— После стольких лет? — Всегда.

Will you still love me, When I’m not longer young and beautiful? I know, you will. © Lana Del Rey «Young and Beautiful»

      Я открываю глаза и сонно осматриваю нашу светлую спальню, вернее, ту её половину, что доступна моему обзору. Прямо перед глазами — на удивление пустой, не считая лампы, кофейный столик, на котором постоянно стоят какие-нибудь кружки или валяются тетради, а за ним большой комод с зеркалом, с одной стороны заваленный книгами, а с другой — различными баночками. Сиреневые шторы поверх белых тюлевых занавесок чуть колышутся от потока свежего воздуха, заползающего из приоткрытого окна и разносящего по комнате сладкий аромат цветущей неподалёку японской вишни, которую когда-то нам подарили друзья. Весна в Корее намного теплее, чем у меня на родине.       Перевернувшись на спину и потянувшись, я морщусь от резкой боли в шее и поворачиваю голову. Вторая половина кровати пуста. Отодвинув в сторону свою подушку, я прикасаюсь пальцем к специальному датчику, встроенному в ручку кровати, и спустя секунду сквозь деревянную поверхность проступают зелёные цифры. Девять тринадцать. Что-то я сегодня разоспалась. Обычно я просыпаюсь где-то в шесть-семь утра, но, видимо, вчерашний просмотр вечернего кино дал о себе знать.       Поднявшись, первым делом я плетусь на кухню, попутно размышляя, стоит ли сегодня заварить немного кофе. Первые несколько ступеней лестницы даются мне относительно легко, но после правое колено простреливает жуткая боль, и мне, судорожно вцепившейся в перила, едва удаётся сдержать вскрик.       «Вот же чёртов!..»       Выдохнув, я разминаю ногу и дальнейший путь преодолеваю хромая, но уже с большей осторожностью.       За столом на кухне восседает Чихо, попивая что-то и сосредоточенно бегая глазами по огромному экрану планшета с подставкой. Я знаю наверняка — читает новости, отслеживая дела своих подопечных. Едва переступая порог кухни, я морщусь от резкой вони и вместо привычного «Доброго утра» выдаю ругательства. Чихо поднимает на меня глаза и этим ограничивается, снова возвращаясь к своим делам.       — Ты что, вчера опять фасолевый суп ел? — возмущаюсь я, с зажатым носом пробираясь вглубь комнаты и запуская живительный весенний воздух в дом. — Сколько раз я тебе говорила этого не делать! Неужели в мире не осталось другой еды? Хоть бы окно открывал!       Чихо на моё ворчание никак не реагирует, впрочем, как всегда, и просто проводит пальцем по экрану, перелистывая страницу очередного журнала. Я, выговорившись, тоже быстро теряю интерес к ссоре и открываю дверцу одного из шкафчиков.       — А я сколько раз говорил тебе прекращать пить кофе? — не отрываясь от статьи и даже мельком не смотря в мою сторону, произносит Чихо и громко отхлёбывает из кружки напиток. Вздыхая, я отдёргиваю руку от баночки кофе, к которой было потянулась, и беру стоящую рядом большую железную коробку с китайским чаем, привезённым мною пару-тройку месяцев назад из командировки. Та оказывается пустой, отчего мои глаза уже без удивления закатываются.       — И что же тогда мне пить, если ты выдул последний чай? — посмотрев на последние три листика на дне коробки, спрашиваю я и встречаюсь взглядом с Чихо. Тот поправляет на носу круглые очки, а после виновато и озорно улыбается, отчего морщинки вокруг его глаз становятся глубже. Густые брови, за которыми он перестал ухаживать с прежним рвением, несколько раз быстро подпрыгивают, а шоколадные глаза, пленявшие меня как прежде, стреляют в сторону холодильника.       Заинтригованная, я щурюсь и, улыбаясь одними уголками губ, открываю дверцу. На одной из полок покоятся две коробки, перевязанные розовой лентой и исписанные китайскими иероглифами.       — О! Это же!.. — со смехом вынимаю на свет вкусняшку я, в изумлении приоткрывая рот. В моих руках фруктовый коктейль, запомнившийся нам обоим тем, что в одну из поездок ко мне в Китай Чихо с нелёгкой сумкой в руках заблудился в узких улочках рядом с местом, где я остановилась, и, спустя пару часов пойманный обеспокоенной мной с поличным, с видом командира, держащего под контролем безвыходную ситуацию — т.е. с полностью непроницаемым выражением лица и пожиманием плеч, — купил эту коробочку, даже не зная толком, что там внутри. — Ты где его достал?       — Младшенькие подогнали, — причмокивает губами Чихо, отхлёбывая из кружки. Очевидно, он в одиночку уже успел прикончить полкоробки, пока я спала. — Как раз с промоушена вернулись из Китая. Я велел без этой штуки не возвращаться, иначе следующий камбэк они увидят только в следующем году.       — Не будь таким суровым с новичками, — в шутку хмурюсь я, ставя на стол коробочку, к которой тут же тянется жадная до всего вкусного рука. Чихо на моё высказывание, как и ожидалось, лишь фыркает и с довольным хрюканьем подливает себе в кружку ещё немного фруктовой смеси. Я же с умилением смотрю на него, не имея сил отвести глаз, и не могу убрать улыбку с лица.       Крашеные в смольный цвет волосы, но уже с проглядывающей у корней сединой, недельная, но негустая щетина, домашние гвоздики в ушах — всё не свыкнется с возрастом, молодится. Это даже забавно, сравнивать своего мужа тридцать лет назад и сейчас. Теперь его лицо уже не такое молодое: его покрывают морщины, а нос, как мне иногда кажется, подрос за это время ещё на полсантиметра и слегка отвис, что самим обладателем упорно и бездоказательно опровергается. Чихо, конечно, не любит это сравнение и постоянно сердится, когда я над этим смеюсь, но с каких-то ракурсов он упорно напоминает мне того кальмара, Сквидварда, из мультика моего детства. Наверное, сейчас уже мало кто помнит этот мультик…       — Чего любуешься? Влюбилась? — снова устремляя взгляд на экран планшета со статьями, возвращает меня в реальность Чихо. М-да, с виду-то он изменился, а вот ворчать меньше не стал. Наоборот, иногда может целыми вечерами ходить из угла в угол и, бурчать, брюзжать, громко выражаться и негодовать от боли в костях… ну самый настоящий дед, ей-богу!       Внезапно раздавшийся звон, оповещающий о появлении на пороге гостей, застаёт врасплох нас обоих. Вообще-то я привыкла к частым появлениям в нашем доме коллег и подопечных Чихо, однако сегодня кое-кто божился, что устроит себе выходной и никого принимать не будет, так что моё удивление смешивается с некоторым негодованием. Этот старикашка, прости Господи, и с собственных похорон уйдёт в студию?       — Ты кого-то ждёшь? — с подозрением спрашивает у меня Чихо, и моё изумление растёт.       — Не-е-ет, — качаю головой я. Да и кто бы мог прийти ко мне в гости, раз официально я не должна была появляться в стране ещё как минимум неделю?       — Хм… Тогда кто бы это мог быть?.. — мужчина встаёт из-за стола и направляется к выходу, по пути останавливаясь напротив меня, с особой заботой кладя руку мне на плечо и подмигивая. — Иди умывайся, это скорее всего ко мне. Как раз закончишь, как они уйдут, копуша.       Преодолевая любопытство, я плетусь в ванную, уже в коридоре слыша чей-то писклявый девичий голос. Наверняка кто-то из молодняка. Просили же сегодня не беспокоить!..       Закрыв дверь ванной, я встаю перед раковиной и внимательно вглядываюсь в отражение в зеркале над ней. Оттуда на меня смотрит уже не молодое осунувшееся лицо, проглядывающая сквозь крашенные поредевшие волосы седина, потерявшее былые формы тело — я уже давно не являюсь красоткой, и если бы не всё те же, как и раньше, яркие глаза, единственная часть тела, на которую мне ещё не противно смотреть, особенно когда на пороге появляются благоухающие стройняшки, то все зеркала в доме были бы разбиты или завешаны. Хотя дряхлой морщинистой старухой меня тоже назвать нельзя: гены. К тому же я всегда говорила, что доживу до ста двадцати, так что, может, это вообще не старость, а самый расцвет моих сил!.. Не так всё плохо.       Умывшись и приведя себя в порядок, я направляюсь в гостиную, ожидая, как и говорил Чихо, найти её пустой. Однако на диване, оперевшись на руки и сложа ногу на ногу, сидит молодая ярко раскрашенная особа с хвостиками, а напротив неё — мой муж. Девушка одета в вызывающую полупрозрачную фиолетовую блузку, сквозь которую проглядывает отсутствие нижнего белья, и, не замечая меня, заискивающе улыбается Чихо, чью реакцию мне не удаётся увидеть, ибо мужчина сидит ко мне спиной. Возмутительно. Не говоря уже о том, что юбка дамочки втрое короче тех, что разрешалось носить в мои годы. Ранее за такой наряд легко можно было получить всеобщее осуждение, однако нынче у молодёжи совсем не осталось чувства приличия. О времена, о мода! О нравах вообще молчу…        — …ведь такой талант, как я, не может петь бэк-партии, верно? Зико-саджанним*, вы сами говорили, что мне есть куда расти. Вот я и хочу показать это, — кокетливо лепечет красавица и, совершенно не стесняясь, меняет положение ног, отчего на миг даже я с другого конца комнаты вижу белизну её трусиков. Вот ш!.. В смысле… Как возмутительно!       Вероятно, я источаю слишком сильную ауру раздражения или же слишком громко соплю — со временем моему носу стало ещё хуже, — но Чихо оборачивается, и я, до хруста в челюсти злясь ещё больше, вижу его почерневший от времени оскал. И нет, это не та похотливая ухмылка желания, что наверняка появляется у любого мужичины, с которым заигрывает эта особа, — мужу весело, и меня от этого даже колотить начинает. Почему бы ему просто не выгнать эту малолетнюю развратницу?!       — Боюсь, что моё решение окончательное, — со смехом произносит Чихо снимая очки и вытирая слёзы смеха с глаз, и по лицу девушки проходит тень недоумения. — Главная партия останется за Ын Бин, а ты будешь бэк-вокалисткой.       — Но ведь, Зико-саджанним, — вновь хлопает ресницами девушка, пропиливая властным взглядом моего мужа и принимая какое-то очередное вульгарное положение, — Ын Бин не вытягивает эти партии. Вы могли бы послушать мой голосочек на более высоких нотах, чтобы убедиться, что я…       — Я уже всё сказал, — уже без улыбки отрезает Чихо, и я, не сдерживая довольного хмыканья, оставляю их двоих, уходя на кухню. С этим камнем такой метод никогда не работал, даже во времена расцвета его мужских сил. Лично было проверено, увы.       Через некоторое время входная дверь громко хлопает, и едва не светящийся от самодовольствия Чихо со смешанными чувствами на лице входит в кухню.       — Ты видела это? — и смеётся, и злится муж. — Нахальный ребёнок! Пришла сюда вместо уроков в школе!       — Предлагаю выгнать её из компании в целом, — кривлюсь я, намазывая очередной ломтик хлеба паштетом. Что-что, а прожорливость моя с годами не увяла… в отличие от всего стального, если сравнивать меня с молоденькими дурочками, такими как наша недавняя гостья.       — Ой-ой-ой, что это такое? — улюлюкает Чихо, садясь напротив и нагло отбирая у меня из рук бутерброд. — Стара, как мир, а всё ревнуешь?       Я вновь поджимаю губы, и муж открыто смеётся.       — Да иди ты, — фыркаю я, наблюдая за его довольной жующей рожей. — Кто ты такой, чтобы я ревновала? То ли дело один из моих молоденьких коллег!.. Видел бы ты его подтянутый зад, ух!       — Да-да-да, конечно. Укусишь его яблочки и последние зубы в них оставишь, рухлядь, — Чихо прекрасно знает, что кроме новых книжек и древних китайских текстов моё внимание, кажется, ничего уже не возбуждает. — Ой, жена, смотри! Я, кажется, испа-а-ачкался! — эгьёшно тянет этот морщинистый старикан, надувая губки. — Не хочешь романтично вытереть мне ротик?       — Могу только кинуть в тебя полотенцем, — посмеиваюсь я, но всё же тянусь к лицу мужа. Тот довольно хрюкает и отпивает фруктовый коктейль из моей кружки.       Закончив завтрак, во время которого мы снова гневно обсуждаем произошедший инцидент и Чихо вкратце рассказывает мне, как изменились дела его подопечных за последние сутки, мы оба решаем вернуться в гостиную и посмотреть какой-нибудь фильм нашей молодости, где нет настолько вульгарных подростков и вызывающего поведения, однако на полпути к дивану мои колени снова вспоминают о своём недуге, и их простреливает острая боль. Заботливый старый качок в лице Чихо тут же порывается как в давние времена понести меня на руках, но я в волнении отпихиваю его от себя.       — Куда ты со своей спиной, мачо седовласый?! Сама дойду.       — Тогда опирайся на меня, — упрямо качает головой муж и, доведя меня до дивана, серьёзно хмурится. — Где твоя мазь?       — В моём кабинете на столике, — отвечаю я, морщась и потирая колени, а Чихо уже мчится вверх по лестнице.       Да, у каждого из нас есть по своему кабинету, чтобы мы не мешали друг другу, пока работаем. Кабинет Чихо заставлен музыкальным оборудованием, ибо, как и говорил, он не собирается бросать музыку. Зачастую он приглашает туда кого-то из своих артистов и называет это «брать работу на дом». Хотя это даже несколько удивительно, ведь я была уверена, что после выхода из моды рэпа, который полностью заменила попса, Чихо впадёт в депрессию. Однако нет, мой муж всё ещё является начальником своего собственного агентства и помогает писать композиции начинающим артистам, которых держит под своим крылом. А рэп, который долгое время пишется в стол, иногда даже выходит в свет небольшим тиражом копий на сто пятьдесят тысяч: для меня и истинных фанатов. Горжусь им.       Сама же по образованию лингвист. Сейчас весна, я решила немного передохнуть, а потому преждевременно взяла на перевод недавно вышедшую книгу молодого малоизвестного автора и принялась адаптировать её с китайского на корейский язык.       Вернувшийся Чихо, кряхтя, осторожно опускается передо мной и, окуная пальцы в жирную пахучую жижу в баночке, начинает любовно скользить худыми сморщенными и тёплыми руками по моим больным несколько волосатым коленкам, отпуская шутки про пит-стоп и древних рептилоидов. Вспоминая времена, когда я также растирала мазь по его скрюченной от приступа спине, я улыбаюсь.       — Кхоям не говорил, когда собирается приехать?       — Нет, — чувствуя постепенное облегчение в суставах, выдыхаю я. — Они всем семейством поехали в Осаку отвезти детей к той бабушке.       — А к этой бабушке когда привезут? Я не видел внуков с декабря, кажется!       — Ну-ну, бабушка-Чихо, скоро Нана должна наведаться в гости, на других внуков посмотришь. Они с мужем недавно новую машину купили.       — Уже скоро век кончится, а люди всё никак не могут изобрести не то что телепорт, а хотя бы летающие автомобили, вот это как называется, а? Ещё в те девяностые Терминатора придумали, а нынче что? Автокормилка рыбок, серьёзно?       Я лишь посмеиваюсь, ибо сказать мне на это нечего. После запрета на усовершенствование роботов десять лет назад научный прогресс действительно застопорился. А всё из-за страха большинства людей, что машины всё-таки восстанут и поработят нас. Бред, правда?       — Знаешь, — немного помолчав, снова начинает Чихо, — мне, конечно, неприятно это говорить, но… Думаю, тебе пора завязывать с поездками. Переходи на домашний перевод книг. Ты уже не так молода, чтобы гробить своё здоровье в разъездах, тебе нужно поберечься.       — Завязать с поездками? — хмыкаю я. — Легко тебе говорить, сам-то при деле.       Чихо вздыхает, опуская голову и вытирая руки о полотенце.       — Тот саундтрек, что мне заказали, не получается у меня уже неделю. Последние полгода я просто не могу выдавить из себя и ноты. Так что, скорее всего, мне тоже стоит подумать о других занятиях. Хотя с моими подопечными скучать не приходится. Сама видела.       — Неужели на этот раз Зико точно отправится на покой? — с явным сомнением приподнимаю бровь я. Подобный разговор повторялся уже не раз, но мы всё равно умудрялись находить силы для продолжения своих занятий.       — Ну надо же когда-то благородно уступить золотой трон новому поколению.       — Только, пожалуйста, не такому талантливому, как та девчушка, ладно?       — Как скажешь, жёнушка, — хихикает Чихо и вновь замолкает. — Обещаешь поддерживать и любить меня, даже если окажется, что я больше не способен создавать музыку?       — Глупый вопрос, Чихо, — глажу мужа по голове я, зарываясь пальцами в его жёсткие редкие волосы. — Я, конечно, понимаю, как это важно для тебя, но выходила за тебя вовсе не поэтому.       — И всё-таки, — настаивает он, поднимая на меня несколько влажный взгляд и сжимая в пальцах мою руку. — Ты ведь обещаешь быть рядом, когда мир официально отвернётся от меня и признает «исписавшимся», «устаревшим», «вышедшем в отставку»?       Моё сердце замирает от его слов, понимая, что сейчас прозвучало то, что терзало Чихо не один год.       — Конечно буду. Мы ж с тобой и в горе и радости, помнишь?       Чихо сжимает губы, сглатывает, отводит глаза, всячески пытаясь сдержать эмоции, но даже в уголке моего глаза появляется капелька. Не знаю, что точно послужило причиной его внезапного вопроса: очередной творческий кризис, недавние предостережения врачей насчёт его сердца, или же та девчонка наговорила ему каких-то гадостей, — но, растроганная, я прижимаю этого старого, лысеющего мужчину с чернеющими зубами, морщинистой кожей и духами скунса к своей груди и стискиваю в объятьях.       — Если конечно, доживу до того далёкого времени, когда мир в конец сойдёт с ума и от тебя отвернётся. Да и как я могу поступить по-другому, зная, что ты при любом раскладе останешься со мной, если мне всё же придётся сесть в коляску? — улыбаюсь я, вдыхая витающий вокруг аромат травяной мази.       — Ну я как-то обещал вывезти тебя в парк с агрессивными белками, собрать народ и начать принимать ставки на победителя, — тайком вытирает уголок глаза Чихо, по старой привычке отбиваясь шутками от чувственных слов. — Ох, да! У нас же сегодня выходной, а это напомнило мне один фильм!..       — Только не драму, — следуя примеру мужа, беру себя в руки я.       — Не дождётесь, дамочка. Только ужасы, только хардкор. Будете визжать и хватать меня за руку. Беги за корвалолом, старая карга, я ща найду тебе шедевр!       И, ткнув на встроенную в столик панель, он принимается за поиски какого-то старого, как мы, фильма.