***
Как давно Усок не чувствовал в своих руках маленькое тело? Когда он успел забыть об этом? Сказать точно не может даже он сам. Всё случилось так быстро… Неделю назад всё было как всегда. Так казалось ему. Проснувшись рано утром, Усок обнаруживает под боком Хёнгу и улыбается. Вчера они немного повздорили, но никто не стал заканчивать этот спор, оба просто ушли в свои комнаты. Но Кан не может спать один. Теперь не может. Потому он тихо пробирается в комнату младшего и ложится рядом, устроив голову на чужом плече, обнимает его и через считанные минуты засыпает. Заботливо поглаживая хёна по голове, парень аккуратно укладывает его на кровать, а сам поднимается и уходит на кухню. Там он немного возится с завтраком и спустя полчаса на столе две порции омлета и небольшая чашка овощного салата. Пока Усок заваривал кофе, Кан уже проснулся и сонный притопал на кухню, лениво потирая заспанные глаза, улыбнулся приятному запаху и случайно наткнулся на соседа, напоровшись на него с чашкой кофе. Всё обошлось и Чон смог удержать напиток на своем месте, добро улыбнувшись, потрепал хёна по голове. Тот виновато улыбнулся ему и похлопал по щеке. — Доброго утречка. — Утречка, хён. Садись, всё уже готово. Хёнгу понимающе кивнул и сел на свой стул, принимаясь за еду. Только после завтрака на сердце у каждого чувствуется неприятный осадок и не смеют они в глаза друг другу посмотреть. Каждый тяжело вздыхает и отодвигает тарелку в сторону, нерешительно поднимая взгляд, оба сказали «прости» и через мгновение рассмеялись. Кан складывает посуду в раковину и принимается ее отмывать, а младший подходит сзади и обнимает за плечи, берёт чистое сухое полотенце и вытирает всё, складывая на полки. Ребята быстро вернулись в комнаты и пошли в душ. Мыть друг друга вошло в привычку. Не обходилось без поцелуев. Синими пятнами горели засосы по всему телу Хёнгу, и приятной болью отдавали царапины на спине Чона, растянувшись на ней красными полосами. После они ещё долго могли просто валяться в кровати, уже чистые и с приятной усталостью уходящего призрака сна. Это был последний выходной на неделе и они позволили остаться дома, не нарушая тёплой и нежной атмосферы чужим присутствием и нервной суетой. Всё было бы прекрасно, но кому это нужно? Вот Судьба так подумала и свалила на эту парочку одну хорошую бывшую Хёнгу. Ему пришлось ответить на звонок и согласиться на встречу сегодня вечером. Эту ночь они провели в разных кроватях. Да и вообще в разных концах города… Усок напился и остался у друга, проспав до вечера, а Кану пришлось отвозить подругу в ее дом, но решив, что ехать домой уже нет смысла, он остался и переночевал у неё на диване и рано утром вернулся домой. Тонсена не оказалось ни в комнате, ни на кухне, ни в зале. Прикрывая лицо рукой, хён позвонил ему и не раз, только ответа не получил. Усок вернулся уже ближе к восьми вечера, не удосужившись объяснить своё отсутствие, пошёл в душ, просидел в ванной около часа. После он просто ушел в свою комнату, игнорируя старшего, нервы которого сдали моментально, как прозвучал хлопок дверью. Кан резко поднялся с кресла и подошёл к двери Усока, сдержанно постучав в неё, спросил: — Не собираешься мне объяснить своё весьма долгое отсутствие? — голос был напряженный, а в интонации прослеживалась нервозность и раздраженность, прикрывающие ярое беспокойство. — Что я должен тебе ответить? Ходил к Юто… — без какого-либо интереса отвечает ему Чон, смотря на экран телефона. — Долго же ты ходил… — с ноткой сарказма произносит Хёнгу, смотря на дверь, прожигает взглядом. — Выпили немного, я и проспал до шести вечера. С кем не бывает. Ты тоже не дома ночевал, очевидно. По всей квартире эта бабская «Шанель №5»… — хмыкает Чон, откладывает мобильный в сторону и вздыхает. — Если у тебя всё, то ложись спать… сегодня я не настроен на продолжение допроса. — Спокойной ночи… — холодно отвечает Хёнгу и уходит в свою комнату, заворачиваясь в одеяло, сжимается в маленький клубочек. — Я просто беспокоился… — шепчет себе под нос хён, вытирая концом одеяла солёные дорожки слёз. Следующий день они проводят совершенно по разному. Хёнгу работает, Усок помогает Юто учить корейский. Хёнгу едет в самый престижный район Сеула, чтобы заключить чуть ли не самый важный контракт в жизни его компании. Директор фирмы, с которой они должны были согласовать сотрудничество, обладал не только высоким социальным статусом, он являлся самым выгодным из поставщиков, и потому Кан должен был оказаться на месте точно в назначенное время, Чон же после занятий с другом пошел на подработку. Спокойная и тихая работа библиотекаря никак не сочеталась с его немного грубыми чертами лица. Пусть и характер его умел подстраиваться под различного рода ситуации, по отношению к Хёнгу он повёл себя однозначно не лучшим образом, и его весь день мучили мысли о надобности поговорить и всё прояснить. Разговор был перенесён на несколько дней. Кан просто не имел желания контактировать с младшим и приходил домой позже, специально задерживался на работе, пахал за троих и без сил возвращался обратно, потому Усок не трогал его. От вида измученного хёна сердце младшего больно сжималось, и он, не решаясь банально дотронуться до плеча, одёргивал руку и уходил в свою комнату. Только нервы у него не железные и скоро этому должен был прийти конец. Он пришёл… к Хёнгу на работу. Чон пришёл к нему, взяв за руку, вывел на лестничную клетку, прижимая к стене, взял за подбородок и заставил смотреть в глаза, как бы хён этого не хотел, ему пришлось, иначе бы это затянулось надолго, а работа не ждёт. Да и долго находиться рядом с ним не хотелось совсем. — Что ты хотел? — спокойно спрашивает его Хёнгу, смотря на него. — Хён, чем закончится этот разговор зависит только от твоих ответов, — сразу предупреждает его Чон, опуская руку на плечо, не сильно сжимает его. — Я понял. Выкладывай. — Ты волновался за меня? — До тебя так долго доходит? — хён отворачивает голову в сторону, в глазах проскальзывает обида, а сердце больно кольнуло от воспоминаний. — Хён… — младший нахмурился, язвительность старшего сейчас очень кстати, чтобы пощекотать нервы обоим. — Прости. Я был немного раздражён. — Немного? — переспросил Хёнгу. Нет, он всё прекрасно слышал, но это «немного» так больно резануло по сердцу. — Ты не немного был раздражён. Тебе было фиолетово вообще на всё, что было вокруг, включая меня. — Хён, не начинай. Я же не устраиваю допросы по поводу твоего «воссоединения» с бывшей пассией! — выдает немного грубо Усок. Глаза старшего мгновенно округлились. — Воссоединения, прости, что? Я конечно встретился с ней, но только для заключения контракта с фирмой её матери. Их компания одна из центральных. Они держат в себе большое количество связей, — возмущению Кана не было предела. — Да как тебе этот бред в голову пришёл… — он закрывает лицо ладонью, вымученно вздыхая. — Иди домой. Там поговорим. — Тогда собирайся. Я отвезу тебя домой. — Чон взял хёна за руку и повёл в кабинет, но тот резко выдернул её. — У меня ещё много работы. У тебя, между прочим, тоже. Иди и не донимай меня больше во время работы! — строго выдаёт Хёнгу и быстрым шагом поднимается по лестнице, возвращаясь к работе. Усок с силой ударил кулаком в стену, прошипев, убрал руку. Кажется только содрал кожу, ничего страшного. Раздраженный и злой он возвращается домой, срываясь на дверь, захлопывает её, и та слетает с петель. Безразлично смотря на неё, парень уходит на кухню, решая приготовить ужин хотя бы себе, потому что хёна он всё равно не дождется, а тратить продукты просто так не особо хочется. К общему удивлению Хёнгу приехал домой раньше, чем планировал, и Усок отдал ему свою порцию, сказав, что уже поужинал. Скромно поблагодарив младшего, Кан садится за стол, только кусок в горло не лезет. Тонсен уходит в свою комнату. Падая на кровать, он задумался над гниющей пустотой в душе, что уютно поселилась внутри и плавно разрасталась, поглощая его всего. Чон не обратил внимания, когда не его плечо легла маленькая тёплая ладонь. Выдержав небольшую паузу, Хёнгу тихо спросил: — Ты хотел… — но его бесцеремонно прервали. — Не стоит… — Усок аккуратно убрал с плеча чужую руку и повернулся, садясь напротив, он устало посмотрел на старшего. — Я думаю… нам не стоит продолжать разговор. Он с самого начала не имел смысла. — А… хорошо, — Кан пожал плечами, смотря на младшего холодно, но в его глазах плескалось и билось беспокойство, тревога. — Тогда, я зря сорвался с работы. — Нет… теперь у тебя немного больше свободного времени, — Чон усмехнулся. — Уходи… так будет лучше. Просто уходи, — сказал Хёнгу, опустив голову. Его голос был пустым и холодным, не выражавшим эмоций. — Мне надоела эта ходьба вокруг да около. Убирайся и не попадайся мне на глаза более, — Кан поднялся с кровати и скрылся в своей комнате, закрывая дверь на замок. Эти слова дались ему нелегко, но так было лучше для них обоих. И они понимали это, но почему сердце кричало, что они совершают самую огромную ошибку в своей жизни… Вдоль зелёных деревьев Чон бродит уже битый час. Он спокойно собрал свои вещи и ушёл. Ключи он положил в почтовый ящик и отправился бродить по безлюдным улицам парка. К Юто идти не хотелось, его присутствие только усугубит ситуацию. Парень был очень активным и имел особенность встревать везде, где не просят. Усмехнувшись, Усок вспоминал, как удивление медленно появлялось на лице японца, а потом его щёки густо краснели, и Юто начинал беспорядочно тараторить извинения на корейско-японском. Подняв голову, он посмотрел в чистое, для столицы ЮК, ночное небо. Были видны даже немногочисленные звёзды. Бесконечность, как губка, впитала в себя бедного парня и не отпускала, отражаясь в его бесконечно-тёмных глазах. Бесконечно-пустой душе и безответно-влюблённом сердце. — Мы сделали что-то не так? Скажи, у нас действительно было всё слишком хорошо, что ты решила всё испортить? Скажи мне, Судьба, твоё хобби — разрушить счастье или сделать счастливыми тех, кто счастья не видел и любви не ощущал? — Чон опускает голову и идёт дальше, поправляя сползающий со спины рюкзак. — Ты сделал меня неизлечимо-больным… Кан Хёнгу, ты виновен в моей, как оказалось, безответной любви и в моём разбитом на крошечные осколки сердце… Вздыхая, Усок не заметил, как через переулки и улицы он пришёл обратно. Он поднялся по лестнице и посмотрел в ящик — ключи были там. Он взял их и уже спускался обратно, но его остановил запыхавшийся, одетый в одну футболку и шорты Хёнгу. Хён поднял на него глаза. Чон прошёл мимо него, но слабый порыв оставшихся сил, остановил его. Кан схватил младшего за край рукава толстовки, крепко сжимая, он не решался начать разговор. Даже просто сказать что-либо. Тонсен попытался выдернуть руку, но хватка только сильнее стала. Он посмотрел на Хёнгу — челка закрывала глаза, но тонкие мокрые дорожки блестели в свете подъездной лампочки. Хён резко потерял равновесие, его ноги подкосились, и он безвольной куклой упал бы на лестницу, но Усок вовремя перехватил его и взял на руки, из вежливости отнёс его домой и уложил на диван. Тихо шмыгая носом, Кан из последних сил держался за воротник толстовки младшего, и когда тот хотел отстраниться, хён сжал одежду в кулаках и приподнялся, утыкаясь в широкое плечо. Усок аккуратно положил ладонь на тёмную макушку и погладил по голове, обнимая старшего. — Не… уходи. Останься… — парень запинался, а частые всхлипы не прекращались. — Я… идиот… — Хён, перестань… — Чон сел на диван, укладывая старшего на плечо, сразу ощущая, как намокает толстовка и майка. — Я знаю, что это глупо… — прерывисто продолжил Хёнгу, — Но я болен… болен тобой. Бредово, но кажется — всё так и есть… — Я понял тебя, хён. Только перестань рыдать, — Усок двумя руками поднимает лицо старшего, улыбается и убирает прилипшие ко лбу прядки волос. — Ты останешься? — новая слеза скатывается по щеке и обрывается на линии подбородка. Тонсен коротко кивает и медленно сокращает расстояние между ними, мягко касается губами солёных дорожек, поцелуями собирает последние слезинки и прижимается щекой к щеке хёна, обнимая так крепко, будто это последний раз и они больше не увидят друг друга. Хёнгу плавится под такими нежностями, расслабляет руки и обвивает их вокруг шеи младшего, чуть откинув голову назад, позволяет целовать его дальше, покрывается стаей мурашек, когда горячие губы касаются ключиц. — Сегодня ты спишь со мной и всю оставшуюся жизнь тоже, — шепчет в губы Усок, увлекая старшего в нежный долгий поцелуй.***