужками, вечно испуганные и блестящие то ли от слез, то ли от болезни. И вряд ли эта болезнь описана хоть в одном из пособий для медиков.
Он ненавидит свое имя, потому что его в классе очень часто дразнили мальчики, а девочки считали хлюпиком, хотя, отчасти, были правы — он и правда был довольно-таки хрупким и слабым на вид. Иммунная система во всех смыслах слова подводила — то ли вообще отсутствовала, то ли не умела защищать доверенный ей организм, поэтому к своим пятнадцати годам мальчик с вьющимися на темечке волосами переболел чуть ли не всеми возможными инфекционными заболеваниями. Проведенные исследования никаких патологических отклонений, к счастью, не показывали, но и про иммунитет умалчивали, не говоря уж о том, что все его болезни никак не отмечались в карточках в детских поликлинниках. Все считали, что он просто надумал себе что-то непонятное и теперь притворяется, преследуя определенную цель. Потому, когда его частые походы по больницам закончились, врачи передали в шершавые руки озабоченной здоровьем сына матери направление в психиатрическую лечебницу, мальчика с красивым именем Октябрь зазнобило, а его родительница и вовсе уже спустя час сидела в мягком синем кресле и капала себе настойку пустырника, трясущимися руками держа коричневую баночку с жидкостью и серый стакан с выцветшим рисунком цветка на нем. Он бы, конечно, возразил, а, возможно, вставил и свою несколько нецензурную лепту, но парня особо не спрашивали, потому что состояние его на данный момент времени было более чем прекрасным, хотя в детстве тот сгинался пополам от каждой атакующей город болезни, что явно не могло быть упущено из виду ни врачами, ни излишне заботливыми родственниками. Поэтому в тот же вечер все тот же мальчик с редким именем числился в ряду больных в одной из местных лечебниц. Совершеннолетие он отметил во все той же лечебнице, сидя на пустой вахте и маленькими глотками осушая бокал с шампанским, к которому, как он сказал подошедшей к нему одной из лечащихся здесь девушек — ее, кажется, звали Катя — у людей с обычным именем будет проявляться жуткая аллергия. Поэтому та, почесав руку под полосатой пижамой, которая явно ей была велика, пожала худощавыми плечами и, шурша тапками по линолеуму, удалилась в свою палату и забылась крепким сном — потому как снотворное здесь давали такое, что на следующее утро ты мог проснуться и понять, что не помнишь даже собственного имени. Его раздражали все местные, ведущие себя слишком странно, неподобающе. Все, кроме одной девушки, которой он разрешил в тот день сесть рядом с собой и даже раздобыл еще один стакан с неровной неглубокой трещиной на стенке. Она по-смешному закалывала волосы на макушке, носила длинную голубую рубашку и широкие шорты на резинке, а звали ее — это он помнил точно, без запинки называя ее имя по три раза за диалог — Венера. И перед ним, в чем он готов был поклясться, взаправду сидела девушка, которая могла бы заменить греческую богиню, представляя собой эталон красоты и желания. Ведь желать ее могли бы многие, подумалось парню с именем осеннего месяца, что тут же развеялось, унеслось вместе с пузырьками напитка и тут же впиталось в кровь. Венера говорила не много, но по делу и фактами. Как позже оказалось, он быстро пьянел, потому что его организм не был толерантен к принятию алкоголя, а желудок, чьи стенки раздражали пузырьки газов в напитке, рьяно впитывал попавшую в него жидкость и пропускал в кровеносные сосуды, поэтому можно было сомневаться в том, что их сердце работает нормально, а мозг соображает без промедлений. Когда же пришлось отчитываться перед пришедшей на свое место вахтершей-сторожем, то стало совсем не до смеха — а он, как и стоящая за его спиной шатенка, глупо хихикал, сдерживая икоту -, потому что теория подтвердилась, и сознание, хоть и быстро подавало всякие идеи, не шло в ногу с речью, поэтому заплетак языкался, а смех вновь и вновь рвался с малинового оттенка губ, пахнущих недорогим напитком, допитым пару десятков минут назад. На следующий день парня с карими глазами увезли из лечебницы с больной головой и широкой улыбкой на губах. Врачи — медицина желала оставлять лучшего, раз они умудрились все связать еще и с психологией — невесело пожимали плечами, говоря, что сами не могут понять такого поведения пациента, как и мотивов поступков и череды болезней в детстве. Но обратно его не вернули, а воспоминания о девушке с тонкими запястьями и странной родинкой на губе показались глупым сном, поэтому на учебу того притащили под предлогом «болел, как и в детстве», чему, несомненно, поверил и весь педагогический состав, и декан, получивший подписанную кривым врачебным почерком справку, где причина отсутствия описывалась довольно скудным набором слов — «предположительная простуда» или что-то в этом роде, но никто не стал переспрашивать, ведь все лекции были переписаны, а оценки не отличались от показателей одногруппников своим количеством. Октябрь, как и месяц, в чью честь он, возможно, и был назван, был непривычно холоден ко всему, все чаще сидя дома или на курсах, лишь бы ни с кем не разговаривать. А в голове пульсировало одно лишь слово — планета. В память возвращался образ девочки, что, по факту, могла и не существовать, ведь они не в Греции, а, если бы и были, то ничего бы особо не поменялось — богини оставались богинями, а смертные занимали свое место в бесконечном круговороте душ, умирая и рождаясь, уходя и приходя. Но через полтора месяца, когда первый снег уже начинал садиться на волосы, путаться в ворсинках шарфов и царствовать на кончиках ресниц, девушка с именем загадочной планеты слишком неожиданно появилась на пороге его дома, буквально ошарашив своим приходом стоящего на пороге хозяина квартиры, который заказал три коробки грибной пиццы. На пороге, не внутри квартиры, а в подъезде, переминаясь с ноги на ногу, остановилась особа в широкой черной куртке с яркой сумкой наперевес и вязаной шапкой с бубончиком на голове. Некогда длинные волосы мелкими кудряшками касались кожи щек и еле доходили до шеи, а руки, державшие треснувший граненный стакан с искристым напитком, сжимали коробки с яркой эмблемой компании.Ее внешность в народе считают несуразной, потому что темно-каштановые волосы, серые глаза и мелкие веснушки никак не вяжутся между собой. А ему нравилось. Потому что планета с извечным названием Венера жила в вечном месяце Октябре. И никто не знал, что планетой была девушка с необыкновенно тонкими запястьями, которая лежала в психиатрической лечебнице из-за скачков настроения, а месяцем считали парня с лучезарной улыбкой и вьющимися волосами того же цвета, что и у нее, чьи глаза с любовью и особой нежностью смотрели на всю несуразность.