Когда Эдди уже далеко не одиннадцать

Эдди уже далеко не одиннадцать, когда он впервые действительно понимает, что значит влюбиться в кого-то. И поверьте, это препоганейшее чувство. Когда тебя и твои внутренности крутит, вертит, выворачивает, словно на сильном огне, когда короткие ногти до боли впиваются в собственные ладони, а дыхание (с которым и так вечные проблемы) всё чаще подводит, заставляя в исступлении шарить руками в поисках спасительного ингалятора. А чувство полной беспомощности обжигает, рвёт, кусает, выводит в собственном сознании одно единственное имя, от которого хочется спрятаться очень-очень далеко, потому что с ним совершенно невозможно совладать. Он и вправду ненавидит это чувство, заполнившее его изнутри, ведь оно как не проходящая болезнь. А Каспбрак просто ненавидит болеть. И у этого поганого чувства даже есть имя - Ричи Тозиер. Ричи-балабол, который, кажется, забрался ему под кожу, слился со всей его кровеносной системой и беспрерывно циркулирует по телу, неизменно возвращаясь к сердцу. Это он лишает Эдди самого дорогого – дыхания – и заставляет биться в непроходимой истерике, лишающей разума и рассудка. И самое смешное, что это вечно весёлое, неунывающее недоразумение даже не догадывается о том, насколько сильное влияние оказывает на Каспбрака. Да и откуда бы ему знать? Ведь Эдди упорно молчит, вперяясь своим одновременно молящим и колючим взглядом только тогда, когда Ричи этого не видит. Ведь это он сам взрывается на все его шутливые прикосновения и неизменные попытки узнать всё ли в порядке с «малышом Эдди» (даже если он уже давно не малыш). Тозиер поправляет свои незаменимые огромные очки, которые всё еще мечтает сменить на линзы, и улыбается так ярко, что рука сама автоматически находит ингалятор. А ещё у него множество девчонок, которые вьются вокруг него, словно пчёлы, готовые ужалить любого, кто подойдёт слишком близко к их королю. И Каспбрак чувствует жгучую ненависть к ним, к Тозиеру, но в первую очередь к самому себе, потому что умудрился влюбиться в своего лучшего друга. И, наверное, единственный, кто догадывается (именно догадывается, потому что Эдди не осмелился бы произнести это вслух) о его чувствах к Ричи – это Билл. Билл, который смотрит чересчур внимательно и понимающе. Билл, что мягко касается его плеча куда больше и дольше, чем нужно. Билл, что всегда оказывается рядом вместе со своими тёплыми и такими необходимыми объятиями. Билл, который, наверное, лучше всех понимает какого это любить того, кого ты никогда не сможешь достигнуть, потому что Беверли слишком давно упорхнула из их жизни, стерев почти все воспоминания о себе из их памяти. Забрав с собой всю их болезненную и леденящую кровь историю. Но совершенно точно оставив Билла Денбро позади. Так что он действительно единственный, кто понимает Каспбрака. - Эдди, и-и-идём, - мягкий, но всё ещё заикающийся голос заставляет парня поднять взгляд от своей тетради. – Обед. - Да, Эдс! Пора бы и перекусить, - слишком громко, чтобы проигнорировать обладателя. – Я так чертовски голоден, что готов съесть твою мамку. Он слышит, как громко фыркает Майк, а Билл устремляет свой немного раздражённый взгляд на неунывающего Ричи. Эдди даже не может понять, почему Тозиер до сих пор отмачивает эти идиотские шутки про его маму, словно ему всё ещё одиннадцать, а не семнадцать. Но он так хитро и чудесно улыбается, что у Каспбрака даже нет сил злиться на него. Так что парень просто вздыхает и скорее по привычке закатывает глаза. - Я же миллион раз просил тебя не называть меня так, - скорее по старой ещё не изъеденной временем привычке огрызается Эдди, вставая со своего места и следуя за друзьями (последними, что у него ещё остались). - Не злись, детка, - широко улыбается этот идиот, и смотрит, смотрит, смотрит так тепло и насмешливо, что сердце заходится в сумасшествии в груди. Весь обед Ричи шумит, громко смеётся и залазит к каждому в тарелку, привлекая слишком много внимания к своей персоне и к остальным «неудачникам». Хотя, конечно, неудачниками их уже никто не посмеет назвать. И Эдди не может оторвать взгляд от этого недоразумения, что беспрерывно поправляет свои огромные очки, сползающие с носа, откидывает голову назад, заливисто хохоча, и потрясает своей кудрявой шевелюрой, в которую хочется не задумываясь запустить пальцы. И Каспбрак не знает для чего именно: чтобы нежно зарыться, перебирая каждую прядь, или сильно и жёстко потянуть, вызывая удивление в этих невозможных карих глазах. Но ему определённо хочется зацеловать каждую веснушку на этом невероятном лице. Он перестаёт бесстыдно пялиться на лучшего друга, только после того, как ловит его лукавый взгляд и видит, как губы изгибаются в ухмылке. И да, Эдди слишком ощутимо чувствует жар, буквально опаливший его лицо и шею, так что он старается быстро отвернуться. А рука уже сама судорожно сжимается на ингаляторе, что всегда покоится в кармане. - Эдс, идём сегодня пить пиво, а? - предлагает знакомый голос, где-то слишком близко к его горящему уху. Не смотреть, не смотреть, не поворачиваться! - Никуда я не пойду с тем, кто никак не научится нормально ко мне обращаться, - беззлобно огрызается Эдди и, - чёрт возьми! – кидает на Ричи быстрый и недовольный взгляд. Глаза Тозиера слишком… Просто слишком. Они такие огромные и глубокие, что Каспбрак почти уверен, что там находится неведомая пучина, которая затянет его в свои дебри. И смотрит Ричи так, как ещё никогда не смотрел на Эдди. Слишком близко? Чересчур откровенно? Ну, очень уж серьёзно для Ричи Тозиера. И парень совершенно не понимает в этот момент, кто он и где, потому что всё растворяется вокруг кроме этого испытующего взгляда, кроме приоткрытых в немой насмешке губ, кроме россыпи веснушек, похожих на бесчисленные созвездия. Эдди нужны все его силы, чтобы хотя бы пропустить немного воздуха в собственные захлопнувшиеся лёгкие. - Отлично! – спустя несколько долгих секунд, – глаза в глаза – произносит Ричи, хлопая его по плечу. – Тогда сразу после школы, я буду ждать тебя у входа. И Тозиер поспешно ретируется, не дожидаясь недовольных возгласов в свою сторону. Не оставляя Эдди совершенно никакого выбора. Но это уже не впервые. И раздражает невыносимо. Так что Каспбрак почти ненавидит этого кудрявого нахала, обещая себе, что ни за какие коврижки не пойдёт с ним никуда. Но вот занятия окончены, и он, словно дурак, стоит у входа в школу, дожидаясь пока его собственная катастрофа не появится в зоне видимости. А когда видит Ричи, вместе с его кудрявой растрёпанной шевелюрой и широкой победной улыбкой, то сердце бешено барабанит внутри, а руки сами сжимаются на ингаляторе, готовые в любой момент поднести ко рту спасительную баночку, давая лёгким возможность дышать. - Что ж, Эдди-спагетти! Нас ждёт прекрасный вечер, - тёплая ладонь, лёгшая на плечо, обжигает, кажется, до самых костей, но он послушно идёт вслед за лучшим другом. - Клянусь, если ты ещё хоть раз исковеркаешь моё имя, то останешься без самого дорогого, - недовольно закатывая глаза, обещает Каспбрак, но Тозиер лишь широко и хитро улыбается. - Без удивительных вечеров с твоей мамкой? Ты прав. Это действительно, слишком дорого для меня. Его смех искристый и яркий, а улыбка слишком чеширская. И Ричи, конечно же, получает кулаком по своим рёбрам, но Эдди всё равно не может сдержать терпкую мягкость, что разливается в его груди, обжигает и лишает всяких разумных мыслей. Лишь бы и дальше слушать этот надоедливый голос и игнорировать его совершенно идиотские шутки. Они покупают пиво по липовым документам Тозиера, потому что, безусловно, у Каспбрака таких не имеется. Да и не такой уж он большой любитель алкоголя, в отличие от лучшего друга. И тот всю дорогу криво шутит, что «Эддичке ещё совсем нельзя пить», что «мама будет ругать своего малыша», и что он «постарается сохранить его честь, от всяких неприятных личностей». На что Эдди только огрызается, что лучше бы он так бережно охранял свой мозг. Тозиер на это лишь фыркает и хохочет, устраиваясь на скамейке в парке и похлопывая по месту рядом с собой. И Каспбрак, не задумываясь садится рядом с ним, едва ощутимо соприкасаясь плечами, и надеясь, что дрожь его тела, совсем не ощутима. Они допивают уже по второй бутылке, – в голове слишком легко и пусто – когда Ричи вдруг меняется в лице и становится подозрительно серьёзным, перескакивая с темы комиксов, на что-то совершенно иное. - Эй, Эдди-спагетти. Скажи, а ты уже целовался с кем-нибудь? Эдди почти давится своим пивом и резко поворачивает голову к лучшему другу, чувствуя, как перехватывает дыхание. Зрачки уже почти закрыли радужку, и смотрит Тозиер так внимательно, что румянец мгновенно заливает щёки, опаляет уши и крадётся за воротник его футболки вниз по шее. - К чему такие вопросы? – он старается изо всех сил, чтобы голос не слишком сипел, но тот всё равно слегка ломается, выдавая волнение своего хозяина. - Просто интересно, - пожимает плечами этот дурак. – Мы с тобой никогда об этом не говорили. - Не считаю это интересной темой для разговора, - слегка огрызается Эдди. - А по мне очень интересная, - протестует кудрявый и широко, заигрывающе улыбается. - Так целовался? И, наверное, всему виной алкоголь, но Каспбрак тяжело вздыхает и качает головой. Всё равно же этот бес не отстанет. - Нет. - А хотелось бы? - Что за глупые вопросы? Конечно, хотелось бы. - Это и вправду потрясное чувство. А есть кто-то на примете? - Нет, - вздыхает Эдди, начиная слегка раздажаться. Потому что, конечно же, есть! Он уже столько лет мечтает целовать одни единственные губы, которые сейчас без умолку застреливают его вопросами. - Да не может такого быть! Наверняка есть хоть кто-нибудь, - быстро тараторит Тозиер, а затем подмигивает ему. – Твоя потрясающая мамка не в счёт. - Бип-бип, Ричи, - резко говорит Каспбрак и вскакивает со скамьи, не в силах больше сидеть на месте и слушать этого невыносимого придурка. И возможно, это была не лучшая идея, потому что голова подозрительно сильно кружится и его ведёт. Но больше он не будет терпеть этих насмешек. Уйти далеко ему не дают, резко развернувшие парня к себе руки. - Прости, Эдди! Я дурак, ты же знаешь, - жалобно просит Ричи. – Мой язык, как помело. Я не хотел тебя обидеть. - Но обидел, Ричи! – Каспбрак горестно взмахнул руками, жестикулируя, куда сильнее обычного (определённо вторая бутылка была лишней) и невольно повышая голос. – Сколько можно цепляться ко мне и беспрерывно шутить о моей маме. Нам уже не одиннадцать, повзрослей! Под конец, он уже почти кричит, и понимает, что не может контролировать гневное дрожание, но в следующий момент его резко прижимают к себе и тёплые губы накрывают его собственные. Так сладко и мягко. Так невыносимо близко и обжигающе, что он уверен, что задохнётся. Но пальцы только сминают холодную ткань куртки Ричи, пытаясь вообще осознать, что происходит. Тозиер отстраняется также быстро, но продолжает удерживать его в своих руках. - Что ты… - Эдди уже готов возмутиться, но кудрявый бес вновь прижимается к его губам и целует одновременно твёрдо и мягко. И он почти уверен, что фейерверк перед его глазами совсем не от выпитого пива. А от того, как чужой горячий язык проникает в его рот, заставляя волну чего-то жаркого и непристойного подниматься по телу, как собственные пальцы отчаянно вцепляются в угловатые плечи. Как сам Ричи сильнее прижимается к нему всем своим телом. И как его идиотские очки упираются ему прямо в переносицу. - Ух, - выдыхает Тозиер, когда, наконец, отстраняется. Его взгляд затуманен, а зрачки безмерные бездны, что затягивают Эдди в самую свою глубину, ещё сильнее, чем когда-либо до этого. Шальная улыбка появляется на его покрасневших губах, когда он всё же весело произносит: – Ты такой горячий, Эдс. - Блин, Ричи, - Каспбрак немного нервно улыбается на это заявление, стараясь игнорировать то, как Тозиер поигрывает своими бровями. – Ты такой дурак. - Ага. Есть немного. - Поверь, не немного. - Но тебе же понравилось? – совсем потеряв стыд, спрашивает этот чёрт. Эдди старается удержать, рвущееся из груди сердце и жуткий румянец, заполняющий всё свободное пространство на его лице. Потому что это ведь Ричи. Всё, что связано с ним ему нравится. И уж тем более спонтанные поцелуи, даже если они не ведут ни к чему хорошему. - Да, - наконец едва слышно выдыхает парень, краем глаза улавливая широченную улыбку. - Что ты сказал? Я не расслышал, - ехидно интересуется кудрявый. - Ты дурак, Тозиер? - Я так и не услышал ответ. - Всё ты услышал. - Значит, я хочу ещё. - Да, чёртов ты идиот, - сдаётся, наконец, Эдди стараясь не смотреть другу в глаза. Несколько секунд тишину нарушает только их всё ещё сбитое дыхание, а потом хриплый голос Ричи заполняет собой всё пространство. - Теперь мои губы и всё остальное, что к ним прилагается, включая болтливого и невыносимого меня, только твои, Эдс. Если только ты этого хочешь, - и его взгляд слишком уж серьёзный для простой шутки. Каспбрак замирает, абсолютно не зная, куда деть вдруг дрогнувшие руки и как совладать с собственным неповоротливым языком. Потому что он мечтал об этом слишком долго, и то, что это может быть правдой, совершенно не укладывается в его умной голове. Ему очень хочется сказать, что это не смешно, и он убьёт его если, это просто шутка. Но всё на что его хватает, это начать задыхаться. Потому что воздух неожиданно отказывается поступать в лёгкие. И он ненавидит себя за то, что не может справиться с этим. Но то, чего парень точно не ожидает, что Ричи достанет из кармана собственной куртки ингалятор и запустит ему живительную струю в горло. - Ты… - он всё ещё не может собрать слова в предложения, но Тозиер понимает его без слов. - Я всегда ношу его на всякий случай. Мало ли когда тебе приспичит задохнуться. Эдди несильно бьёт его в плечо, надеясь возмутиться, но чувствует лишь, что глаза неожиданно обжигает. Ричи только широко улыбается и прижимает его ближе к себе. - Так что? Ты не против того, чтобы мы… - он на секунду замолкает, а потом продолжает. – Вроде как стали парой? - Ты полный идиот, - выдыхает Каспбрак, невольно улыбаясь. Тозиеру явно подходит такой ответ, так что парень наклоняется, щекоча Эдди своими кудрями, лезущими во все стороны, и вновь целует его. Одновременно крепко и нежно. Так что голова не переставая кружится, а ноги слабеют с каждой секундой. И он, правда, ненавидит это всеобъемлющее чувство в своей груди, но это первый раз, когда Эдди действительно рад, что влюбился в лучшего друга. Потому что впервые, он знает, что он не один такой идиот. Теперь их двое.