О водной стихии и любви

Вода. Любовь. И нигмобблпот Лужа. Их первая встреча была похожа на досадное недоразумение - как промочить ноги в новеньких ботинках, едва сделав пару шагов, вступив в огромную лужу. Вроде ничего такого, но всё равно осадочек остаётся. Нелепый разговор ни о чём, с каждым почти бессмысленным словом продолжая течь в непонятном русле. Чего хочет этот чудик? Какие цели он преследует? Набиться в друзья? В, боже упаси, партнёры? Да нет, не похоже. Но кто ж знает этих чудиков из джи-си-пи-ди. Вон, один Гордон чего стоит. Слова об императорских пингвинах, заставляют Освальда провести параллель Нигмы с маленьким мальчиком, у которого обзывания на уровне ябеда-корябеда. Да, конечно это так увлекательно, что каждый новый знакомый норовит тут же схохмить и сострить насчёт хромой походки Освальда, называя его пингвином. Прям дух захватывает. Вот и этот Нигма решил выдать факт о пингвинах, так сказать, не обходить стороной эту тему. Кобблпот старается не скривить физиономию от духоты их разговора и поминает Гордона, которому он хотел отдать приглашение в клуб. Чёрт побери, он же не хотел долго оставаться здесь. Он не подписывался разгадывать загадки да слушать про пингвинов. Просто отдать приглашение и всё. Но естественно получается всё не так. Очень не так Река ...Единственное на что его хватает, это прохрипеть "Помогите" и провалиться в чёрную бездну. В последствии он будет всё чаще и чаще думать о том, что лучше бы он умер, не дойдя до лесополосы. В сознание он приходит отвратительно, чего уж там скрывать. Обильная кровопотеря даёт о себе знать в виде слабости, ему чертовски холодно и... нет-нет-нет это что Нигма? Господь Всемогущий, только не это. Ему хватило в прошлый раз. Бойкие, относительные связанные предложения Освальда, вселяют в Нигму недоверие и потенциальную угрозу, что Пингвин убежит, ковыляя на своей одной здоровой, быстрее чем многие на двоих. Даже несмотря на кровопотерю. А потому укол снотворного в шею Освальда успокаивает как Пингвина, так и Нигму. Первого от беснования, а второго - от лишних бесполезных речей. Сознание Кобблпота будто плывёт по лёгким волнам. Его укачивают различные запахи в основном запахи горячей китайской еды и больничного бинта, пропитавшегося разными лекарствами. Его кидает из крайности в крайности. Туда-сюда. Туда-сюда. То прорываясь перерезать глотку Нигме, то обнять, чтоб кости хрустели; то смотреть со снисхождением, на заявление Нигмы о его первом убийстве, а-ля "Мальчик, ну куда ты полез", то внимательно, будто специально подогревая в себе азарт и любопытство. Оно и понятно. Он остался в продырявленной лодке без вёсел в наступивший штиль после бури, в которой он остался жив. Поэтому он раскачивается, чтобы остаться жить, несмотря на обратно противоположные заявления Нигме. Непонятно зачем. Освальд напивается эмоциями, будто лекарствами - забота, взгляды будто он божество, азартная улыбка Эда лёгкий эротический налёт с привкусом железа от крови убитого. Всё это наполняет такими внутренними силами Освальда, что то оставшееся от старой лодки ему уже не нужно - плавать и держаться на плаву, он умеет, а сил предостаточно. На первое время. Водопад Гул. Внешний шум. Что в Аркхеме, когда он наведывается к Эду, где везде кричат душевнобольные в припадках и буйствах. Что на посту мэра, "Мы любим Освальда Кобблпота" скандирующие люди, перекрикивания папараций, калейдоскоп различных лиц, вспышки-крики-вспышки. За яростным внешним шумом, он не сразу распознаёт шум внутренний - стук внезапно ожившего сердца. Он как-то однажды переключил на Дискавери, где показывали дикую природу в том числе и водопады. Бесподобный шум воды тогда так живо огласил гостиную, что он на секунду испугался. Но та картинка рая на земле, что отпечаталась тогда на подкорке, была почти что сказочной - невероятные цветы разных видов, огромное количество зелёного, и вода. Огромные потоки чистейшей прозрачной воды срывающиеся с обрыва. Освальд вдруг вообразил, как было бы захватывающе и волнительно, если бы он встал бы прям в поток, а потом бы попытался бы отплыть к большим валунам, стараясь не захлебнуться. Играясь с водной стихией, дразня себя и если можно дразнить природу, и её. Конечно это всего лишь мечты и единственное, что ему светит это Готэм-ривер, с её загрязнённой химикатами водой. Готэм просто так не отпустит. И вот, глядя в счастливые тёмные глаза Эдварда, он понимает, что попадает под самую толщу воды. Она стекает быстро, но оставляя за собой приятную прохладу, и бешеный азарт и желание остаться. Но отплывает к валунам. Каждый раз. Каждая фраза, как проверка на прочность. Каждые улыбка и объятия, могут оказаться последними. И это сводит с ума. Освальд чувствует себя не в пример лучше адреналинового торчка. Нечаянные жгучие взгляды, уж слишком чересчур дружеские улыбки. И объятия. Будто медвежьи капканы - тебе больно от надежды, что они подают, но ты всё равно остаёшься. Рот щиплет от едва контролируемой желчи, глаза - от яркого ослепляющего света, что излучает Эдвард, говоря, что нашёл отражение его мёртвой подружки. Заканчивается уж слишком печально и даже глупо - подскользнувшись и поранившись о камень, с острыми как бритва краями, он падает, под самую пенящуюся воду. Сердце сводит от боли, едва он видит их целующимися, и Освальд не успевает отплыть. Он захлёбывается. Море Освальд съедает едва ли не пуд самой горчащей соли в мире, плавая в своём персональном море проблем. Чайную ложку соли за то, что не смог сдержать импульс и убил Изабель. Пятилитровую кастрюлю соли за то, что солгал Эду. Черпак соли с горочкой за то, что что дал себе слабину, и этим же черпаком себе по лбу бы заехать и по заднице настучать. Это был бы оптимальный вариант, если бы он решал проблему, но увы. Совиный суд почти смешивает его с помётом, едва ли не сталкивая его лбом с Загадочником. Солёная желчная горечь поднимается из самых низов желудка, ворочая застарелую язву, когда он смотрит на Эда, говорит ему что жив, жутко гримасничая и кривляясь, чтоб, не дай боже, оставшиеся ледяные кусочки сердца волшебным образом не склеились. Лучше выкинуть к чертям собачьим, все равно толк нулевой. Освальд по-турецки садится на пол, и взгляд упирается в какую-то незначительную точку. Он чувствует себя бесконечно разбитым и ему хочется спать. Закрыться в комнате на замок. Задёрнуть тяжёлые гардины, чтобы в комнату не проходил самый малюсенький лучик. Погасить весь свет. Залезть на кровать, спустив балдахины, отгораживаясь от всей комнаты, от всего надоевшего мира. Укрыться тяжёлым тёплым одеялом, оставив маленькую щёлочку для носа. И спать. Спать. Спать. Спать. Наверно лучше бы он помер, тогда на пирсе, покормив рыб в реке свои тощим телом. Но он жив. Снова. Видимо водная стихия всё-таки его любит. Извращённо правда, но любит. - Чего загрустил, пингвинёнок? Фраза, от человека разбившему ему сердце, которая должна была прозвучать ехидно, звучит тепло и слишком... Нет, никак она не звучит. Он слишком много себе воображает. Просто фраза. Злобная и насмешливая. Ой, да кого он обманывает. Слон, которого он так не хочет замечать, топчется на остатках почти окоченевшего сердца, окончательно дробит и без того крошечные кусочки, приводя в состояние ледяной крошки. - Пингвины не грустят. Своему холодному голосу он удивлён больше, чем кто-либо из присутствующих в этом помещении. - А что же ты тогда не ищешь выхода из ситуации? - А зачем? Простой вопрос срывается так быстро, что Освальд опять себе удивляется и затем только беспечное пожимает плечами. И правда, зачем? Мама мертва, империя уничтожается с завидной регулярностью, строй не строй. Любовь? Так он нахлебался этой жижей, как алкаш отменной сивухой. До сих пор не отошёл и болит всё, что только может болеть. Эдвард нахмурился. Это точно не то, что он хотел бы услышать. Точно не от Освальда, от человека с живучестью которого может сравниться разве что живучесть таракана. - Чтобы пожить, например. Мягкий бархатный смех обволакивает и сознательную, и бессознательную часть Эдварда, отчего он зависает совершенно сбитый с толку. То ли от неожиданности, то ли от того, что он очень давно не слышал смех своего лучшего друга. Искренний и добрый смех. Потом, правда с запозданием, прилипает слово «бывший», и отравленная игла с ядовитой ниткой протягивается через всё сердце. Эд едва заметно хмурится и напоминает себе, что Освальд убил его второй шанс на счастье. И ещё раз напоминает себе, более красочно и детально, но это совершенно не находит никакого отклика ни в мозгу, нигде. Словно разговор о погоде. Он ищет злость, раздражение, тщательно заглядывая в каждый уголок сознания, может быть ярость, хотя… Если уж злости нет, то о какой ярости речь может идти? Только тихое спокойствие. - Поиграть с тобой в кошки-мышки в БДСМ-версии? - Голос Пингвина вторгается в его мысли, подчиняет и заставляет сфокусировать внимание, - Знаешь, я много думал о том, почему раз ты такой логичный, с идеальным знанием анатомии, продырявил мне только живот? Почему не сердце? А что? Было бы символично - я тебе разбил сердце, убив Изабель, ты - мне. Или лёгкое. Я бы точно умер, достаточно помучившись перед этим. Ты же знаешь, что если прострелить лёгкое, ты не надышишься воздухом, он будет попросту выходить из организма, может меня бы хватило на два часа, но в воде, причём в холодной и того меньше. Или в голову контрольный? Неужто боялся заляпать моими мозгами свой идеальный костюм? Так что же с тобой не так, Эдвард Нигма? Своё настоящее имя режет слух и он неприкрыто морщится. Но почему-то не хочется выяснять отношения и спорить на повышенных тонах. Эд ловит себя на мысли, что Освальд не подчинится назвать его Загадочником. Просто из вредности. И эта мелочь не даёт ему покоя, грея его нутро, щекоча лёгким нежным перышком. И слова, что так спокойно и чётко проговорил его друг, развеивают все сомнения. Он не хочет его смерти. Мысль прекрасная и простая в своём оформлении, заставляет выдохнуть как при сильном испуге, и убрать отравленную иглу из сердца. И тут же заставить появиться свою тёмную сторону. - Всё-таки он удивителен, не правда ли? –другой Эд, его тёмная галлюцинация, смотрит любовно на Освальда и произносит почти интимно, - у него получилось донести мысль, над которой я бьюсь уже столько, что даже бы младенец бы понял. – Настоящий Эд смотрит с изумлением, на то как тёмный невесомо касается длинными музыкальными пальцами лба его друга, аккуратно спускается по щеке и слишком эротично проводит по губам Освальда большим пальцем. Конечно, это ничего не происходит на самом деле. Но эта картина так сильно будоражит сознание Эда, что тот шипит не хуже змеи «Отойди от него» Бархатный, с рычащими нотками смех оглашает сознание Эда и он на секунду теряется, когда его двойник предстаёт перед ним и говорит только одно, - Не потеряй его, снова. И растворяется в настоящем Эдварде Нигме. Что-то в голосе Эдварда убеждает Кобблпота, согласиться, не сразу конечно, на авантюру их вылазки из этого гадюшника и, едва они выбираются из него, как Эд думает, что пошло оно всё и обнимает Освальда. Они стоят в крови и обнимаются. Пожалуй, это самая сюрреалистичная картина для Освальда за последние сутки, и он вот вообще не хочет размышлять об этом, хотя стоило бы. Вместо этого он чувствует, что фантомная солоноватая кислая горечь уходит, оставляя только один вопрос, «А может море, это просто большая лужа?...»