Ночной гость

Из окна потянуло сквозняком. Томас поёжился и сильнее закутался в одеяло, поджимая ноги. Вставать и закрывать окно было невероятно лень. А в комнате, между тем, становилось всё холоднее. Парень свернулся в клубочек, стараясь сохранить остатки тепла, но тщетно, ни пижамные штаны, ни просторная футболка уже не грели. Ещё немного повертевшись, Томас со вздохом откинул одеяло и, опустив ноги на ледяной пол, двинулся к окну, чтобы прикрыть распахнувшуюся форточку. Температура в комнате заметно снизилась, и, чтобы вернуть её в нормальное состояние, нужно было лезть на чердак и среди прочего хлама откапывать старенький обогреватель. Взгляд упал на электронные часы. Полтретьего ночи. Чудесно, самое время для поисков. Форточка протяжно скрипнула и, подчиняясь порывам ветра, с грохотом захлопнулась. Отчаянно зевая и потирая заспанные глаза, Томас глянул в окно. И замер на полпути, в изумлении распахнув рот. Мышцы словно парализовало, волосы на затылке встали дыбом, а сердце едва не выскочило из груди: перед его окном зависла тонкая человеческая фигура. Она бесшумно плыла в ночной тишине, двигая по стеклу тонким пальцем и выводя на нём инеем замысловатые узоры. И всё бы ничего, но комната Томаса находилась на третьем этаже. Первым желанием парня было заорать, что есть силы, и со всех ног броситься вон из комнаты. Шутка ли, какое-то неведомое науке нечто с неясными намерениями тусуется рядом с его спальней! Парень пересмотрел достаточно фильмов ужасов, чтобы навсегда запомнить простой, как дважды два, алгоритм: увидел неизвестную хрень — беги. Если последовать этому золотому правилу, то с вероятностью в восемьдесят процентов вы выживите. Про остальные двадцать думать не хотелось. Однако преобладающей чертой в характере Томаса было любопытство, от которого парень частенько страдал. Именно оно не позволило ему последовать своему же правилу и так просто уйти, не узнав, кем является таинственный ночной посетитель. Парень в нерешительности потоптался на месте, украдкой поглядывая на силуэт за окном. И страшно, и любопытно. И хочется, и колется. Первый шажок был маленьким и осторожным. Парень был сосредоточен и напряжен. Сейчас он напоминал нашкодившего кота, готового в любой момент при первом же шорохе дать дёру. Но ничего не происходило, и фигура всё также продолжала вырисовывать узоры. Простояв секунд десять, Томас сделал ещё шаг. Под ногой скрипнула половица, и парень сжался, боясь последствий шума. Но звук был слишком тихий для того, чтобы его можно было услышать, находясь по другую сторону окна. Последние три аккуратных шага дались наиболее легко. Кажется, фигура либо не замечает Томаса, либо у неё есть дела поинтереснее. Чувствуя, как сердце всё сильнее колотится о рёбра, парень приник к окну, пытаясь чётче разглядеть силуэт через мороженое стекло. Он видел только общие очертания: худое чуть угловатое тело, тонкая шея, растрёпанные волосы. Кажется, будто это был обычный человек. Но разве обычный человек способен левитировать на уровне третьего этажа без каких-либо подручных средств? Едва ли. Передергивая плечами от холода и чувствуя, как по телу несутся табуны бешеных мурашек, Томас приложил руки по обе стороны от головы и максимально напряг глаза. Любопытство съедало его изнутри, хотелось разглядеть этого некто во всех подробностях. Ведь не каждый день его посещают подобные гости. Стекло от тёплого дыхания Томаса быстро запотело, и парень, протерев его рукой, вновь уставился на фигуру. Теперь он смог заметить, что ноги незнакомца были босыми, а волосы слегка завивающимися, в руке он сжимал какую-то палку. А ещё… Томас вновь чуть не заорал от ужаса — вдруг прямо напротив его носа к стеклу прилипло бледное лицо, с интересом взирающее на парня огромными голубыми глазищами. Томас шарахнулся от окна, запутавшись в собственных ногах, грохнулся на пол, но в ту же секунду вскочил и, схватив с кровати подушку, швырнул в напугавшее его лицо. Подушка стукнулась о раму и укатилась куда-то в угол. Фигура на мгновение отлетела от окна, скрываясь из поля зрения парня, но тут же вновь приникла к стеклу. Теперь они вдвоём — Томас, панически хватавший ртом остывший воздух, и странный, умеющий, чёрт возьми, летать, парень — с одинаково ошарашенными выражениями взирали друг на друга. Молчание длилось долго. Томас, боясь сделать лишнее движение, пытался выровнять дыхание, а незнакомец, тараща потусторонние голубые глаза, вглядывался в парня. Наверное, Томас не шевельнулся бы до самого рассвета, но странный незнакомец, наконец, поднял руку и негромко постучал в стекло. Томас вздрогнул, отступая на шаг. Гость за окном беззвучно зашевелил губами и активно зажестикулировал. Парень прислушался, но не смог ничего разобрать. Томас постоял еще немного. Страх почти отступил, оставив после себя лишь некую нервозность, а вот любопытство взыграло с новой силой. Потустороннее существо — оно говорящее! — само идёт с ним на контакт, как можно упустить свой шанс? «А вдруг оно опасное?» — завопил здравый смысл, но Томас тут же от него отмахнулся. Один раз живём. К тому же, незнакомец вовсе не выглядел агрессивным. — Только без шуток! — предупредил Томас и начал медленно приближаться к парню, не отрывая от него внимательного взгляда. Он был вообще не уверен, что тот его услышал, но от звука собственного голоса стало как-то спокойнее. Заледеневшие ставни поддались не сразу. Томасу пришлось несколько раз с силой надавить на них, чтобы окно, наконец, распахнулось, впуская в комнату морозный воздух, наполненный мелкими снежинками, и взъерошенного парня. Незнакомец уселся на подоконник и, болтая босыми ногами, пытливо уставился на хозяина комнаты, положив себе на колени что-то вроде посоха. Томас ответил ему тем же взглядом, усиленно хмуря брови. Было что-то знакомое в облике этого бледного парня. Как будто он с ним где-то встречался, а, может, даже говорил. Но где он мог видеть того, кто способен морозной ночью почти не одетым висеть на уровне третьего этажа и прекрасно себя при этом чувствовать? Вот вопрос. Томас вгляделся в парня, подмечая каждую деталь. Взъерошенные светлые волосы, бледная кожа, парочка почти незаметных веснушек, огромные голубые глаза с вкраплениями карего, слегка хитрый взгляд, худое, но изящное тело, облачённое в простую одежду. Определённо. Томас определённо уже где-то его видел. Но где? И тут, стоило их взглядам — настороженного Томаса и лукавого незнакомца — встретиться, в голове брюнета словно что-то щёлкнуло. В глубине сознания вновь всплыло воспоминание, которое преследовало его на протяжении многих лет, давая понять, что рядом с ними находится что-то невероятное, что-то, что способен увидеть не каждый. Перед глазами парня появилась заснеженная пустынная улица, закутанная в длинный вязаный шарф женщина и маленький мальчик, которому было лет семь от силы. В мальчике Томас видел себя. Ребёнок шёл, ухватившись за материнскую руку, и что-то увлечённо лопотал. Мать слушала его в полуха, иногда вставляя «ого!», « вот это да!», «правда?», когда сын делал паузы между предложениями. Женщина застыла у светофора, кого-то громко отчитывая по зазвонившему минуту назад телефону. Мальчик остановился чуть позади, выпустив чужую руку. Когда маме звонили, он начинал жутко скучать, потому что мать могла поболтать по телефону хоть целый час, совершенно не обращая ни на что внимания. Маленький Томас принялся развлекать себя подсчётом проезжающих мимо машин, но это занятие оказалось совсем не интересным. Мальчик со вздохом повернул голову и захлопал большими глазами, с удивлением глядя на парня, повисшего вниз головой на большом дереве. Он был без шапки и совершенно не обут. — Дядя, вам не холодно? — тонким голоском спросил ребёнок, чувствуя, как мёрзнет собственный кончик носа. Парень удивлённо распахнул глаза, едва не навернувшись с ветки. Он тут же соскочил с дерева и, сжав в руке длинную палку, подлетел к мальчику, смотрящему на него круглыми, как монетки, умными глазами. — Ты это мне сказал? — ткнув себе в грудь пальцем, недоверчиво спросил паренёк, оглядываясь по сторонам. Томас кивнул. Парень с подозрением покосился на него, а затем резко бросился влево и тут же отлетел вправо. Мальчик с интересом следил за ним, не упуская странного дяденьку из виду. Паренек стремительно взлетел вверх, зависнув над головой малыша. Томас задрал голову, едва не роняя шапку в снег, и весело улыбнулся, выдохнув восхищенное «ого». Нет, мальчишка не врал, он действительно его видел. — Невероятно! — парень присел рядом с Томасом на одно колено, почти с благоговением вглядываясь в лицо мальчика. — Неужели, есть дети, которые верят в меня? Он счастливо захохотал, запрокидывая голову в затянутое облаками небо, и принялся кружиться вокруг Томаса, осыпая его резными снежинками и продолжая вскрикивать: «Невероятно! Невероятно! ». Мальчик застучал зубами. Если он, тепло одетый, так мёрзнет, то что же говорить о его собеседнике. — Дядя, возьми шапку, холодно же, — сорвав с себя убор, сердобольный Томас протянул его собеседнику. Несколько секунд тот с удивлением переводил взгляд с Томаса на шапку и обратно. — Не надо, — наконец, отказался он, водружая шапку обратно на темноволосую вихрастую голову мальчика. — Я не чувствую холода. — Совсем-совсем не чувствуешь? — не поверил ребёнок, с подозрением смотря на взрослого. — Так не бывает! Возьми хотя бы рукавички. У меня дома ещё есть. Тут Томас соврал. Варежки были у него всего одни, но очень уж ему хотелось сделать что-то приятное для дяди, который выглядел таким потерянным и одиноким. Парень осторожно принял рукавички со смешным снеговичком на тыльной стороне из маленьких ручек и с благодарностью улыбнулся. И в этот момент Томас почувствовал, как мама, не переставая что-то гневно говорить в трубку, тянет его за рукав: на светофоре загорелся зелёный. — Пока, дядя! — замахал рукой мальчик, послушно устремляясь вслед за матерью. — Эй, малыш, как тебя зовут? — крикнул вдогонку парень, складывая руки рупором. -…омас, — донесся до него едва различимый ответ. Кажется, мальчику не хватило мощи лёгкий, чтобы докричаться до парня. В этот самый момент ребёнок огреб от матери подзатыльник, за которым последовала просьба прекратить орать. Мальчик надулся и тихонько захныкал, потирая ушибленный затылок. — Я Ледяной Джек! — крикнул в ответ парень, смотря в удаляющуюся спину ребёнка. Однако спустя мгновение он засомневался, что малец его услышал. Но нет, мальчик прекрасно расслышал имя и не забыл его ни через год, ни через два, ни через десять лет. Впрочем, обладателя этого имени тоже. Картинка перед взором Томаса мигнула, расплылась и исчезла. Теперь он снова был в своей комнате, а перед ним сидел тот, кого он уже видел много лет назад. — Ты Ледяной Джек! — Ты видишь меня? Прозвучали одновременные вопросы, за которым так же синхронно последовали ответы: — Да. — Да. Ледяной Джек фыркнул, а Томас неловко сцепил пальцы в замок, закусив губу. — Хм, столько времени прошло с тех пор, как меня видели. Кажется, это было лет десять назад, — Ледяной Джек потер подбородок, устремляя задумчивый взгляд в потолок. Он пытался казаться уверенным, но за маской спокойствия проглядывал щенячий восторг. Блондин забавно двигал губами, пытаясь подавить улыбку. — И это давно? — удивился Томас, переминаясь с ноги на ногу. Парень не знал, куда себя деть. То ли пойти сесть на кровать, то ли остаться рядом с гостем у дующего окна. — Разве ты не вечное существо, которое живёт много сотен лет? Для тебя же десятилетие — это просто пшик, быстрый и незаметный. Прям как зимние каникулы, — добавил он тише. Джек цокнул языком, покачав головой. — И откуда же у тебя такие познания? — Ну, я просто предположил, — Томас потупился. — Я не прав? — Именно, — подтвердил парень. — Может, я и бессмертный, но для меня время течёт так же, как и для всех остальных. Я проживаю день за днём, месяц за месяцем, год за годом. Для меня день идёт даже дольше, чем для вас, потому что я не нуждаюсь во сне. Так что да, десять лет, проведенные в абсолютном одиночестве — это долго, — грустно закончил он. По-видимому, тема была ему неприятна, и Томас, проявляя чудеса тактичности, поспешил её сменить: — Так… эм… А кто тебя последний раз видел? Голубые глаза Ледяного Джека счастливо заблестели, а на лице появилась широкая улыбка. Воспоминания о том дне действительно согревали ему душу. Томас подивился, насколько его зубы были белоснежные. Как первый снег. У людей точно не бывает таких зубов. Но Джек и не человек. Либо ему не хватает кальция — или что им там на уроке анатомии рассказывали? — Со мной заговорил какой-то ребёнок. Забавный такой мальчуган. Лет шести-семи, — протянул он. — Ну, а ты, пацан? Сколько тебе лет? Ледяной Джек, зажав посох в руке, соскочил со своего места и навернул парочку кругов вокруг Томаса, крутившего головой в попытке уследить за мельтешащим созданием. — Мне шестнадцать, — отступив на несколько шагов, ответил Томас. Голова от постоянного верчения начала кружиться. — Вот как? — Джек, наконец, перестал нарезать круги и вновь уселся на полюбившийся подоконник. — И не стыдно тебе? Такой большой, а веришь в сказки, — он лукаво стрельнул глазами в парня. — Но ты реален! — возразил Томас, однако, сдерживая порыв, чтобы, усомнившись, не ткнуть в своего посетителя пальцем. Нет, Ледяной Джек существует, и он это точно знает. — Но только ты так думаешь, — вздохнул Джек, устремляя наполненный печалью взгляд на свои босые ступни, которыми он даже болтать стал медленнее. — Только не понимаю, почему. Томас уселся на кровать, поджимая под себя заледеневшие ноги. Мяться у сквозившего окна уже поднадоело. — Ну, мне было шесть, когда я зимой возвращался с мамой из кружка по рисованию. Рядом с одной дорогой росло дерево, на котором я увидел странного парня: он висел вниз головой и был одет, скорее, по-летнему. А тот день, если я ничего не путаю, был самым холодным в году. А потом он стал задавать мне странные вопросы. Сначала я подумал, что этот парень псих. До того момента, пока он вдруг не взлетел, — Джек фыркнул. — Я очень хорошо запомнил тот день, потому что я увидел что-то поистине невероятное… кого-то… А, не важно. Важно то, что другие вырастали, переставали верить в чудеса и становились занудными взрослыми. А я продолжал верить. И до сих пор верю, хотя мне уже давно не шесть и даже не десять. Благодаря тебе. Потому что тем чудиком был ты, Ледяной Джек. А тем мальчиком, что увидел тебя десять лет назад, был я, — Томас вздохнул, наполняя лёгкие воздухом после долгой тирады, и вопросительно уставился на парня, ожидая его реакции. Парень с любопытством слушал Томаса, вперив в него внимательный немигающий взгляд и покусывая ноготь на большом пальце. Кажется, он старался не упустить ни единой детали из их разговора. Настолько старался, что почти не дышал. Стоп. А он вообще нуждается в дыхании? — Так это был ты? — переспросил блондин, соскальзывая с подоконника и подходя ближе. — Не веришь? — Томас воспринял вопрос по-своему. — Я тогда ещё подарил тебе варежки. Шерстяные такие, со снеговиком.  — Ага, я помню, — Джек вновь фыркнул. — Так и не понял, зачем они мне, но я их храню, — в подтверждение своих слов, он сунул бледную руку в карман и достал оттуда маленькие потрепанные рукавички, демонстрируя их Томасу. Варежки действительно были его. Парень даже подивился такой бережливости. — Так как тебя, говоришь, зовут? — внезапно уточнил Ледяной Джек, оказываясь совсем близко и наклоняясь к брюнету, чтобы рассмотреть его лицо получше. Настолько близко, что их носы почти сопрекоснулись. На парня повеяло освежающей прохладой. — Т-томас, — с запинкой ответил брюнет, то ли смущенный, то ли взволнованный подобным нарушением личного пространства. Гость опустился рядом с парнем на кровать, ероша свои и без того растрепанные светлые волосы. — Хмм, Томми, значит, — словно пробуя имя на вкус, протянул Джек, всматриваясь в своё отражение на дне зрачков Томаса. В комнате царила полутьма, нарушаемая лишь светом уличного фонаря, и потому зрачок брюнета расширился настолько, что почти заслонял тёмную радужку. Глаза парня, большие, чистые и невинные, какие могут быть лишь у верящих в чудо детей, смотрели с удивлением и восхищением. И лёгкой капелькой смущения. На щеках милая россыпь родинок, губы приоткрыты, и на нежной розовой кожице виднеются следы от зубов — брюнет имел привычку кусать губы, когда он нервничает. На нижней губе виднелась ссадина — ударился или подрался? Широкая серая футболка, в которую худощавый Томас мог завернуться дважды, трогательно сползла в сторону, обнажая плечо, ключицы и очередную россыпь родинок. Он даже схватил вихрастого брюнета за щеки, растянув их в стороны. Щеки тут же заледенели и утратили свою чувствительность, и Томас, вскрикнув от неожиданности, торопливо принялся их растирать до красноты. — А ты красивый, — внезапно даже для самого себя заявил Джек. — А? — удивился Томас, не ожидавший такого признания. Он даже в школе был не особо популярен, потому что внешне был самым обычным, не выделяющимся из толпы других парней. А тут вдруг сказочное существо, с которым он знаком в сумме минут семь, внезапно начинает отвешивать ему комплименты. С чего бы? — Я сказал, что ты красив, Томми. Красив той трогательной красотой верящего, которая сейчас есть далеко не у каждого взрослого, — уточнил Джек, хватая с прикроватной тумбочки Томаса спокойно стоявший на подставке стеклянный шарик с плывущей внутри фигуркой кораблика. Секунду он крутил шарик в руке, и вдруг кораблик оказался почти полностью вмурованным в неровную глыбу льда. У брюнета почему-то прошла ассоциация с Титаником. — Упс, — Ледяной Джек стрельнул виноватым взглядом в Томаса и быстро сунул заледеневшую сферу обратно на подставку. — Так что да, Томми, ты красивый. — Вот как… — щеки парня зарумянились, а на лицо полезла дурацкая улыбка. Он был не искушен вниманием, поэтому слушать подобное по отношению к себе было чертовски приятно. Брюнет едва удержался от того, чтобы не ответить: «Ты тоже». Все же это странно — сидеть на одной кровати со сказочным героем и обмениваться комплиментами. Но сидящий перед Томасом парень действительно был красив. Причём, как ни странно, красота его была не ледяной и величественной, а тёплой, живой, искрящейся. Он был улыбчивым, веселым, слегка лукавым, и внешность его совершенно не подходила его же магической силе. — Ньют, — вдруг сказал Джек. — Что? — встрепенулся Томас, прекратив разглядывать парня. — Меня на самом деле зовут Ньют. Я так и не смог нормально представиться десять лет назад. Ты, кстати, тоже. — Ньют? — недоумевающе переспросил Томас. — Разве не Джек? Блондин закатил глаза: — Ты такой умный, Томми! Конечно, ты лучше меня знаешь, как меня зовут! — театрально воскликнул он. Томас промолчал, а Ньют продолжил. — Ты воспринимаешь все слишком буквально, чувак. Неужели, ты думаешь, что Санту на самом деле зовут Санта Клаус? — А как? — Ну, вообще он Северянин. А ещё у него криминальное прошлое, но он старается это не афишировать. Если Северянин узнает, что я тебе проболтался, до смерти закидает меня леденцами. Так что смотри, держи рот на замке, — заговорщицки подмигнув, прошептал ему Ньют, прикладывая палец к губам. Томас кивнул, и блондин вернул голосу нормальный тембр. — И у Пасхального Кролика при рождении уж точно было другое имя. Не спрашивай какое, понятия не имею. Это ушастое кенгуру отказалось мне его называть. Но точно другое. — Так значит, Ледяной Джек — это что-то вроде никнейма? — догадался Томас. Ньют с недоумением покосился на парня, сыплющего непонятными словами, и передёрнул худыми плечами. — Я предпочитаю думать, что это название моей профессии. Ну знаешь, лекаря не зовут Лекарем, пекаря не зовут Пекарем, а Ледяного Джека не зовут Джеком. Ньют. Просто Ньют. — Нью-ют, — Томас растянул это имя на языке, как прежде это сделал его собеседник. — Никогда прежде не встречал никого с таким именем… Хотя нет, знаешь, есть один учёный, у которого имя… Парня прервала распахнувшаяся дверь, впустившая в мрачную комнату луч электрического света. Томас вскочил от неожиданности, прикрывая привыкшие к темноте глаза. На пороге его комнаты возникла одетая в длинную цветастую ночнушку мама. У неё было много положительных качеств, среди которых, однако, не было привычки стучаться. — Томас! Ты с кем это тут разговариваешь? — грозно спросила она, с подозрением оглядывая комнату. — Э-э-э… Ни с кем! — брюнет занервничал и дернулся в сторону, стараясь прикрыть собою восседающего на кровати Ньюта. — Расслабься, Томми, она меня не видит, — донесся до него успокаивающий голос блондина. Но Томас не мог расслабиться. Ему казалось, стоит ему отойти, как мама в тот же момент заметит Ньюта и прикажет ему убираться. Почему-то она никогда не любила гостей в своем доме. — Я тут один… Да… Правда. Женщина прищурила глаза и принялась совершать обход по комнате. Разумеется, она ему не поверила. У Томаса плохо получалось врать матери — она видела его насквозь. Она заглянула под стол, в шкаф, за штору, а парень все это время закрывал спиной Ньюта, с насмешкой следящего за потугами женщины. — Почему подушка на полу? — сердито спросила она. — Я вещи стираю для того, чтобы ты их по комнате разбрасывал? — Прости мам, я уберу, — виновато потупился Томас. Он и правда забыл, что оставил подушку на полу после того, как попробовал зашибить ею Ньюта. Через стекло. Мда. Гений. — Уж будь добр. Наконец, она начала приближаться к кровати, чтобы заглянуть под неё и завершить свой осмотр. Томас занервничал ещё сильнее. А вдруг все же увидит? А вдруг прогонит… — Да прекрати ты дёргаться, Томми, — потребовал Ньют. Он легко оттолкнулся от кровати и подлетел к женщине. Покрутился пару секунд рядом и даже помахал у неё перед глазами рукой. Она будто и не заметила. — Эй, леди! — довольно громко позвал Ньют. Женщина, как ни в чем не бывало, заглянула под кровать. Блондин подул ей вслед, и Томас увидел, как едва заметное ледяное дыхание стелится по полу, приближаясь к лицу его матери. Почти сразу же из-под кровати донесся громкий чих и настоятельная просьба пропылесосить свою комнату. Ньют хихикнул, отлетел к Томасу и закинул руку ему на плечо. Удивительно, но в этот раз она была почти не холодная. Или просто у брюнета снизилась чувствительность к холоду. — Видишь? Что я тебе говорил? — довольно спросил Ньют. Мать разогнулась и повернулась к Томасу, буравя его тяжёлым взглядом. — Хорошо, здесь никого нет. Но чем ты вообще занимаешься в… — она быстро глянула на часы. -…три часа ночи? — О Боже, мама! — парень демонстративно застонал. — Ты можешь меня ни в чем не подозревать? Поверь, ничем таким я не занимаюсь. Я просто готовлюсь к тесту. У меня завтра серьёзная диагностика, и я хочу быть уверен, что справлюсь. Такой ответ тебя устроит? Могла бы меня спросить до того, как начала обшаривать мою комнату! — и Томас обиженно замолчал, исподлобья глядя на мать. — Готовишься с выключенным светом? — она недоверчиво вскинула бровь. — Я его только что выключил. Мама, пожалуйста, хватит меня допрашивать! Женщина примирительно подняла руки. — Ладно-ладно, Томас извини. Просто ты очень подозрительно себя ведешь. Если у тебя кошмары, не стесняйся, прибегай ко мне. — Мам! Я не ребёнок! — Конечно ребёнок. И это нормально, что иногда тебе бывает страшно. В этом нет ничего постыдного, — продолжила она. — Мама, иди спать, — со вздохом попросил Томас. — Серьёзно, ты меня отвлекаешь. Я буду вести себя тише, так что иди. — Вот как? Гонишь родную мать? — драматично спросила женщина. — Именно, — подтвердил парень. — Спокойной ночи, — и он принялся ненавязчиво выталкивать маму из комнаты. — Иди. — Ладно уж. Только окно закрой! Дубак у тебя в комнате жуткий, — напоследок сказала она, позволяя себя вытолкнуть. Послышались шаги, и в конце коридора хлопнула дверь. Кажется, женщина вернулась в свою спальню. Томас с облегчением вздохнул и повернулся к Ньюту. За разыгравшуюся сцену было немного неловко. — Ого. Семейная драма, — присвистнул блондин. — Не обращай внимания, такое бывает. Она на самом деле неплохая, просто иногда её заносит, — принялся оправдываться Томас. — Ага… — Ньют немного помялся, шныряя по комнате смущенным взглядом, промычал что-то несуразное, но потом всё же обратился к Томасу. — Слушай, Томми, мне слегка неловко о таком просить, но нет ли у тебя какой-нибудь еды? Брюнет моргнул. — Еды? Разве ты нуждаешься в пище? — Ну, знаешь, каждому из нас верящие должны приносить подношения. Это что-то вроде признания от верящего, подарка, придающего сил. Северянин, Кролик, Фея и иже с ними гребут их просто лопатами. В них, знаешь ли, многие верят. А в меня не верит никто, поэтому за прошедшие несколько сотен лет мне ни разу не приносили ни одного подношения. Кроме тебя. Ты дал мне тогда те перчатки, но они несъедобные, я пробовал. Так что, вот. Получается, ты мой единственный верящий, который может это сделать, — и Ньют с надеждой уставился на парня. — Несколько сотен? Слушай, Ньют, ради интереса, сколько тебе вообще лет? Ты выглядишь очень молодо. Лет на пятнадцать. Блондин задумчиво пожевал губами, усаживаясь на кровать и сминая и так мятую простыню ещё сильнее. Он поднял руку и принялся загибать тонкие длинные пальцы, что-то просчитывая в голове. — Точно тебе не скажу, но, думаю, больше трёхсот, — подал он голос, прерывая затянувшуюся паузу, и вновь принялся что-то считать. — Да, точно больше. А вот когда я стал Ледяным Джеком, мне уже было восемнадцать. Так что, Томми, я старше тебя по всем фронтам. Так ты покормишь меня? — не меняя интонации, повторил он. — Ладно, жди здесь, — хмыкнул Томас. Он толкнул дверь и шмыгнул в коридор, воровато оглядываясь. Будет не очень хорошо, если мать его поймает, потому что «завтрак, обед и ужин строго по расписанию». Но нет, мама спала, и из её комнаты доносилось громкое сопение, порою переходящее в храп. Вылазка на кухню была успешной, и спустя две минуты Томас вернулся в комнату, неся в руках продукты, найденные в холодильнике и в собственной заначке, расположенной в глубине самого дальнего и редкооткрываемого настенного шкафа. У Ньюта загорелись глаза, стоило брюнету разложить перед ним все эти яства. Он принялся пожирать все с такой скоростью, заедая пудинг пиццей и мешая варенье с котлетами, словно не ел лет триста. Ах да, ведь так и было. — Восхитительно! Что это такое? — проглатывая очередную порцию, спросил блондин, демонстрируя парню шуршащую пачку. — А, это чипсы. Ну, жаренный в масле картофель. По крайней мере, так говорят, — объяснил Томас, пораженный тем, как этот худой малый может поглощать пищу в таких количествах. Нет, конечно, он три столетия голодал, это понятно, но все же за несколько минут он умял недельный запас. Некоторое время брюнет молча наблюдал за парнем, давая ему возможность спокойно поесть, но любопытство снова пнуло его под зад, заставляя раскрыть рот и начать генерировать новые вопросы. — Ньют, а можно спросить: как ты стал Ледяным Джеком? — поинтересовался Томас, когда блондин пихал себе за щеки шоколадное мороженое из большого ведерка. За распахнутым окном послышался громкий протяжный вой, который явно был не собачьим. «У нас водятся волки?» — удивился брюнет, прислушиваясь к повторившемуся вою. Ньют вскинул голову, и на лице его мелькнула озабоченность. Он с сожалением отложил недоеденное мороженое, отряхнул руки и, схватившись за палку, сиганул в окно. Томас остолбенел от такой прыткости, переводя взгляд с кровати на окно, а потом со всех ног ломанулся к последнему, свешиваясь по пояс на улицу. В голове стучала всего одна мысль: «Неужели ушёл?» Он бросился животом на подоконник с такой скоростью, что едва не вывалился из комнаты, не успев затормозить. Но прохладные руки подхватили его и впихнули обратно в спальню. В оконном проеме вновь нарисовался Ньют. — Томми, ты что, совсем больной? — зашипел он на парня. — Решил переломать себе на радостях пару конечностей? — Ньют, куда ты? — не слушая его, жалобно воскликнул Томас. — Не уходи! Удивительно, но за какой-то час он успел сильно прикипеть к этому странному блондинчику, и от мысли, что он сейчас вот так вот просто исчезнет, становилось действительно больно. — Извини, Томми, труба зовет, — непреклонно ответил Ньют. — Я должен спешить, иначе без моей помощи не справятся. Я, знаешь ли, важная шишка и все такое… Ладно, шучу. Но мне действительно надо уйти. Он вновь исчез из поля зрения Томаса, но не успел парень начать грустить, как блондин появился снова. — Ах да, и ещё кое-что… И он без предупреждения подался вперёд, обхватил руками шею Томаса и приник к его искусанным губам, глубоко целуя. Сначала губы сковало жутким холодом, а потом обожгло адским жаром. Было такое чувство, будто он ткнулся лицом в снег, а потом полез облизывать печку. Брюнет замычал, ошалело распахнув глаза, и нелепо поднял руки, не зная, что ему сделать: то ли обнять в ответ (но ведь это неправильно!), то ли оттолкнуть (но ведь ему не противно!). Он смотрел на Ньюта, надеясь что-то разглядеть в его глазах, но они были закрыты. Только подрагивали длинные ресницы, да на бледных щеках расцветал едва заметный румянец. В голове внезапно всплыли недавние слова Ньюта: «Расслабься, Томми». И на этот раз парень решил последовать совету. Он так же прикрыл глаза, обнял Ньюта в ответ и принялся просто наслаждаться поцелуем, отвечая на него неловким шевелением губ. Во рту ощущался приятный вкус мороженого, которое блондин ел несколько минут назад. Так сладко. Губы были мягкими, а поцелуй невероятно нежным. И приятно. Рука Ньюта скользнула с шеи на затылок, оттуда переместилась на голову, притягивая Томаса ещё ближе к парню. И горячо. Кровь прилила к щекам, стало вдруг какой-то душно, и даже прохладный Ньют совсем не остужал. Вдалеке вновь послышался вой. Блондин наконец оторвался от Томаса, с беспокойством оглядываясь на окно. Тяжело дыша, Томас прикоснулся к пылающим губам и, все ещё ошарашенный, уставился на Ньюта. — Это ещё зачем? — сиплым голосом спросил он, сглатывая скопившуюся слюну. — Не могу же я потерять из виду своего единственного верящего, — Ньют широко улыбнулся и подмигнул раскрасневшемуся Томасу. — А так я всегда буду чувствовать тебя. К тому же, это приятно, — он вновь чмокнул брюнета в губы, но на этот раз быстро и невесомо. — А вот теперь мне точно пора. Он сделал ловкое сальто назад и выпрыгнул точно в окно, вмиг оказываясь на улице. — Я ещё вернусь, Томми! — весело крикнул он, браво салютуя кинувшемуся к окну парню. — Обязательно вернусь, только подожди немного. Томми… — ему показалось, или в голосе Ньюта промелькнула нежность? За стеной послышался кашель. Кто-то проснулся? Томас, отвлеченный звуком, на секунду оглянулся, а когда повернулся обратно, Ньюта уже не было. Только медленно кружились снежинки, застилая землю снегом. — Тогда… я буду ждать, — прошептал парень, до побеления костяшек вцепляясь в подоконник. Он же вернётся, вернётся. Но почему тогда так грустно? Он протянул руку, чтобы захлопнуть окно, когда его взгляд упал на стекло, где Ньют выводил узоры. Эти узоры были очень похожи на буквы, только повернутые в другую сторону. Точно, он же писал это, находясь с другой стороны стекла. Парень провёл по буквам пальцем, мысленно разворачивая их в правильную сторону — это заняло совсем немного времени. И вот буквы сложились в короткое предложение, заставившее сердце Томаса сжаться от тоски. На промерзшем стекле застыла одна-единственная фраза: Прошу, заметьте меня…