Дружба рушится. Часть 2.

Вовка Караваев когда-то был вполне себе хорошим человеком и другом. Горбатился на государство, откладывал денежки на новую жизнь, и мечтал когда-нибудь свалить за границу. До тех пор, пока у него не умерла жена. Вовке бы винить в этом себя – не было времени на семью, работал до ночи, вовремя не заметил серьезную болезнь жены. Сделать ничего не смогли. Он запил, со временем уволили с работы, и Караваев обвинил в этом свое государство… В каждой пьянке он припоминал постоянно свою жену и плакал. Собутыльникам-друзьям стал надоедать этот одинаковый разговор и они постепенно улетучились, оставив его наедине со своими проблемами. Вовка со временем стал не просто алкашом, а наркоманом. Алкоголь больше не помогал топить горе в градусах, поэтому у него появилась кличка – Каравай – среди своих наркош, да и ментам он изрядно помогал. Поэтому его не упрятали в тюрьму, и продолжают работать с ним до сих пор. Ткачев с Савицким быстренько нашли Каравая. К счастью для них, он еще не успел вколоть себе очередную дозу, и с ним можно было нормально поговорить. - Ну, здорово, Вовка, - Рома одним движением поднял его с пола, схватив за ворот куртки, - на днях у вас местные алкаши хату вскрыли, вынесли там все, к тому же старуху изрезали, еле спасли. Слышал про это что-нибудь? - Ребят, вы че? Это не мои, отвечаю. - Слышь, ты, урод, - Ткачев не мог терпеть, когда ему откровенно лгут, - рассказывай давай, что знаешь! Они старуху на лоскуты изрезали! А нас начальство из-за этого в задницу имеет! Говори, я сказал! - Ладно, ладно, ну, это правда, не мои! Я их раньше не видел никогда. - То есть не с нашего района? – Каравай пожал плечами. – Как они хоть выглядят? - Ну, обычные алкаши, че их описывать. Двое их было. Один высокий, большой, второй поменьше. - Здорово, - выдохнул Савицкий. – Ну, а, может, что-то еще заметил? Вовка оглядел оперов и застыл в немой позе. - Точно! У одного из них наколка на пальцах была. - Какая? - Да я откуда знаю, не видел четко. Похоже перстень какой-то, и крест в нем. Ткачев шумно выдохнул. Если повезет, то можно пробить по базе. Такой перстень означает на зоне, что человек сидел за грабеж. А это уже хоть что-то… Оставив Каравая, наконец, в покое, опера вернулись в отдел отрабатывать полученную информацию. Ближе к обеду в кабинет к Зиминой залетела Измайлова, приглашая подругу поесть. Ирина с радостью оставила свои папки и упорхнула в кафешку недалеко от отдела. За порцией салатов она рассказала Лене, что Грачев снова не дает ей прохода, и она не знает, что с этим делать. Генерал остается для нее самой настоящей мразью. Конечно, она не все рассказала, что между ними происходило в доме, но от этого не легче. Если бы Измайлова знала, как Грачев грубо ей воспользовался и, как Зимина потом сдерживала крики и эмоции в ванной комнате, она бы не была такой спокойной. - А что ты можешь сделать? – изрекла Измайлова. – Просто не обращай внимания на эти подарочки. Иначе с твоим рвением снова окажешься где-нибудь связанная за городом. - Очень смешно, - поджала губы Зимина. – Я не могу оставить все как есть, понимаешь? Характер, наверное, такой… Мне надо, чтобы он вообще меня не трогал вне работы. Со стороны, наверное, казалось, что Зимина его боится. Но это только так казалось. Никто не мог догадаться, почему Ирина настроена решительно. Все думали, что это ее очередное нездоровое рвение сделать дело до конца. А Зимина боялась… Боялась, что он снова прижмет ее к стене и использует. И будет пользоваться тогда, когда захочет. Что ему помешает? - Ир, ну перестань. Как ты собираешься на него повлиять? Слушай, а, может, Рому с Ткачевым попросить с ним пообщаться? - подмигнула подруга. - С ума сошла? Это ж тебе не районная шпана, а целый генерал. - Вот именно, Ир. Вот именно… Со временем он все поймет сам. - Ну, может, ты и права, - кивнула Ирина, уплетая салат. Но Грачев, к сожалению для Зиминой, отступать не собирался. Он прекрасно знал, какая будет реакция на его букет, к тому же с такой запиской. Так же он знал, что ей нужно время все это переварить и поставить работу отдела на старые рельсы.