Пусть...

Опустившаяся на степь ночь больше не пьянила горько-пряным ароматом полыни, не кружила голову, не нашептывала прохладным ветром — все в одночасье словно сняло как рукой, оставляя маршалу лишь металлический привкус страха. Солнце село — мальчишка не вернулся… Рокэ, бросив тяжелый взгляд на светлый еще горизонт, тряхнул головой и задернул полог палатки, где его ожидали генералы и старик Бонифаций. Маршал легко опустился в свое кресло и, укрывая внутри себя копошившийся страх за дурного мальчишку, не дрогнувшей рукой, щедро плеснул в стаканы касеру. — Поздно уже… — с тоскливым ожиданием начал было Эмиль, но Рокэ, резким движением руки, заставил его замолчать, точно зная к чему это сказано — Не желаю ничего слышать! — Удивительно легко произнес он, и, ставя окончательную точку в болезненной для себя теме, добавил: — Дураку - дурная смерть… — Ну почему же сразу смерть, помилуйте, Рокэ, — протестующе пожевал пухлыми губами Бонифаций. — Не помилую! — фыркнул маршал, протягивая святому отцу его стакан, — удавлю собственными руками… — а потом чуть тише, только для себя горько добавил, — если, конечно, вернется. — Ты слишком суров к мальчику, — подал взволнованный голос Курт, — он столько пережил за эти два дня… — Хватит уже об этом! — рявкнул Рокэ, понимая, что этим он выдает себя и свой страх с головой. — Не хочу ничего знать… В палатке воцарилась гнетущая тишина. Эмиль, сжав губы в белую полосу, отводил взгляд, осуждая… Рокэ злился на него за это. За правоту, за то, что Савиньяк был невиновен в побеге Ричарда, что имел права переживать открыто. Рокэ сделал глоток. Касера обожгла нёбо, прокатилась огнем по пищеводу, запылала в пустом желудке. Рокэ не ел ничего с утра. Разве ж мог? Как дурак, весь день ждал возвращения следопытов, что отправились на поиски взбрыкнувшего маленького паршивца. Окделла не было. Сбежав, Ричард унес с собой и аппетит своего монсеньора, а так же его покой и, похоже разум. Рокэ закрыл глаза, залпом допивая оставшуюся в стакане касеру. Да что ж за напасть такая? К чему эти смешные метания, этот страх, который бесчувственному Алве был совершенно не к лицу? Зачем, Рокэ?! Что тебе от того, что твоего недалекого юношу сожрут в степи ызарги или уже растерзали кружащие вокруг лагеря барсы? Ответа на эти вопросы Рокэ дать не мог, так же как и отмахнуться от липкого ледяного ужаса, который заливал душу, стоило лишь подумать о том, что где-то там, в темноте, лежит растерзанное тело Окделла. Проглотив содержимое своего стакана Бонифаций удрученно крякнул, выражая общее мнение о происходящем. За Ричарда переживали все, и каждый, в той или иной мере, винил в случившемся резкость, которую себе позволил с юным герцогом Рокэ. Алва снова наполнил опустевшие стаканы. Пили без тостов, не чокаясь, словно на поминках… Разговор не клеился, несмотря на то, что обсудить было что, но все мысли, всех собравшихся в палатке Первого маршала, неизменно возвращались к сгинувшему в степи мальчишке. Даже если бы Рокэ признался в том, что был неправ, что слишком жестоко обошелся с идиотом Феншо, что напрасно спустил на измученного горем (это было очевидно и нервировало Рокэ в первую очередь) Окделла свое раздражение, не было нужды казнить пленных на глазах у впечатлительного и совершенно не кровожадного юноши. Это было сделано нарочно. Рокэ желал уколоть страдавшего по Оскару Ричарда сильнее, до крови… беспочвенно ревнуя уже к трупу. Вот и получил. Стало лучше? Второй стакан тоже не принес ни желаемого облегчения, ни расслабленности. Страх, застрявший в сердце тупой иглой, никуда не делся. И вот когда Рокэ едва удерживал себя от того, чтобы вскочить на ноги и не говоря ни слова собравшимся выйти прочь, чтобы дать волю раздирающему грудь волнению, за пределами палатки послышался стук копыт и радостные крики адуанов: «Нашелся, барчук монсеньоров! Живой, шельма…» Рокэ беззвучно вздохнув, закусил изнутри щеку, не позволяя себе обнаружить недостойную его милости радость, и прикрыл лицо безразличным спокойным выражением, не глядя в сторону бросившегося к выходу Эмиля. Пусть… Пусть только представится случай, он, Рокэ Алва, непременно спросит со своего глупого юноши за каждый миг этого унизительного страха. Пусть пока живет, дышит, делает глупости… Но придет момент, когда Рокэ возьмет свое и Ричард ответит ему за все, за каждую минуту этого жуткого ожидания и за каждую страшную картину, что возникала у маршала перед глазами, а пока… Пусть проходит и выпьет касеры.