Как родители

      Лёгкое прикосновение пальцев к чужой ладони. Рука, которую только недавно высвободили из сковывающего её движения гипса, дёрнулась. Айзава знает: на коже под одеждой точно остались ещё свежие шрамы — последствия недавней битвы с Все За Одного. Тошинори поворачивает голову, и Айзава ловит вопросительный, непонимающий, но одновременно невероятно нежный взгляд голубых глаз, которые продолжают ярко сиять, даже несмотря на черноту под бровями, словно драгоценные камни. Шота никогда не позволял себе подобного контакта, пока они на работе.       Солнечно. Оба продолжают молчать, даже когда Тошинори позволяет их пальцам переплестись и слегка поглаживает костяшки чужой ладони. Периодически наблюдая, как ветер колышет спадающие на ленты тёмные волосы, Всемогущий отрывает взгляд и смотрит в небо, когда Айзава отворачивается.       В соседнем здании разносится грохот ошеломляющей серии взрывов.       — Ты ведь привязался к ним, Айзава-кун?       Вопрос звучит больше как утверждение.       Слишком внезапно. Не подходит воцарившейся обстановке, что заставляет Сотриголову вздохнуть.       Нетрудно догадаться — Всемогущий говорит о классе 1-А. Что-то подобное в тот же адрес констатировала Мисс Шутка, что сразу же всплывает в памяти и вводит классного руководителя ранее упомянутого класса в некое подобие транса. Всего в нескольких метрах, на закрытой арене, сейчас тренируют свои собственные умения ученики, которых Всемогущий с Айзавой благополучно оставили на временное попечение Полночи и Эктоплазму, выбравшись на свежий воздух. Навряд ли эти двое знали, о чём говорить, на что тратить выделенную им пару минут, сидя на лавочке под всё ещё ярким, хоть и осенним солнцем.       Шота не даёт ответа, отчего Тошинори продолжает:       — Учитывая, скольких ты исключил за один только предыдущий год, целостность твоего теперешнего класса наталкивает на мысль, что дело не только в потенциале детишек, так ведь? — Улыбка, озаряющая истощённое лицо Всемогущего, лишь больше выявляет отчётливые различия прежнего Яги — стройного, сильного, полного энергии — и сегодняшнего. Больно.       Айзава опускает половину лица в ленты.       — Если ты надеешься этим разговором заглушить тишину — не пытайся. Молчание с тобой не гложет.       Тошинори же лишь как-то глупо и почти нервно смеётся, а свободная рука сама собой тянется почесать виноватый белокурый затылок.       — А всё-таки?       Тошинори давно хотел спросить об этом, а Айзава не знал, что может быть настолько счастливым рядом с ним.       Шота переводит в сторону собеседника взгляд, и его будто бы ослепляет улыбка, в которой сияет оставшееся время Всемогущего в этом мире. По крайней мере, он думает о ней именно в этом русле.       — Не смей умирать раньше, чем услышишь ответ на это, — бросает Сотриголова. — Мидория явно не обрадуется.       «И я тоже».       Солнце. Шелест крон над головами. Ветер. Тишина. Снова смех. Хриплый, уже более тихий, чем ранее. И снова молчание.       Потому что оба понимают.       А ладонь, всё это время не отпускавшая чужую руку, сжимается лишь сильнее.       Тошинори не умрёт. Ему нельзя умирать. В связи с течением последних событий он начал понимать это как никогда ранее. Слишком много он ещё не успел сделать. Он больше не Символ Мира, но на плечах всё ещё лежит груз ответственности, который Всемогущий понесёт с высоко поднятой головой до самого конца. Он обещал матери Изуку, что сделает из её сына настоящего героя. Обещал не умереть. Обещал и самому Изуку.       И теперь уже безмолвно пообещал Айзаве.       Шота снова поворачивается, не глядя поднимает их переплетённые ладони и целует чужую руку простым прикосновением губ.       Потому что Айзава давно хотел этого, а Тошинори не знал, что может настолько сильно полюбить. В его-то возрасте.       Символ Мира жив. Он тут — совсем рядом. И будет жить, пока жив сам Шота.       Неестественный шелест кустов поблизости заставляет обоих отстраниться друг от друга и расплести ладони, а мысль о том, что по всей территории академии разбросаны камеры, будто бы одновременно сверкает в обеих головах. Как будто дети, которых застали за непозволительными занятиями на территории школы…       — Пора возвращаться.       Тошинори кивает.       И они входят в зал, громыхающий эхом от звуков взрывов, падающих обломков, огненного треска, а кое-где — даже боевого клича. Ничего особо нового. Весь учительский состав довольно давно сошёлся в едином мнении, что теперешний класс 1-А имеет крайне высокий геройский потенциал как вместе, так и в отдельных своих составляющих.       Изуку… Его потенциал Всемогущий разглядел раньше всех.       И теперь Айзава, наблюдая, с каким блеском в глазах его любимый человек следит за тренировкой своего подопечного, улыбается.       Словно смотрит на родителя.       А позже эти двое поведут орду из двадцати учеников в столовую и будут наблюдать за усталыми, но крайне довольными лицами детей, жадно поглощающих всё, что им положат на тарелку. Как родители.       Тошинори не против этого, а Айзава не знал, что оно произойдёт так скоро.