Подвластны магу ночь и день И даже ход планет. И всемогущ ты, чародей, И в то же время нет. Ты можешь свет во тьме зажечь И гору разрубить, Только сердцу не прикажешь, Только сердцу не прикажешь, Человеческому сердцу не прикажешь полюбить.
— Кира Анатольевна Шемаханская — крупнейшая фигура в нашем деле, доктор наук, маг первой величины. Вот к ней ходить не надо. Неизвестно, чем это может закончиться, — Ковров внимательно посмотрел на Ивана, раздумывая, все ли понял товарищ. — Алёна сходила? — Сходила, — согласился Иван, посмотрев на скатерть-самобранку. В его голове тут же родился образ язвительной, старой девы, которая только сидит в кабинете и разговаривает со множеством других ученых и тихо завидует молодым девушкам. Вот поэтому и заколдовала! — заключил Пухов. — Просто позавидовала, что Алёнушка уже замуж выходит, а она — доктор наук — так и осталась одинокой… А если замужем? — опять задумался Иван… — Почему вдруг лишь упоминание какой-то незнакомой женщины родило в моей голове столько мыслей? — он медленно тряхнул головой. — Вот теперь её спасать надо, — осмысленно произнес Ковров. — Так что же делать? — задумавшись, произнес Иван. В его голову ну никак не приходили действительно реальные идеи. Надо было срочно предпринять хоть какие-то действия ради Алёны! — Есть одна идея, — с сомнением произнес Ковров. Давно уже никто никого не заколдовывал… А тут!***
— Пожалуйста, товарищи, прошу вас… Мы вас ждем, — Кира Анатольевна немного улыбнулась. — Что вы нам исполните? — она немного приподняла брови, смотря на «руководителя» ансамбля. — Песня о снегурочке… — храбро произнес Иван. Образ старой девы рассыпался, как карточный домик. Перед ним была женщина со строгой, непреклонной красотой. И с удивительными глазами… Иван сжал губы и попытался найти глазами Алёну… Нашел. Вот она знакомая и совсем незнакомая… — О, замечательно… — она вновь улыбнулась, — как раз для нового года… — Шемаханскую дернул за руку Сатанеев. Что-то стал говорить и глаз ещё не отрывает от Алёнушки. Ивану хотелось хорошенько ударить этого «товарища». Нина дернула его за рукав и прошептала совсем тихонечко другое название. — Песенка о снежинке, — вновь взглянул на директрису Пухов. Он никак не мог осознать, что вот эта женщина — Кира Анатольевна Шемаханская — та, которая заколдовала его невесту. Возможно, заколдовала не из зависти… — вновь продолжил свою мысль Иванушка. Во время показательного выступления Нины Иванушка глаз отвести от любимой Алёнушки не мог. — А мне этот молодой человек очень нравится… — Кира Анатольевна улыбнулась и сделала вид, что не заметила перекосившегося лица Сатанеева. А как только сказка закончилась и сестрёнка перестала петь песенку, Пухов вновь увидел директрису. — Товарищ Камнеедов, проснитесь и наведите порядок, — совершенно спокойно произнесла Шемаханская, наблюдая, как заколдованная хотела поцеловать руководителя.***
Быть может, магия твоя На все найдет ответ, Откроет тайну бытия И вечности секрет, И философский камень ты Сумеешь раздобыть, Только сердцу не прикажешь, Только сердцу не прикажешь, Человеческому сердцу не прикажешь полюбить.
— Верните мне невесту! — Иван смотрел на Шемаханскую несколько гневно. — Что? — Кира Анатольевна подняла брови и совершенно спокойно смотрела на молодого человека. Иван немного оторопел — у неё голос властный, спокойный, нежный, хоть и чуть грубоватый. Иван не мог теперь оторвать свои глаза от глаз директрисы. Большие, и кажутся немного кошачьими, серо-голубые — глаза настоящей ведьмы… Ведь действительно, директриса НУИНУ — и правда ведьма. Пухову было не совсем комфортно оставаться с Шемаханской наедине. Он скорее боялся того, что она тоже его заколдует. Для этого ей не нужна ни магия, ни волшебная палочка… Ивану достаточно лишь утонуть в таких глазах. Она словно понимала это… Кира Анатольевна так и не посмотрела в глаза влюблённому в Санину молодому человеку. Разговор не получился… Шемаханская не согласилась расколдовать любимую, а Ивану не получилось её убедить. — Постойте, погодите, неистовый вы Иван! — Кира Анатольевна взглянула на Пухова, надеясь хоть как-то его убедить в своей правоте. — Я хочу сказать вам! — Иван, пытавшийся открыть дверь, вдруг на секунду замер. — Я хочу сказать вам… что понимаю вас, — молодой человек хотел посмотреть в глаза Шемаханской. Он вдруг понял, что он хочет услышать её голос опять. — Уезжайте, здесь уже ничего не поправишь! — он сглотнул. С одной, стороны он не уедет, пока Алёна не станет прежней, с другой он не уедет, чтобы доказать именно этой женщине, что она не права. Что Шемаханская просчиталась… Что Кира… Кира Анатольевна, ведьма, маг высшей категории — не знает Ивана… Он вдруг захотел, чтобы директриса знала его. Чтобы она хорошо его знала. Пухов опять сжал губы. — Будет только хуже, если вы добьетесь своего… — Она шире раскрыла свои глаза и её голос дрогнул. — Кому хуже? — поинтересовался Иван. Ему вновь захотелось остаться здесь. И говорить, говорить с этой женщиной. Говорить с ведьмой. Утонуть в глазах директрисы. — Вам… — она вновь вернулась к своему нормальному голосу. — И мне… — Иван на секунду задумался, но потом, вспомнив о цели визита — которая конечно вылетела у него из головы, пока он задумывался о ведьме — и вылетел из кабинета Шемаханской, думая о новом плане.***
Нет увлекательней игры, И, мир постигнув наш, Создашь ты новые миры, Когда-нибудь создашь, И где угодно сможешь быть, И кем угодно быть, Только сердцу не прикажешь, Только сердцу не прикажешь, Человеческому сердцу не прикажешь полюбить.
Все было так, как и должно быть… И молодой человек спас с крыши Сатанеева. И Киврин принёс в красном мешке полное собрание фантастики для возлюбленной и объявил её своей невестой. Аполлон Митрофанович правильно понял намёк, а доктора наук долго пожимали руку Шемаханской. Иван медленно шел по коридорам НУИНУ. И когда он наконец нашел гардероб увидел там лишь Киру Анатольевну. Судя по всему, Киврин ушёл на улицу, а Шемаханская ждала его здесь. Он быстро нашёл верхнюю одежду свою, сестрёнки и Алёны. — Иван, я бы хотела вам сказать… Я хотела… извиниться перед вами. Перед Саниной, — женщина приподняла руку, когда Ивану хотелось вспылить, — я уже извинилась… — Если только из-за этого… — начал Иван, но Шемаханская вновь подняла руку, и Пухову пришлось замолчать. — Понимаете, Иван, я поговорила со своим… женихом — Кира обхватила руками саму себя и грустно улыбнулась, — Я должна была все понять… Когда вы только приехали сюда… Нет, нет… сначала я должна была спросить у Саниной фамилию жениха… Должна была доверять своему любимому человеку… Я оказалась такой дурой, — Шемаханская судорожно выдохнула. — Я видела, как вы смотрите на Алёну… Я должна была догадаться ещё тогда, когда вы пришли ко мне в кабинет… Я бы… Пухов осторожно обнял директрису НУИНУ. Уж чего, а вот этого он от себя совсем не ожидал… Хотя, зачем ему самому себе врать. Он хотел её обнять… Ещё тогда, когда Кира Анатольевна предлагала ему уехать. Она медленно опустила голову ему на плечо и тихо зашептала: — Почему вы на меня так смотрели? — Потому, что у вас красивые глаза… — так же тихо прошептал Иван, пытаясь успокоить незнакомую и удивительную женщину. Умную, но такую, оказывается, дурочку… Шемаханская отстранилась и, хитро улыбнувшись, произнесла: — Смотрите так же на Алёну Санину, и будет у вас счастье… Только не утоните в чужих глазах — много проблем от этого будет… Просто поверьте мне, Иван. — Кира Анатольевна, вы намекаете про ваши глаза? — это был риторический вопрос… Иван понял, что говорит Кира Анатольевна о себе и в тоже время о всех. Он это прекрасно понимал. И все равно смотрел в глаза Шемаханской. — Не только… — уклончиво ответила директриса. — Когда-то один человек в моих утонул, но, — она улыбнулась чуть шире, — на его счастье это оказалось взаимно… — Почему… — Пухов немного задумался, но потом глубоко выдохнул и продолжил — почему вы мне так открылись? Кира Анатольевна лишь загадочно улыбнулась и оставила его наедине с самим собой.***
Иванушка, обнимая свою Алёну и сестрёнку Нину, вышел из здания НУИНУ в приподнятом настроении. В какой-то момент он оглянулся… В окне гардероба он заметил Шемаханскую с Кивриным… Все закончилось и правильно. Все закончилось так, как и должно было закончиться. И не могло быть другого конца.