Прилетай скорей

Дверь за спиной захлопнулась, и я встретилась с осуждающим взглядом Владимира Петровича. А что? Я должна была смолчать? Если он терпит оскорбления от этих «легенд спорта», то я не собираюсь. Видимо, у меня на лице было написано, что я обо всем этом думаю и что ко мне лучше не лезть с нравоучениями. Он только тяжело вздохнул и повел нас по коридору к двери с надписью «Медицинский кабинет». Мы все выдохнули с облегчением, когда узнали от врача, что у Лени нет сотрясения и перелома носа. Владимир Петрович проконтролировал прикладывание льда и удалился, ободряюще потрепав меня по плечу. Я сжимала руку Лени. До сих пор сердце колотилось от смеси страха за него и злости на его горе-кумиров. Когда кровь была остановлена, Леня, сидя на высокой койке и болтая ногами, гундосо заговорил: – Люба, перестань трястись надо мной. Со мной ничего не случилось. И я вообще уже взрослый – потерплю! Возмущаться не было сил. Да и у него меня отчитывать – тоже. Поэтому он глубоко вздохнул и грустно посмотрел на стену с плакатами, с которых улыбались загорелые блондины и рассказывали о пользе спорта. – Жаль только, что я не успел взять автограф у Сергея Белова. Это же просто звезда! Мои улегшиеся было чувства сразу взбаламутило очередное мечтательное упоминание какого-то напыщенного баскетболиста. – Это у которого? – едко отозвалась я, скрестив руки на груди. – Того, что обозвал меня курицей-наседкой? Или того, что кинул мяч тебе в лицо?.. – Да случайно он, – выдал Леня таким тоном, будто я – тут девятилетний сорванец, а не он. – А ведь тренировка была просто!.. – и опять он за свое. Ему нос разбили, а он все еще светится от радости. Эх, дети! К нам со сдержанной улыбкой подошел врач и протянул бумажку с рекомендациями. – Можете идти. Все, к счастью, в порядке. – Спасибо большое, – выдохнула я, пряча листок в саквояж. – Эй, боец, – врач весело окликнул Леню, когда тот поплелся за мной к выходу. Мужчина протянул ему открытую жестяную баночку с леденцами монпансье. – Бери. Надо восполнить запас эндорфинов. Леня засветился еще сильнее, чем минуту назад, и выбрал красную конфету. – Какая роскошь, – покачала я головой, как умудренная опытом мамаша. – Спасибо вам. Но, поверьте, у него этих эндорфинов полные штаны. Я топталась на крыльце, наблюдая за тем, как медленно темнеют деревья, как теряются среди них сереющие дорожки. Было уже восемь часов вечера. Тренер явно не щадил своих хваленых подопечных. И правильно. Леня, давно позабывший про свой разбитый нос, считал ступеньки, играл в классики на площадке перед входом и чего только еще ни делал в ожидании Владимира Петровича. Я же в основном прохаживалась туда-сюда, иногда зевая и разминая шею. Саквояж уже оттягивал руку, но положить его где-нибудь мне не хотелось категорически. Вскоре Владимир Петрович появился в сопровождении пары баскетболистов, в том числе знакомого мне усатого хмурого мужчины, одетого сейчас очень чинно, в рубашку, куртку и простые светлые брюки. Владимир Петрович кивнул мне и подошел к автоматам с газировкой. Мы с Леней встали поблизости, невольно становясь свидетелями громкого разговора, который происходил между усачем, тем бугаем с западным акцентом и их тренером. Они говорили о каком-то важном матче, тренировках, поездках – я упорно старалась не слушать, мурлыча под нос какую-то мелодию. Не хватало еще быть уличенной в подслушивании. После нарочито громкого «До свидания!» усача, который собрался уходить, оставляя тренера с товарищем по команде, Леня дернул меня за штанину брюк и запальчиво зашептал: – Вот он, Сергей Белов. Тот, словно услышав его, обернулся в нашу сторону, помедлил и неспешно подошел. Я расправила плечи, готовясь к словесным атакам в свой адрес. – Приводить ребенка на серьезную тренировку по баскетболу было неосмотрительно, – сходу заявил он, смотря на меня своими светлыми пронзительными глазами. Это все, что он может сказать после того, как разбил моему брату нос? – Неосмотрительно было идти в баскетбол, если вы мяч не в состоянии поймать, – холодно сказала я, взглянув на него исподлобья. Сергей сжал челюсти, но промолчал. Повисла напряженная пауза. – Можно автограф? – послышался неожиданно тоненький голос Лени. Я едва удержалась от того, чтобы закатить глаза. Леня просто неисправим! Все еще влюблен в свою сборную. Усы Белова шевельнулись, будто он попытался улыбнуться, и, взяв заранее приготовленные Леней ручку и помятую фотокарточку, расписался отработанным движением, заставив меня хмыкнуть. Какой важный. Часто подписывает клочки бумаги? – Держи, – вполне дружелюбно произнес он. – И извини меня за твой нос, пожалуйста. Я виноват. Леня кивнул, уже явно не помня себя. А Сергей перевел взгляд на мое скептичное лицо, за которым я ловко скрывала изумление. Надо же, они не совсем аборигены в шортиках. Может, он и хотел что-то сказать, но мой сдержанный кивок и приближающийся Владимир Петрович сбили этот настрой. Сергей попрощался с нами всеми и широкими шагами скрылся за углом дворца спорта. – Вы будете пить чай или нет? – с улыбкой поинтересовалась Ксения Вячеславовна, заглядывая в комнату к Шуре, где сейчас обосновались и мы с Леней. Я припаивала проводки в приемнике Шуркиного изобретения, пока он сам листал с Леней роскошные книжки о баскетболе, которые принадлежали Владимиру Петровичу. – Будем, – несказанно весело сказал Шура, и мы все втроем засобирались на кухню. Дети, как это у них принято, отхлебнули немного чая и умчались по своим делам – развлекаться. Я осталась с четой Гаранжиных на их маленькой кухне. – Кхм, – послышалось от Владимира Петровича, и я поняла, что это по мою душу. – Тебе не стоило быть сегодня такой резкой. Сыпать ругательствами при брате… Прежде чем я успела праведно возмутиться, Ксения Вячеславовна положила ладонь на руку мужа, и тот со вздохом проглотил очередные воспитательные речи. Я ни в какой мере не ощущала себя неправой, так что хорошо, что эта тема больше не поднималась. – Шура говорил, что ты разобралась с его проблемами в приемнике, – отпив из дымящейся чашки, участливо сказала Ксения Вячеславовна. – Он очень доволен, что вы с Леней пришли. – Я рада, – я искренне улыбнулась. В их обществе прекрасно отдыхалось, они словно были моими тетей и дядей, которых у меня никогда не было. Было приятно просто так посидеть, попить чай и забыть о проблемах, скопившихся за темным окном уютной кухоньки. – И еще ты отличная сестра, – продолжила Ксения Вячеславовна, – Леня от тебя без ума. Я не переставала улыбаться, смущаясь, пока мои часы не напомнили мне, который час. Залпом допив очередную порцию чая, я пошла за Леней. И обнаружила, что он спит, свернувшись в кресле в комнате Шуры, который тоже дремал с книгой на коленях. Я нерешительно замерла в дверях комнаты, освещенной только настольной лампой, в свете которой казалось, что этот детский покой ни за что нельзя нарушать. – Пусть он останется, – за моей спиной прозвучал проникновенный голос Владимира Петровича. – Не люблю я их будить, они такие милые во сне. Под его тихий смех мы прикрыли дверь. – Как-то неудобно, – промямлила я, не зная, что решить. С одной стороны, Леня явно пригрелся, и мне не хотелось его тащить домой, полусонного и капризного. А с другой – ну что это такое? – оставить его здесь, сделав обузой для другой семьи. Но они мне не чужие ведь. – Брось, Люба. Не беспокойся, с ним все будет прекрасно. К тому же ты наверняка устала с его энергией весь день воевать, – настаивала Ксения Вячеславовна. – Точно. Нервов на этого парня не хватит, – вступил развеселившийся Владимир Петрович. – Будущий чемпион растет. На меня все сыпались и сыпались добрые слова, и я не смогла устоять. Медленно натягивая туфли, я подпитывала всеми силами теплящееся в груди чувство домашнего тепла. Но оно испарилось, стоило мне вспомнить про свой полупустой дом, где мама, наверное, готовилась сейчас ко сну совсем одна. И она меня просила напомнить Гаранжиным про… Я, старательно делая вид, что открываю входную дверь, отвернулась, чтобы они не увидели моего понурого лица, которое готова была исказить гримаса боли. – 19-го годовщина… папиной смерти. Приходите, пожалуйста. Мы собираем самых… близких, – мне требовались короткие паузы, чтобы успокаивать трясущийся голос. Я не оглянулась на их печальное «Конечно». Почему-то показалось, что они и без меня все помнили и поэтому были такими удивительно милыми сегодня. Я глухо попрощалась и выскользнула за дверь, переводя дыхание. Оказавшись в одиночестве, где никто точно не мог меня увидеть, я на пару секунд дала волю слезам, нещадно щипавшим глаза. «Опустела без тебя земля. Как мне несколько часов прожить? Так же падает листва в садах, И куда-то все спешат такси. Только пусто на земле одной, без тебя…» Я шла по пустынным улицам, слушая свои шаги и музыку, играющую в голове. Когда-нибудь изобретут удобное устройство, благодаря которому можно будет везде слушать песни, льющиеся прямо тебе в уши. Этого порой так недоставало, чтобы заглушить мысли, которые рано или поздно вытесняли из головы все, что ты так упорно пытался там сохранить и закрепить, сделать происходящее хоть немного легче. Мне так нравилась моя летняя жизнь, полная событий, которых в учебное время никогда не хватало. Эти события все время перетягивали на себя одеяло моего внимания и отвлекали от бед. Вот только это был мой первый июнь, любимый месяц, без папы. И я боялась, что наступит момент, когда я сломаюсь под натиском воспоминаний, клубящихся в теплом летнем воздухе. Папа научил меня всему, что я знаю и чем я сейчас живу. Я не представляю, как воспоминания о нем еще не заставили меня отказаться от радиотехники или грампластинок. Во всем был он. Каждая моя отвертка, каждая заслушанная до дыр пластинка хранили тепло его жизни. Он ушел быстро и непозволительно просто. По щелчку пальцев, который никто не успел уловить, оказался по ту сторону неизвестной завесы. И все. Не исправить, не вернуть, не спасти… 19-ое июня – впереди долгожданный отпуск, – автобус №26 – самый быстрый путь до дома с работы, – вечер – все пассажиры устали и мечтают об ужине в кругу семьи. Отказ тормозов, падение с моста в овраг – погибли все. Я задохнулась, представляя уже привычную для меня нарезку событий, которых я никогда не видела, но которые все равно были так ужасны. Закрытый гроб. Хватит! Я же хорошо справлялась, не думала, жила дальше. Но почему это все еще так невыносимо тяжело, так безжалостно рвет душу на части? Вытирая слезы тыльными сторонами ладоней, я обнаружила себя возле дворца спорта. Сейчас он был зловеще пуст, нависал черно-серой громадиной, давил даже на меня, а ведь я не отдавала ему жизнь, которую он с готовностью бы заглотил… Длинная фигура в светлой одежде сбежала по ступенькам, поправляя сумку на плече. Я нахмурилась. Думала, что уже давно все закрыто. Но явно не для звездного баскетболиста Сергея Белова. А это был именно он. Я не хотела с ним встречаться, но не успела сделать вид, что его не заметила. Он тоже. Так и замерли мы, смотря друг на друга, пойманные врасплох и сбитые этим с толку. Разойтись было бы намного проще, но не теперь. Ни я, ни он не могли позволить себе такую вопиющую невежливость. Почему-то. Или он просто задумался о вечном и случайно встал напротив меня под мигающим фонарем. – Добрый вечер, – наконец сказала я. Сергей, видимо, мог молчать с суровым видом до бесконечности. – Добрый вечер. Долг исполнен, можно идти домой. Я устремилась вперед побыстрее, почувствовав, что мои щеки до сих пор были мокрыми и наверняка блестели в неверном свете уличных фонарей. Через пару минут ходьбы, возвращаясь к своим безрадостным мыслям, я заметила, что Сергей идет за мной. На почтительном расстоянии, конечно. Я подозрительно обернулась, а он спокойно заверил меня, что нам просто в одну сторону. Да, это был самый неуютный поход домой на моей памяти. За мной шел знакомый человек, а я делала вид, что совершенно его не знаю и вообще не замечаю. У меня уже шея начала болеть от напряжения, которое я испытывала, пытаясь наступить на горло своей совести, вопившей о том, что я выгляжу как злобная, некультурная невежда. И я снова не выдержала молчания первой. Оказалось, что достаточно двухминутного знакомства – весьма сомнительного, к слову, – чтобы начать чувствовать себя обязанной вести себя соответственно. – А вы что так поздно делали во дворце спорта? – спросила я, дождавшись, когда Сергей поравняется со мной. Он скосил на меня глаза, скрытые тенью от резко выдающихся надбровных дуг. – Занимался. Я охнула от неподдельного удивления. – А не слишком ли для одного дня? – Не слишком для того, кто хочет чего-то добиться, – Сергей отвечал холодно и равнодушно, и было понятно, что он не шибко рад моему обществу. – Нездоровая одержимость какая-то. Вы себя доконаете. – Сейчас бы слушать нравоучительные советы от человека, который о спорте явно знает меньше кого бы то ни было. Я, уязвленная, вздохнула, но поняла, что он прав. Разумеется. Куда уж простой девушке против ходячей легенды с кирпичом вместо лица. И надо было мне лезть к нему? Человек-прямолинейность – у меня с такими никогда не было сладу. – Что у вас там? – он без интереса кивнул на мой саквояж. – Инструменты, – буркнула я. – А тот самый паяльник там? Шутка ли? Я посмотрела на него с недоверием. – О да, – в конце концов выразительно оповестила я. Мы шли рядом в полном молчании еще какое-то время. Я не знала, как продолжить разговор, и чувствовала еще большую нервозность, чем когда он просто шел позади. Мне уже начало казаться, что мы живем с ним в одном доме и идти нам так, как дуракам, довольно долго, когда вдруг Сергей опять заговорил. – Как ваш брат? – на этот раз в его голосе внезапно прозвучали какие-то эмоции. – Леня в порядке. Спасибо. Сергей кивнул. – А чем вы занимаетесь? Вот это был очень неожиданный вопрос. Я поудобнее перехватила саквояж и улыбнулась краем губ. – Учусь в МЭИ на радиотехническом. В свободное время чиню технику на дому. – МЭИ? Ах да, он, кроме физкультурных, ничего не знает же. – Московский энергетический институт. Если будут какие-то проблемы с электроникой, обращайтесь. – Учту, – еще кивок и затяжная пауза. – Ваш вид совсем не соответствует вашей профессии, – взглянув на меня со скрытой насмешкой, отметил Белов. – Хотя ваш взгляд очень красноречиво намекает на возможность паяльника оказаться в чьей-нибудь заднице. Я невольно хихикнула. Не знаю, зачем, но он разрядил обстановку. И улыбался он своими усами очень забавно. Видимо, все-таки неприязни я у него не вызвала. Что ж, неплохо. Мы дошли до перекрестка, где редко-редко проезжали одинокие такси. Остановились, понимая, что теперь пути расходятся. – У меня недавно что-то случилось с катушечным проигрывателем, – сообщил Сергей будничным тоном. – Совсем нет времени сесть и разобраться. Может, вы поможете? Сколько берете? – От пятидесяти копеек до трех рублей. В зависимости от поломки. Его усы снова дернулись. – Хватка что надо. Давайте свой телефон, я вам позвоню. Вот так просто. Поразительная прямота и спокойствие. Сергей был абсолютно отрешен от всего мира с его бытовыми проблемами. Ему не нужны были раскачивания и хождения вокруг да около. Похоже, спортивная привычка, вошедшая в жизнь, под кожу прямиком. Брать и делать. Тренировки до полуночи, разговоры только по делу, точность слов и бросков. Если дали мяч, он будет в кольце. На примере Сергея было проще простого понять, как работает настоящий спортсмен. Живет от свистка до свистка, на площадке. Мы разошлись с миром. Так и не перейдя на «ты», сказав друг другу только «До свидания» – разные пути под светом одинаковых фонарей.