Suicide By Star

Их отправили вдвоём на ещё одну миссию. Опять. Канда быстро шагал прочь с перрона, направляясь в сторону ближайшей гостиницы. Дорога до забытой богом деревушки отняла целых два дня. Уже смеркалось. Для октября здесь оказалось, пожалуй, немного прохладно, но ему было плевать. Сейчас он лишь хотел поскорее добраться до какого-нибудь хоть ничтожного ночлега, извлечь Муген из ножен и начищать его до почти идеального холодного блеска. Это помогало отвлечься от всех мыслей и успокоиться. А причиной его неспокойствия в который уже раз стал назойливый Шпендель, докучающий своей болтовнёй на протяжении всего пути, кроме времени, когда он ходил жрать как не в себя — как обычно, чёртов проглот — и спал. Но спал он отчего-то не так много, как того хотелось Канде. Поэтому за мучительные два дня Канда против своей воли, конечно, чего только не наслушался: и последние собранные сплетни из Ордена, и бессмысленные байки «всезнающего» Лави, и возмущения по поводу внезапно всплывшего в памяти Кросса, и пустой дурацки-заоблачный трёп, а кроме этого Уолкер ещё и зачитал вслух нелепую статью из газеты, которая сообщала об очень редком, буквально раз в тысячелетие, астрономическом событии — какой-то там особо крупный звездопад должен был произойти сегодня после полуночи. Канда почти не слушал. И как только у него хватало столько энергии болтать? Аллен торопливо плёлся за ним следом, еле поспевая за огромными шагами. Ему-то, более человечному, погода пришлась не по душе. Застывшие почти до состояния ледышек пальцы не особо успешно грелись в худеньких карманах. Холод, подобно огню, обжигал ничем не закрытую нежную кожу щёк, а также задувал под неплотно прилегающие участки чёрного плаща, который явно не был предназначен для таких погодных условий. От этого он старался как можно сильнее втянуть шею и укутаться в капюшон, что придавало ему довольно забавный нахохленный вид. Хорошо, что Канда этого не видел, а то наверняка не удержался бы от очередного упрёка. Добравшись, наконец, такими перебежками до тёплого, разогретого здания, где можно было заночевать, Аллен довольно выдохнул: пальцам едва ли не обморожение первой степени грозило, или, по крайней мере, ему так казалось. А вот Канда ни на йоту жизнерадостнее не стал, а наоборот помрачнел, словно грозовая туча, ещё больше, как только пухленькая хозяйка трактира услужливо сообщила, что свободная комнатка осталась лишь одна, ведь нынче, к праздникам, много туристов приезжает. Но потом, как бы в оправдание, добавила, что там целых две кровати, «раздельных». На этой реплике Канда саркастично вскинул брови и ядовито бросил что-то в ответ, но ключ всё же взял. Стручок этот гороховый ведь начнёт ныться, изопьёт всю кровь, если узнает, что придётся поморозить задницу ещё некоторое время, чтобы добраться до другого ночлега. Да и не привыкать им ночевать где и как попало. Аллен радостно залетел в комнату вперёд Канды, спешным взглядом огляделся вокруг, по какой-то только ему понятной причине выбрал правую относительно входа кровать, небрежно скинув рядом с ней сумку, и с тем же энтузиазмом оказался у окна, приобретая с каждой долей секунды всё более глупое выражение лица. — Канда, смотри, снег пошёл! — он выглядел как пятилетний ребёнок, который всякую зиму в его пока ещё недолгой жизни верещал при виде первого снега и тут же начинал то ловить его ртом, то бегать кругами, подставляя лицо под маленькие кружащие льдинки. — Как будто первый раз видишь. Тч, Мояши, — театрально отвернулся Канда, скрестив руки на груди. В снегопадах вообще и в первом снеге в частности он не находил ничего восторженного, сказочного, потому что мириады опадающих с неба снежинок мучительно ассоциировались с безжизненно падающими лепестками лотоса, упрятанного за стеклянную тюрьму-часы в его комнате. — Ничего ты не понимаешь! — обиженно возразил Аллен, после чего, недовольный, всё так же обиженно и громко прошагал до кровати обратно, снял плащ и, бережно свернув, уложил на покрывало. Как бы ни хотелось выказать своё негодование, но манеры и, прежде всего, устоявшиеся привычки не позволяли истерично швырнуть что-нибудь да куда-нибудь, а лучше — прямо в лицо Канде. Предчувствуя ещё череду возражений-возмущений, Канда превентивно фыркнул «спать ложись» и сам, подавая пример и решив отложить выхаживание Мугена на утро, улёгся, потушив свет, чтобы Стручку не оставалось возможности делать что-либо другое. Тот, кажется, несколько минут специально громко дышал, никак не желая мириться с тем, что приходится слушать указания старшего — но не намного — экзорциста. И при всём этом спектакле он чуть не забыл, чуть не упустил самого важного: ведь ему обязательно, буквально необходимо поглазеть на звездопад. А поэтому нужно было выждать минут пятьдесят, он сверялся с часами и теперь лежал отсчитывал время, и максимально бесшумно, насколько вообще для человека возможно, выскользнуть из небольшой гостевой комнатушки, да так, чтобы не разбудить чутко спящего Канду. Он же, чёрт его дери, от малейшего шума просыпался обычно — многолетний опыт экзорциста давно стёр в памяти словосочетание «нормальный сон». Правда, к Аллену это не относилось. Время тянулось, капало медлительно и угнетающе, но вот, прикинув по внутреннему биологическому таймеру, Аллен, который прежде лежал не шевелясь, почти не дыша и вообще почти не подавая признаков жизни, со всей осторожностью и профессиональной бесшумностью оторвался с нагретого уже ложа и, прихватив по пути свой плащ, болезненно медленно прокрался к двери, пользуясь адаптировавшимся за это время к темноте зрением. И был бы он успешным победителем в этой сымпровизированной миссии, вот только старые, наверное, много лет не смазанные дверные шарниры предательски заскрипели, нарушив старательно охраняемую тишину в помещении. Аллен сжался, сморщился, готовясь получить рукоятью меча в затылок или, как минимум, пинок под зад. Однако, к его удивлению, ничего такого не последовало в первые три секунды, и он, не искушая судьбу, торопливо выпрыгнул из комнаты, прикрыв дверь с повторным мерзким скрипом. Оставалось только помолиться — Графу, что ли — чтобы спящий красавец всё ещё был спящим. После такой напряжённой работы и эмоционального стресса он размеренно вдохнул полной грудью несколько раз в попытке успокоиться и, стерев тыльной стороной кисти холодную испарину на лбу, укутался в плащ, чтобы смело двинуться на улицу. Ночной воздух встретил его ожидаемым покалывающим морозцем. Снег, к разочарованию Аллена, хоть и сыпался плавно до сих пор, но на земле не задерживался, а таял, либо не долетая вовсе из-за встречи с каким-нибудь теплокровным существом, либо расплавляясь на недостаточно промёрзлой почве. Разочарованно хмыкнув, он уселся на пустующую клумбу, установленную в метре от деревянных стен трактира, и принялся завороженно следить за летящими вниз хлопьями-снежинками, выжидая. Чуть поодаль одиноко накренился поржавевший, но до сих пор услужливый фонарный столб, который был почти единственным источником света для Аллена — постояльцы из других комнат, видимо, уже спали или, напротив, ещё не нагулялись, а сами трактирные окна, что едва ли угасали хоть раз в такое время, выходили с другой стороны. Аллен скрючился чуть сильнее, не подпуская назойливый холод ближе к телу. Он несколько раз сжал пальцы в кулак и, не разжимая, поднёс к лицу, чтобы тёплым дыханием отогреть начинающие подмерзать руки. Сизое облачко пара мгновенно выплыло, расплылось и растворилось в окружающем сумраке. Запихнув руки в карманы, Аллен стал снова наблюдать за пляшущими льдинками, витающими повсюду, где только он мог видеть, и вокруг него. Те, казалось, подразнивали его, то опускаясь на кончик носа, то прохладным и нежным прикосновением задевая щёки, а затем исчезая. Одна снежинка пританцовывала так нагло и близко, что он случайно вдохнул её и сразу же, поморщив нос от щекотливого ощущения, тихо рассмеялся. Однако в это же мгновение чья-то грубая рука с несильным нажимом схватила волосы на загривке и резким движением запрокинула голову назад так, чтобы Аллен, теперь уже болезненно шипящий, смог увидеть лицо. — Канда, придурок, отпусти! — будто чёрные глаза с клокочущей яростью смотрели сверху вниз, желая прожечь другие глаза напротив. — Недомерок, тебе чё не спится? Мало того, что сам шляешься, как бездомный пёс, так ещё и мне спать не даёшь, — каждое слово он процеживал так язвительно и неторопливо, что Аллену инстинктивно, где-то на периферии сознания, стало страшно. Зря он разбудил спящего зверя. Аллен хотел было что-то вставить в ответ, не заботясь о безопасности своей шкурки — как же его бесил иногда этот патлатый мечник, но так и замер с открытым ртом, устремив взгляд куда-то ввысь, намного дальше лица Канды и вообще чего-либо земного. Канда, в свою очередь, заметив перемену лица мелкого паршивца, так и не отпустив его загривок, тоже поднял голову в небо, чтобы понять, чего такого там занимательного нашлось. Он увидел потрясающее, сложно было не признать, зрелище: несчитанное количество светящихся огоньков стремительно летело, спускалось со своей космической невообразимой высоты, чтобы лишь на доли секунд, но озарить собой чёрное небо, скребнуть его бездну в последнем полёте. Канда, конечно, знал, что никакие это не звёзды вовсе — глупое изжившее себя название, а вот Шпендель наверняка верил, восхищался, мечтал. «Наверное, дурацкое у него сейчас лицо», — подумалось Канде. Канда, оторвавшись от созерцания в какой-то степени трагичного падения космических камней, опустил голову, собираясь озвучить свою мысль — грубоватую в привычной манере, поддевающую, раззадоривающую, но та в итоге не возымела никакого выражения, оставшись в закромах сознания. Никакие слова больше не лезли в голову и вообще на язык, как только он приметил тонуще-тлеющие искорки в по-детски ещё широких глазах Аллена, таких восторженных, изучающих недоступную бесконечность. Глаза эти были, конечно же, самыми обычными, самого обычного цвета, просто… Свет так сыграл. Он не успел, да и не мог сосчитать каждый отблеск в серонебесных глазах, он также не знал, сколько секунд или же, как глупо, световых лет прошло с этого мгновения, но в определённый миг всё закончилось, и двое, находясь в том же первоначальном положении, пересеклись взглядами вновь. — Красиво? — теперь Аллен неотрывно смотрел на Канду, и, казалось, неугомонные блёсточки всё ещё щёлкали и лопались на его радужке по инерции. Было так странно, тихо и спокойно, что пролетевшие секунды оборачивались обманчивым наваждением, миражом. Канда всё ещё вглядывался во внезапно обнаруженные миниатюрные копии потемневшего октябрьского неба, что отчасти смущало Аллена. Никто из них не хотел двигаться и нарушать сложившуюся ситуацию: первый был застопорен своими непонятными, противоречивыми чувствами, а второй, эйфорично улыбаясь, просто наслаждался моментом. — Красиво, — пробормотал Канда неуверенно, невнятно, но в то же время определённо. Что-то определённо было красивым ведь.