Monarchy – Disintegration Ludovico Einaudi – Una Mattina
Фран вытаскивает изо рта клубок гнилых стеблей. Он долго смотрит на него, пытаясь разобраться в том, какой именно цветок заполонил его и без того больные легкие. Чувство тошноты заставляет склониться над унитазом. Блевать страшно. Рот наполняется соленой слюной – защитная функция организма. Мозг заботится о зубной эмали Франа, почему не заботится о сохранении его жизни? Фран заходится в кашле, хватается руками за сидение унитаза. Изо рта вырываются кошачьи звуки. И это так… знакомо? Пневмония, регулярные ОРЗ и ОРВИ – все это заботливо сопровождало его в детстве и в подростковом возрасте, словно мама, строго следящая за сыном-проказником. Заболевания, связанные со страдающим горлом, укутывали его легкие одеялом перманентной боли, регулярно напоминали о себе хроническим насморком или чихом. Фран привык. Посещения терапевта давно стали чем-то обыденным. Но теперь судьба, променявшая здоровье Франа на стакан дешевого пойла в каком-то третьесортном баре, вступила в сговор со смертью. Флоризема. Фран глухо смеется, чувствуя во рту необычный привкус, а на языке - лепестки. Он надеется на легочную чуму, пурпурную смерть, на что угодно, только не на легочную флористензию. Это смерть. Точно смерть. Если бы кто-то предложил ему выбрать число от одного до десяти, чтобы охарактеризовать степень разъедающей душу жалости к себе, Фран незамедлительно ответил бы: «Семьдесят три», - ровно столько гнилых лепестков и стеблей он вытащил из горла за последние шесть дней. К шести дням прибавляется еще восемь дней бездействия. Он не идет к врачу. Смысла в этом мало. Вряд ли дядя или тетя доктор скажет ему, что это редкий вид простуды. Гугл на две недели становится лечащим врачом: «Легочная флористензия (ЛФ), более известна как флоризема, также в СМИ – буквальное цветение безответной любви – редкое неизлечимое воспаление легочной ткани, как правило, неизвестного происхождения с преимущественным поражением альвеол (развитием в них растений различных видов, чаще – цветковых). В процессе размножения болезнь разрушает клетки легочных альвеол. Первый случай заболевания зарегистрирован в 1898 году в китайской провинции Гуандун. Возбудитель – неизвестен. В среде СМИ утверждают, что возбудителем является безответная любовь. Основными методами диагностики являются рентгенологическое исследование лёгких и исследование мокроты, основного метода лечения не существует. Уровень смертности – 100%» Вся информация, которую Фран просматривает на различных сайтах, не дает ни грамма надежды на долгую и счастливую жизнь. Он безвылазно сидит у стола, прожигает глаза светом от монитора до слез и лопнувших капилляров. Диагноз неутешителен: «Болезнь начинается в возрасте от 14 до 50 лет, в среднем в 20. Продолжается от 6 до 12 месяцев, после чего больной умирает. Выделяют 3 стадии развития болезни: I. Пациент страдает от кашля и мокроты. При диагностировании болезни на этой стадии пациент чаще всего сразу погружается в депрессию. Стадия длится от 2 до 4 месяцев. II. Кашель и мокрота в виде гнилых растений различных видов становится более серьезной проблемой, к ним присоединяется затяжная депрессия. Возможны попытки суицида. Стадия длится от 2 до 5 месяцев. III. Неспособность спать из-за приступов удушающего кашля. Возникает сильнейшая боль в области груди, сопровождаемая быстрой потерей веса. Стадия длится 1-2 месяца, после чего пациент умирает от асфиксии» Фран хрипло смеется, выписывая информацию в блокнот. Весь следующий час своей теперь уже предположительно короткой жизни он тратит на просмотр каждой интернет-страницы, содержащей информацию о лечении флористензии, надеется найти способ облегчить страдания. Не продлить себе жизнь, конечно нет. Фран не дурак. Гугл говорит: «Лечение: Лечения не существует. Антибиотики не помогают. Основным направлением исследований является генная терапия» Появляется желание выключить компьютер. Фран так и делает. Он смотрит на погасший монитор, затем переводит взгляд на ворох использованных салфеток, на каждой из которых проглядывает цветочная мокрота. От нее исходит запах гнилых фруктов. Фосген. Фран вспоминает, как на курсе безопасности жизнедеятельности в школе преподаватель рассказывал про этот опасный ядовитый газ. Все, что запомнил Фран – от фосгена исходит сладковатый запах гнилых фруктов. Это даже смешно. Как нелепо теперь думать о каком-то школьном курсе: у него в груди растет, наверное, неимоверно красивый цветок-убийца, который предположительно месяцев через восемь доведет Франа до смерти. Или этот цветок уродливый? Фран не хотел гадать. Наверное, его любовь была такой же уродливой, как и вся его жизнь, отдававшая той же гнильцой, что и выхарканные ранее стебли. Может, его любовь и уродлива, но объект любви уродлив не был. И никогда не будет. И не только для Франа. Бельфегор работал в «Комфорте» уже полтора месяца. По прикидкам Франа ровно столько же времени буквальное цветение безответной любви разрушало его легкие. Фран не стал гением. Его бабушку это не огорчало – она никогда не хватала звезд с неба. Франу передалась эта черта. Он вышел из школы классическим троечником и сразу пошел работать. Раздавать ли на улице листовки, перебирать ли в конторах бумажки, помогать ли раскладывать книги по алфавиту – Фран брался за любую работу. Денег не было. И это было нормальным. Последние два года, два счастливых года, Фран числился мерчандайзером в сети гипермаркетов «Комфорт», которая занималась продажей продуктов питания, косметики, моющих средств, одежды, обуви, канцелярии и прочего. Он отвечал за выкладку товара на витрины, также – за контроль срока годности товаров. Работа не пыльная. Его все устраивало. Более всего радовал коллектив. Огромный штат сотрудников численностью более трехсот человек стал для Франа второй семьей. Именно в «Комфорте» он обрел друзей, нашел неплохую и относительно прибыльную работу. И оставил там свое здоровье. После – оставит и жизнь. Бельфегор приезжал в «Комфорт» каждые выходные последние полтора месяца. Как выяснил Фран, он является торговым представителем компании «Долли», которая занимается продажей различных молочных продуктов. В задачи Бельфегора входил контроль за промоутерами компании, которые работали на дегустациях в «Комфорте», также он отвечал за нудную, по мнению Франа, бумажную работу. Полтора месяца назад Бельфегор помог Франу поднять упавшие на пол банки с консервированной кукурузой: Фран только-только отошел от очередной соматической болезни, был слаб и, зазевавшись, выронил из перегруженной коробки пару банок. Бельфегор поднял их. Они не познакомились тогда. Но Фран чрезмерно долго смотрел вслед уходящему блондину. Это казалось предельно неправильным. Иррациональным. Но в двадцать настала пора влюбиться. В двадцать настала пора и умереть. Фран смеялся над собой, когда выслеживал Бельфегора, словно влюбленный в рок-звезду фанат. Регулярно попадался ему на пути. Буквально вынуждал познакомиться. И через три недели настойчивого преследования и попадания на глаза все-таки сумел пожать ему руку. Ему, Бельфегору Каваллини, козерогу по знаку зодиака, торговому представителю «Долли». Ничего удивительного в этих фактах, конечно, не было. Тем не менее, Фран был рад даже этим трем пунктам. Он прошарил все социальные сети, потратил на это несколько часов, но все же нашел пару профилей Бельфегора на разных сайтах. Узнал о его любимых фильмах, предпочтениях в музыке, друзьях. Фран смотрел на фотографии Бельфегора с благоговением, вот только вместо ожидаемых бабочек в животе в его легких начали расти цветы, постепенно убивающие такие нужные ему органы. Кашель проявился сразу после упавших на пол банок кукурузы, но Фран списал это на отголоски такой знакомой простуды. Через три недели со времени первого знакомства приступы кашля усилились, вязкая зеленая мокрота стала больше похожа на ту, что бывает при стафилококке. Однако других симптомов не было. Где температура, насморк, общая слабость? Именно тогда Фран впервые не на шутку испугался. Он знал о флориземе. Но тогда не хотел даже предполагать нечто подобное. Через месяц в мокроте стали появляться небольшие продолговатые листочки болотного цвета. Через месяц и две недели на выдохе появился не самый приятный цветочный аромат. Он напомнил Франу об отголосках лета. Затяжной осенью только об этом и вспоминать. А потом он вытащил из горла целый клубок спутанных стеблей. Тогда вместе с подступающей тошнотой в спину будто прилетел топор, но Фран не хотел думать об этом. Терапевт на приеме отправляет его к инфекционисту, тот – на рентген грудной клетки. Инфекционист приказывает не ловить звезд с неба, если Фран действительно ранее выкашлял растения: флоризема – не детская сказочка перед сном. Это обворожительная форма рака, изысканный вид экссудата. Франу не страшно, когда он подходит к флюорографу. Не страшно, когда он сидит в ожидании у рентген-кабинета. Страшно становится в тот момент, когда женщина-рентгенолог протягивает ему конверт с флюорографией и шепчет: «Мне очень жаль». Фран думает о чем угодно, когда идет в другую часть больницы в сторону кабинета инфекциониста. Он думает о том, что люди не умеют сочетать одежду, что за окном опять хреновая погода, что он хотел завести пса, но теперь уж точно не заведет. Не заведет потому, что в его легких вместо пустоты и кислорода теперь поселилось нечто гадкое. Живое воплощение проклятой любви к человеку, о котором Фран формально знает всего несколько фактов. Инфекционист смотрит на снимок секунды две, не больше. Выписывает направление на анализ мокроты, пожимает Франу руку. Фран ужасно хочет спросить напоследок, сколько ему осталось, но отчего-то не спрашивает. Никому ведь не будет разницы в том, сколько времени у него еще есть – бабушка мертва уже три года. Обследования у многочисленных врачей заставляют Франа все чаще возвращаться к мыслям о смерти. Все процедуры болезненны, забор анализов до отвратительного неприятен. И мучения нужны лишь для того, чтобы узнать простой и в то же время омерзительный факт: анализ мокроты показывает, что в легких Франа поселились небольшие и зловонные лютики. Лютики. Чертовы лютики. Не прекрасные розы или гортензии, не восхитительные нарциссы или пионы, не яркие настурции или дицентры. Нет. Полевые лютики. Ядовитые некрасивые цветы. Любовь Франа действительно уродлива. Ему советуют не заниматься спортом, говорят о правильном питании. Однако в больнице Фран становится фильтром, но не для очистки воды. Он пропускает информацию через себя, не принимая ее к сведению. Не запоминает ничего. Неожиданной новостью оказывается то, что существуют врачи, работающие с таким диагнозом, как «флоризема». Флориографы – узкие специалисты, занимающиеся только с больными, которым поставили легочную флористензию. Мукуро, врач-флориограф, начинает с того, что задает Франу вопрос:«С чем у тебя ассоциируется желтый цвет?»
И Фран нервно смеется. А затем медленно проговаривает тошнотворное словосочетание. Всего лишь существительное и прилагательное, сломавшие жизнь очень многим людям.Желтый дом
И Мукуро бледнеет. Фран наверняка тоже. Желтые цветы, как выясняется, служат символом отвращения и ненависти. Лютики же на языке цветов означают неблагодарность, инфантильность, разлуку, невежество, жадность. Фран кивает своим рукам, когда слушает это. Он не удивляется. Семантика слова «лютый» известна всем. Вряд ли кто-то в этом мире уверен, что за значением этого слова скрывается нечто превосходное. Мукуро прогнозирует Франу медленное угасание: ближайшие три месяца кашель будет только усиливаться, а исходя из того, что в легких растут именно лютики, они будут травить Франа по классическому методу. Раздражение слизистой горла, жжение во рту, общие проявления интоксикации, включая головную боль, слабость, диарею и тошноту, боли в области живота – вот краткий список того, с чем Франу нет смысла бороться в ближайший год. Болезнь все равно победит. Фран нутром чувствует, что Мукуро недоговаривает. Что-то витает в воздухе, проникает в его больные легкие. Лютики наверняка колышутся там, внутри, тоже чувствуют, что Мукуро темнит. Но флориограф молчит. Пожимает Франу руку, как некогда делал это инфекционист. Рукопожатие отдает формальностью, Фран не чувствует от врача жалости, которая так нужна. И делает промах. Мукуро действительно жаль. Ведь его ожидает слепота. Именно это он говорит, когда Фран уже почти покидает кабинет. Все верно. Фран вспоминает, что лютики иногда называют «куриной слепотой». Он не хочет знать, в какой именно момент прекрасное лицо Бельфегора ему больше не удастся увидеть, поэтому после приема у флориографа сразу же едет на работу. И все замечают, что что-то нет так. Движения Франа более дерганные, резкие и нервные. Он больше не такой улыбчивый и милый. Говорит слишком серо и монотонно. А в тот момент, когда с ним здоровается тот, ради кого Фран приехал на работу в свой больничный, из горла вместо ответного «Привет» вырывается удушающий кашель. Франа сгибает пополам, на полу неожиданно для всех возникают зелено-красные пятна. Бельфегор спрашивает у окружающих не кровь ли это, но никто не понимает, кому именно был адресован вопрос. Фран вытирает рот рукавом рубашки, говорит дерганное и слишком контрастное с только что произошедшей ситуацией «Привет!», размазывает носком ботинка пятна и делает вид, что ничего удивительного не произошло. Он глупо смотрит на Бельфегора, прокручивая в голове вопрос о том, рассказать ли ему, кто является причиной омерзительной мокроты, но не может решиться. Бельфегор, как минимум, не заслуживает этого. Никто не заслуживает. Фран, наскоро бросив коллегам "Извините", уже собирается пойти к гардеробу, чтобы покинуть рабочую зону, но его неожиданно разворачивают и берут под локоть. Бельфегор настойчив. Он приводит его в небольшой кабинет начальника отдела гастрономии, берет с полки коробку из-под обуви, в которой лежат различные лекарства, и протягивает ее. Фран наугад берет пластину таблеток, все еще неверяще глядя на блондина. Если ему нужно страдать от смертельной болезни, чтобы Бельфегор о нем заботился, то Фран готов умирать хоть каждый день. Однако счастье быстро становится воспоминанием. Уже совсем скоро Фран снова оказывается в своей до боли знакомой однокомнатной съемной квартирке. Бельфегор остается размытым пятном воспоминаний. Еще один месяц бесполезной жизни проходит между кухней и кроватью. Фран мало ест и мало спит. У него появляется странная привычка постоянно ощупывать грудь. Как глупо. На просторах интернета в позабытом блоге пятилетней давности Фран находит подобие своей болезни. Девушка, страдавшая от буквального цветения безответной любви, методично описывала почти каждый свой день. Для кого? Это не волновало Франа. Он искал надежду на спасение. И нашел. Не спасение, конечно, но неплохой народный рецепт. Курение. Кто бы подумал, что именно эта пагубная привычка убивает цветы, дает отсрочку, прежде чем поганые растения закупорят воздушные каналы окончательно. И Фран начинает жадно курить. Пачка в день уходит точно. Однако у всего есть цена. Ценой курения становится еще более отвратительная грязно-зеленая мокрота. Она зловонно пахнет, это вынуждает Франа чистить зубы по меньшей мере пять раз в день. Иногда ночью Фран думает, что если не умрет от флористензии, то уж точно погибнет от рака легких. Но кому какое дело? Он не выходит на работу, коллеги ожидаемо забывают о его существовании. И все спокойно. Фран ползает между кроватью и кухонной раковиной. Питается тем, что находит на некогда заставленных полках, развлекает себя мечтами, которые никогда не сбудутся, и просмотром фотографий белокурого дьявола, заразившего его легкие смертельной неизлечимой болезнью. Все отлично. Но через четыре месяца жизни глаз-на-глаз с легочной флористензией мир Франа рушится так же стремительно, как в две тысяча первом году рушились Южная и Северная башни Всемирного торгового центра в финансовом квартале. Персональным рейсом 11 для Франа становится Бельфегор. Он звонит, хочет узнать адрес, настойчиво просит разрешения приехать, но получает, разумеется, отказ. Они говорят минуты три, большую часть из которых Фран вовсе не наслаждается криками обеспокоенного Бельфегора. Через три минуты тот вдруг совершенно спокойно спрашивает: «Какой диагноз тебе поставили врачи, Фран? Какой?» И Фран не выдерживает. Он убирает мобильный от уха и смотрит на него, в голове не мелькает ни одной мысли. - У меня легочная флористензия, Бел. Буквальное цветение безответной любви. Я четыре месяца влюблен. В трубке тишина. - В тебя. Фран, безумно улыбаясь, нажимает на кнопку громкой связи, но ничего не слышит. Осознание того, что он рассказал, какую именно ненужную для Бельфегора информацию выдал, накатывает резко - на Франа словно выливается ведро воды со льдом. Он разрушается, трещит по швам. Заставляет себя выдавить в трубку нервное «Извинипростименя» и сбрасывает. Отключает телефон, чтобы через полчаса набрать неверные слова; некрасивые, такие же уродливые, как и то, что цветет в душе Франа. Не в легких, нет.«Прошу, Бельфегор, принеси на мою могилу каких угодно цветов. Любых. Кроме лютиков»
Ответа нет. Это ожидаемо. Фран выкашливает из легких десятки клубков гнилых лютиков. Не считает их. Он смывает телефон в унитаз, а после – долго сидит в уборной. Мир сужается до лампочки в светильнике. Фран с каждой минутой видит все хуже. Качественные фотографии Бельфегора превращаются в фотографии с размытым силуэтом, составы на упаковках продуктов перестают играть какую бы ни было роль. Через пять месяцев жизни с флориземой Фран хоронит книги на антресолях. Он почти не видит, различает только свет и тьму. Регулярно выблевывает из себя мягкие и отвратительно пахнущие клубки растений. Через шесть месяцев Фран хоронит и свои мечты о собаке. Глотка по ощущениям распухает до неузнаваемости, начинает болеть живот. Фран проживает дни у туалета: диарея становится верной подругой. Через семь месяцев жизни наедине с собой и флориземой Фран через найденную в остатке здравого смысла силу воли принимает решение встать и идти к соседям, чтобы позвонить Мукуро. Кашель из удушающего перерастает в предсмертельный, живот болит чаще, чем регулярно, глотка внутри саднит так, что хочется выть, но Фран физически не может. Он почти не ест, редко спит больше, чем полчаса, расчесывает грудь до красных ссадин. И Мукуро перевозит его в больницу. Фран проводит в обществе флориографа еще месяц нелегкой жизни. Ровно через восемь месяцев Мукуро увеличивает дозу морфия, когда Фран в приступе кашля раздирает грудь до костей. Буквально. Ему быстро накладывают швы, но смысла в этом мало. Ровно столько же, сколько молить Бога о скорейшем выздоровлении - лекарства от флористензии не находят за те недолгие восемь месяцев, что Фран проводит в одиночестве и страдании. *** Мукуро ненавидит свою работу и проклинает день поступления в медицинскую академию, когда смотрит на часы, чтобы записать в карту Франа: «Смерть наступила в 11:09». *** Бельфегор останавливает машину у каждого встреченного по пути цветочного салона, покупает прекрасные розы и гортензии, восхитительные нарциссы и пионы, яркие настурции и дицентры, но так и не осмеливается поехать в сторону кладбища.