Бессовестные твари мнут георгины

Когда на подоконник в спальне прилетает приличный по своим размерам лизун, из которого почему-то торчат редкие травинки, Хёнджин прикладывает уйму усилий, чтобы не метнуться к окну и не свернуть шею умнику, посмевшему так бессовестно мусорить в его доме. Наверное, только осознание, что это всё-таки его приятель, удерживает вампира от мести. С каких пор Феликс записался ему в товарищи, он сам не знает, но только от того, что они обозначили свои отношения "дружескими", легче не стало. — Может, вылезешь? — Хёнджин откладывает книгу в сторону и поднимается с кровати. На фоне неспешно покачивающихся на ветру веток появляется светлая макушка, а затем и весь Феликс целиком. Он забирается на подоконник с ногами и, предварительно стряхнув разноцветную субстанцию на улицу, усаживается на него. — Это что? — задаёт резонный вопрос хозяин квартиры. — Это я, — словно специально решая позлить Хёнджина, отвечает гость и улыбается, совершая мини-реверанс, — а если ты про лизуна, то это предупредительный знак. Хёнджин вновь возвращается к мысли о сворачивании шеи и думает, что изгнание из клана за нарушение закона о перемирии между оборотнями и вампирами — не такое уж и суровое наказание. — Я так и знал, что ты забудешь, — Феликс соскакивает на пол, не заботясь о чистоте паркета. - Ну представь, залезаю я к тебе, такой, а тут маман твоя сидит. Оправдывайся потом перед ней, почему к тебе по ночам волки лазят. А раз ты мне ответил, значит, всё в порядке, и можно входить. — Входить — мягко сказано, — фыркает Хёнджин, ведя плечом. — Хорошо, но почему этой гадостью? — Нет, ну в следующий раз ком земли брошу, без проблем. Феликс делает круг, обходя комнату по периметру, и подцепляет за корешок раскрытую книгу, минутой ранее оставленную Хёнджином. — Стивен Кинг... Как символично, нечисть читает про нечисть, — он с трудом сдерживает смешок и чуть не получает по лицу, вовремя увернувшись. — Попридержи язык, щеночек, — цедит сквозь зубы Хёнджин. — Или что, подаришь мне поцелуй смерти? — Феликс неожиданно вытягивает губы трубочкой и приближается к лицу опешившего вампира. Хёнджин тут же отталкивает оборотня от себя, силясь выглядеть невозмутимо и рассерженно, но сам буквально чувствует, что весь его вид кроме растерянности ничего не выражает. — Тупая шутка, — кое-как выдавливает он, снова беря в руки книгу, и начинает перелистывать страницы, создавая иллюзию деятельности. — Я вообще-то заходил сказать, что Чан будет ждать тебя после часа, — Феликс моментально переключается и разом оказывается возле окна, перекидывая через подоконник ногу. — Я не приду, — отвечает Хёнджин уже лишь колышущимся на ветру занавескам. Вампир готов проклясть тот день, когда встретил Феликса. С его приходом в быту Хёнджина многие вещи перевернулись с ног на голову. Причём нехило так перевернулись, ещё и тройной тулуп прыгнули. У него клан, обязанности, семья, мама, которую он зовёт только "маман" и не иначе, потому что никакая она ему не мать, а бессердечная вампирша, однажды по своей прихоти отнявшая у приглянувшегося парнишки человеческую жизнь. Со всем этим он существовал относительно спокойно до тех пор, пока однажды на пороге его дома не объявился странный светловолосый оборотень с просьбой помочь выиграть спор. В чём состоял смысл спора, Хёнджину вспоминать до сих пор стыдно, но только волчонок этим не ограничился, а решил войти в компанию своего нового "друга". Что вышло у него очень даже неплохо, учитывая, что Феликс сражал всех своим обаянием, харизмой и низким вкрадчивым голосом. Если начистоту, то и самого Хёнджина тоже. А вот из-за голоса очень хотелось ещё и вжать его в стену, уткнуться носом в шею, вдыхая пряный запах, и сделать много других ну совсем уж странных вещей. Хёнджин вздрагивает. На настенных часах половина первого ночи, в руке книга с загнутой сотню раз страницей, а идти к Чану всё-таки придётся, потому что попробуй ослушайся, когда тебя сын вожака стаи вызывает. Разговор выходит короткий, но насыщенный, и из него Хёнджин, идя домой, делает вывод, что лучшим решением было бы притвориться мёртвым и не приходить. — Какая ирония, я ведь уже мёртв, — вслух восклицает он и скалит клыки своему отражению в витрине кондитерской лавки. Над городком прохладная летняя ночь, вокруг ни души, и только ветер неустанно шепчет на ухо что-то вроде "с-с-слабак". Хёнджину пока не знакомо чувство безысходности, тяжесть предстоящей вечности, он наслаждается жизнью, пользуется отсутствием всяческих межклановых противостояний и хочет существовать в своё удовольствие, не заботясь о завтрашнем дне. Но возможность всегда получать желаемое у него только что бессовестно отняли. Чан, рослый и сильный представитель волчьей стаи, нахмурился, едва только вампир появился в его поле зрения, а затем потребовал отвалить от Феликса. Вот так просто. И никого не волнует, что жертвой в данной ситуации является Хёнджин, а с просьбами отвалить нужно обращаться как раз-таки к надоедливому волчонку. Однако, будь сам Хёнджин инициатором, он не уверен, что отстал бы. Он, хоть и упрямый осёл, но себе признаться, что с Феликсом ему лучше, чем без, силы находит. Когда вампир видит причину всех своих проблем собственной персоной, стоящую около калитки его дома, то даже не удивляется. — Не ошивайся больше около меня, — бросает Хёнджин, даже не оборачиваясь, и проходит мимо, раскидывая носками кроссовок камешки с дорожки на газон. — Так значит, он и тебе мозги промыл, — хмыкает Феликс, через секунду оказываясь рядом и зевая. — Никто мне ничего не промывал. — Ты вообще его слушать не должен, Чан даже не вожак. Диктует всем правила и думает, что заботится. Он не очень верит в перемирие и считает, что ты на меня плохо влияешь. Хёнджин резко останавливается. Секунду молчит, а потом поворачивается и грубо толкает Феликса в плечо: — Я сам так решил. Ты мне никто. Исчезни уже. Голос звучит твёрдо, уверенно, хотя внутри Хёнджину страшно, больно и противно. Он предпочёл бы что угодно, но не такую ложь. В глазах оборотня творится что-то непонятное, и шаг назад совершается машинально, сам собой. — Боишься, — с некоторым разочарованием тянет Феликс. — Как будто я тебе что-то сделать могу. — Твой яд, — осторожно напоминает Хёнджин. Тот вздыхает. Так глубоко и безысходно, что становится даже немного стыдно. А потом срывается с места и валит замешкавшегося вампира на землю. Они катаются по роскошной клумбе с георгинами, приминая собой благоухающие бутоны и ломая стебли. Наконец оттолкнув противника от себя, Хёнджин не очень-то понимает, какого чёрта, но пытается убежать до тех пор, пока Феликс не прикладывает его виском о мраморный вазон, после чего не видно ни цветов, ни неба, ни оборотня, скалящего клыки в лунном свете. Первое что маячит перед лицом, когда вампир открывает глаза, это Феликс, протягивающий ему мокрое полотенце. — Прилично ты тут валялся, почти полчаса. Тоже мне, спящая красавица. Хёнджин морщится — всё тело затёкшее от лежания в клумбе — и касается щеки ладонью. На пальцах ощущается засохшая кровь. — Ты, придурок, только что убил меня? — он вытирает кровь с виска полотенцем, таращась на Феликса дикими глазами. — Не делай такое лицо, тебе не впервой. Вновь заворочавшуюся жажду мести перекрывает обида и задетое чувство собственного достоинства. Нет, чёрт возьми, ему не впервой, не во второй и даже не в десятый раз, но зачем? — Говори мне после этого, что я тебе никто, — цокает Феликс и протягивает Хёнджину руку, помогая встать. — Ты не слишком-то сопротивлялся и не нанёс мне ни одной серьёзной раны. А ведь я мог тебя укокошить. Хёнджин облизывает пересохшие губы, наконец осознавая. Не важно, как – отравив ядом из клыков или вырвав сердце, пока он был в отключке, Феликс мог спокойно убить его. Но даже живя с этой мыслью довольно долгое время, сам он не попытался свернуть оборотню шею во время драки. — Надеюсь, ты не забыл про вечеринку Чанбина, — вдруг говорит Феликс, на ходу пытаясь напрасно поправить пострадавшие цветы, — пойдём, — затем бесцеремонно хватает Хёнджина за запястье и тянет к калитке, — не волнуйся, ты не выглядишь странно. Ну, для того, кто только что в очередной раз умер, конечно.