***
Так, сам того не зная, Чунмён познакомился со всеми своими будущими воспитанниками. Сехуну, самому младшему, было одиннадцать. Он производил впечатление тихого и серьезного мальчика, но, в сущности, был еще тем капризным ребенком, за что ему часто доставалось от старших мальчиков. Наверное, потому, что он был младшим, на его долю и выпадало больше всех насмешек и не всегда безобидных издевательств. Но, так или иначе, в лице нового учителя Сехун очень скоро обрел своего защитника. — Отпустите меня! Обычно Сехун не был особо разговорчив и не имел за собой привычки громко шуметь во время игр или веселых шалостей, но если он, тем или иным образом, оказывался незаслуженно наказан, то его громкие крики и плач могли разбудить даже стоунхиллских мышей, обитающих в самых глубоких подземельях поместья. — Мы решили, что будет не совсем честно, если за испорченный тобою завтрак отвечать будем только мы, — двое мальчишек, не обращая никакого внимания на чужие вопли, затаскивали брыкающегося младшего в крохотную темную комнату под лестницей, заваленную метлами, лопатами и другим хозяйственным инвентарем. — Но я ничего не сделал! — оказавшись на пыльном полу кладовой, Сехун с ненавистью взглянул на своих врагов, чувствуя, как начинает саднить разбитая коленка. — Да-да, мы передадим мистеру Киму, что ты осознал свою ошибку и в качестве наказания решил добровольно отказаться от ужина, — мальчики засмеялись. — Нет! — Сехун бросился к вовремя закрытой обидчиками двери и яростно заколотил по ней кулаками. — Не стоит так кричать, Сехуни, а то всех мышей распугаешь. За дверью тут же все смолкло, и через пару секунд послышались тихие всхлипы. Мальчики засмеялись, довольные своей проделкой, но далеко от места преступления им уйти не удалось: учитель уже поджидал их на лестнице. — Наверх, ко мне в кабинет. Живо! — Чунмён стоял, сложив руки на груди. — Ключи, молодые люди. Сехун был благополучно спасен, а вот его мучителям пришлось принести публичные извинения, пока он, сидя на высоком стуле в кабинете Чунмёна, беззаботно болтал ногами, попивая горячий чай, и из-за спины серьезного учителя показывал язык. Главным карателем младшего чаще всего выступал Бэкхён, тот, от чьего умело слепленного ноябрьского снежка пострадало пальто учителя в их первую встречу. Ему было пятнадцать, он был одним из самых старших воспитанников, и, как заключил Чунмён, абсолютно неугомонным мальчишкой, у которого ветер в голове гулял чаще, чем хоть сколько-нибудь серьезные мысли. — Эй, пс! — сдавленно позвал Бэкхён, едва сдерживая смех. Чунмён о чем-то воодушевленно и увлеченно рассказывал, уже привыкший не обращать внимания на лишний шум, хотя рассказывал он вполне о конкретном и определенном, том, что сейчас в виде подробного рисунка располагалось на страницах раскрытых у воспитанников на партах учебников естествознания. — Чего тебе? — нахмурив брови, Сехун обернулся на шум позади себя, замечая раскрасневшееся от с трудом сдерживаемого смеха лицо Бэкхёна и развернутый в его сторону учебник. Учебник, на развороте которого рядом со схемой мужской репродуктивной системы человека красовалась неаккуратная безносая рожица с волосами в виде нескольких кривых черточек и раскрытым ртом, а внизу большими буквами было выведено имя. — Се… ху… ни… Сехун почувствовал, как его щеки стремительно заалели, а нижняя губа тут же задрожала от злости и обиды на старшего. Учебник с грохотом приземлился на парту, а Бэкхён и его сосед слева уже больше не могли сдерживать смех. За что по окончанию занятий были отправлены Чунмёном в библиотеку, что располагалась в холодном левом крыле особняка, где и вынуждены были проводить все свое свободное время до конца недели, познавая искусство бережного обращения с книгами. Главному напарнику Бэкхёна по шалостям — Чонину, в сущности, было все равно, над кем издеваться, будь то Сехун или другие воспитанники. Он был на год младше Бэкхёна и не отличался особым умом или тягой к знаниям, и в отличие от старшего друга, был весьма настойчив в доведении очередной шалости до победного конца. Бэкхён уже высыпал добрую горсть соли в только снятую с огня утреннюю кашу, когда на лестнице послышались шаги. Чонин же даже не шелохнулся, продолжая размешивать испорченный завтрак большой ложкой, удовлетворенно улыбаясь от предвкушения того, какой фурор это снова произведет за столом. — Идем, скорее!.. Видимо, посчитав, что и так никуда не годная каша еще недостаточно отвратительна, Чонин зачерпнул ладонью еще одну горсть соли, отправляя ее к остальному гадкому месиву, но когда обернулся, отрясая ладони от мелких крупинок, Бэкхёна уже и след простыл. — Ааа, так, оказывается, наш юный поваренок вовсе не Сехун. Позади него, скрестив руки на груди, стоял Кёнсу. Тот самый большеглазый мальчишка, что в день прибытия Чунмёна наблюдал за разворачивающейся у ворот картиной из-за занавески у окна второго этажа. И сейчас его открытый взгляд скорее внушал страх и ужас, нежели располагал к дружелюбному приветствию. — Не твое дело, — Чонин нахмурился. — А будешь болтать, разделишь с ним этот прекрасный завтрак. Юноша усмехнулся, намереваясь покинуть кухню, но не успел опомниться, как оказался прижатым Кёнсу к кухонному столу с полной ложкой самой вкусной на свете овсяной каши у рта. — Прекрасный, говоришь, а ну, давай!.. Кёнсу хоть и был ниже Чонина ростом на пару дюймов, но едва уступал ему в силе. С завидным упорством он пытался впихнуть в него испорченную кашу, измазав ею все его щеки, но уже через несколько попыток они поменялись местами: проворства Чонину было не занимать. — Я предупреждал. Чонин, прижимая мальчишку бедрами к столу, держал его за подбородок, не давая пошевелиться, а ложка с ненавистной кашей с каждым мгновением становилась все ближе к его лицу, отчего пальцы Кёнсу сильнее впивались в чужую руку. Но ей так и не суждено было достигнуть своей цели: почувствовав, как пальцы Чонина вдруг ослабили хватку на его щеках, Кёнсу пораженно распахнул глаза, обнаруживая чужое лицо неожиданно слишком близко к своему. Они оба замерли на мгновение, Кёнсу одернул руки, и в момент, когда завтрак, который уже никому было не суждено вкусить, оказался на полу, за их спинами раздался сердитый голос учителя. — Что тут происходит? Из-за спины Чунмёна выглянули две пары любопытных глаз, Тао, появившийся на кухне последним, с секунду созерцал развернувшуюся посреди кухни картину, а после тихо хихикнул, обращая на себя внимание остальных, но тут же напустил на лицо привычную мрачную серьезность. — По-моему, — начал он, сдержанно кашлянув в кулак, чтобы подавить очередную ухмылку, — очевидно, что… — Мистер Ким, — обратился Чунмён к Чонину, пытаясь сохранять самообладание, — И… Мистер До, — добавил он, глядя на Кёнсу. — Так как наш завтрак, увы, безвозвратно испорчен, не без вашей помощи, вы оба останетесь еще и без ужина. — Но, мистер Ким, это Чонин виноват! — яро возразил Кёнсу, но тут же был остановлен учителем. — В таком случае, мистер До, Вам следовало воспользоваться более гуманными способами, нежели… этот, — Чунмён бросил взгляд на перепачканное лицо Чонина. — В конце концов, просто сообщить нам. — Мистер Ким, — учитель снова обратился к Чонину. — Будьте так добры, чтобы к нашему приходу кухня была чиста так же, как и до Вашего появления здесь. Чонин шмыгнул носом, стыдливо опустив голову. — Но для начала… Вам не помешало бы умыться самому. Кёнсу было тринадцать, и из всех своих воспитанников, Чунмён мог назвать его, пожалуй, самым способным и дисциплинированным. Чаще всего он оставался безучастным к чужим насмешкам, но когда чья-то шутка переходила всякие границы, учителю, порой, приходилось останавливать порывы его обостренного чувства справедливости. — Они снова сделали это, мистер Ким! Чунмён протер ладонью запотевшее стекло окна его кабинета на втором этаже, наблюдая весьма занимательную сцену в заснеженном саду. Сехун сидел на широкой ветке яблоневого дерева, крепко держась за ствол до красноты замерзшими пальцами, изо всех сил пытаясь увернуться от обстрела снежками снизу. До Чунмёна отчетливо доносился смех Бэкхёна и Чонина, свист и поддразнивания, и только Тао, стоящий неподалеку, сохранял нейтральную позицию, спрятав руки в карманы пальто. — Идемте, мистер До. Они быстро спустились вниз, накинув пальто на плечи. Едва завидев их, Бэкхён бросил затею со снежками и поспешно спрятал руки в карманы. Но стоило Чонину наклониться за очередной порцией снега, Кёнсу тут же бросился к нему, хватая за шиворот, оттягивая в ближайший сугроб. — Не стоит, мистер До, — Чунмён окинул мальчишек хмурым взглядом. — Но… — Кёнсу раздосадовано посмотрел на горсть снега в своей руке, приготовленную как раз для того, чтобы отправить ее прямиком Чонину за шиворот. — Лучше помогите мистеру О спуститься на землю, а вы, молодые люди, мистер Ким, мистер Бён, — учитель намеренно сделал паузу, — и мистер Хуан. — Но я ничего не сделал! — вспыхнул Тао, до глубины души возмущенный обвинением. — Вот именно, мистер Хуан. На ваших глазах творилось бесчинство, а Вы бездействовали, — Чунмён удовлетворенно улыбнулся. Тао вновь попытался метнуть молнию взглядом, но все его попытки оказались безуспешными. — Итак, юноши, полагаю, вы знаете, что делать. О месте, где находится кладовая, вы прекрасно осведомлены. К ужину вся дорожка от ворот до парадного входа должна быть расчищена. — Но, мистер Ким!.. — О, считаете, задний двор тоже не помешало бы? Что ж, вынужден с вами согласиться. Удачной работы, джентльмены, и на вашем месте я бы поторопился, до ужина осталось не так много времени, — Чунмён приобнял за плечи подоспевших Кёнсу и Сехуна. — Впрочем, если вы на него, конечно же, собираетесь успеть. За спиной учителя послышалось два удрученных вздоха. Тао выглядел недовольным и не до конца примирившимся с судьбой, но одна только мысль о том, что он может лишиться ужина по вине двух глупых друзей, заставляла его нервно топтаться на месте, подрагивая, словно от холода. — Чего стали? Пошли! Несмотря на то, что Тао родился всего на пару майских дней раньше Бэкхёна, это не мешало ему гордо величать себя самым старшим. Он, несомненно, отличался от остальных, так как считал себя не просто старшим, а взрослым, в отличие от той глупой ребятни, что вечно крутилась у него под ногами. Сехун его откровенно побаивался, Бэкхён и Чонин видели в нем пример для подражания, Кёнсу же считал его стремление показаться взрослее, чем он был на самом деле, ничем иным как попыткой лишний раз покрасоваться перед всеми. Тао не считал, что должен подчиняться тем глупым правилам, что неизбежно вошли в их жизнь с приездом нового учителя, да и Чунмёна он откровенно недолюбливал, но это, спрятанное за колкими взглядами и небрежными жестами, оставалось только между ними. Тао, как и всегда случалось в последнее время, вышел к столу последним. Он тихо извинился за свое опоздание, сделав это скорее для того, чтобы привлечь очередную порцию внимания к своей персоне, нежели потому, что действительно сожалел о своем поведении. Но, к сожалению, мысли большинства сидящих за столом были заняты скорее тем, как побыстрее набить урчащие животы, чем безупречным, как и всегда, внешним видом старшего воспитанника. — Мистер Хуан, — со сдержанной улыбкой обратился к юноше Чунмён. Тао поджал губы и нехотя кивнул в сторону учителя. — Полагаю, появившись за столом в таком виде, Вы намеревались впечатлить кого-то из нас, — продолжил Чунмён, затем отправив в рот ложку густого теплого супа. Тао ликовал. Несмотря на то, что Чунмён не был для него идеалом, к которому ему бы хотелось стремиться, получить комплимент от взрослого для него было высшей наградой. И довольная ухмылка, скрываемая от прочих воспитанников, не осталась незамеченной Чунмёном. — Спасибо, но я не… — Спешу Вас огорчить, мистер Хуан, окажись за нашим столом хоть одна дама, на Ваше предложение провести вместе вечер она ответила бы Вам решительным отказом, — Чунмён вновь улыбнулся одними уголками губ. Ложка в руке Тао задрожала, грозясь расплескать суп, и он снова поджал губы, борясь с желанием встать и высказать учителю все, что он о нем думал в ту самую минуту. Мальчишки притихли, обратив, наконец, долгожданное внимание на Тао, и только Сехун ерзал на месте, переводя вопросительный взгляд с учителя на Тао и обратно. — Джентльмены, с вашего позволения, я побуду немного бестактным и укажу мистеру Хуану на его небрежность, а мы с вами, в свою очередь, дадим ему немного времени на то, чтобы он привел свой внешний вид в порядок. Чунмён произнес это достаточно строго для того, чтобы Тао почувствовал себя так, будто его намеренно высмеяли перед всеми или, по меньшей мере, с ног до головы окатили ведром холодной воды. Остальные же нехотя отложили приборы, Сехун с сожалением смотрел на остывающий суп, не понимая, почему ради чьих-то двух несчастных расстегнутых пуговиц рубашки стоит прерывать обед. — Мы ждем, — повторил настойчиво Чунмён. Но уязвленная гордость Тао не дала ему окончить трапезу: он предпочел и вовсе остаться без обеда, сохранив за собой право на свободный выбор внешнего вида. — Не волнуйтесь, джентльмены, рано или поздно он захочет есть, — Чунмён в очередной раз улыбнулся, призывая воспитанников возобновить обед. — Прошу. Борьба с кучкой несносных мальчишек день за днем утомляла Чунмёна, но после стольких лет обучения в университете и первой долгожданной должности, пусть и не с самым большим окладом, его грела мысль о том, что ему достались не самые гадкие дети на свете. Никто из них откровенно не враждовал с ним, но они порой настолько были погружены во вражду между собой, что вовсе не замечали его, или обращали на него внимание только тогда, когда кому-то из них действительно была нужна помощь. Ради равновесия, Чунмён всегда вставал на светлую сторону, к тому же ему, в первую очередь, как преподавателю, было приятно иметь дело с теми детьми, которые, так или иначе, отличались более хорошим поведением, чем остальные. — Я вижу, то, что находится за окном, увлекает Вас намного больше чем то, что происходит в вашей тетради, мистер О, не так ли? Чунмён закрыл учебник, оставив бумажную закладку на нужной странице: он не терпел, когда ученики загибали кончики страниц, бережно относился к книгам и требовал того же от своих воспитанников. — Учитель Ким! Вам не кажется невыносимым проводить такой солнечный день здесь, сидя за партами в четырех стенах? — Сехун мечтательно вздохнул, опершись щекой на свою руку. — Да уж, к тому же в окружении не самого приятного общества, — тихо добавил Кёнсу, бросив мимолетный взгляд на остальных воспитанников. Чунмён улыбнулся, наблюдая за тем, как причудливо украшенные инеем окна старого Стоунхилла блестят на солнце, переливаясь всеми цветами радуги. — Мистер Ким, накажите его! Что он себе позволяет?! — тут же вспылил прекрасно расслышавший все до последнего слова Бэкхён. — Мистер Бён, Вам не кажется, что в его словах все-таки есть доля здравого смысла? — Чунмён отложил учебник. — Что?.. Кёнсу расплылся в довольной улыбке. — Ох, — Чунмён засмеялся. — Я не о мистере До, молодые люди, я о нашем самом юном джентльмене. Сехун смущенно опустил взгляд, цепляя пальцами края тетради, и учитель продолжил. — Погода и в самом деле прекрасная. Может быть, нам стоит отложить на время наши занятия, немного свежего морозного воздуха никому не помешает. Сехун тут же выпрямился, сидя на стуле. Одна только мысль о прогулке растягивала его счастливую улыбку до ушей. — Я против! — неожиданно проснулся Чонин. — А я за! — молниеносно возразил ему Кёнсу. — Всяким лучше, чем сидеть в этой пропахшей плесенью комнате в окружении кучки… — Довольно, молодые люди, — прервал едва начавшуюся перепалку учитель. — Решим этот вопрос мирно. Думаю, будет достаточно справедливо прислушаться к мнению большинства, поэтому предлагаю проголосовать. Те, кто еще не озвучил свое решение, каков будет ваш ответ? Чунмён взглянул на Бэкхёна: юноша скрестил руки на груди и отрицательно покачал головой. — Очевидно, нас большинство, — заметил Тао. — Не думаю, что хоть один здравомыслящий человек согласился бы на прогулку в такую холодрыгу. Тао поежился. На отчаянный, полный обиды взгляд Сехуна он ответил привычной ухмылкой, заставив младшего тут же отвернуться. — Трое против двух, мы остаемся здесь, — Тао удовлетворенно кивнул сам себе, взглянув на учителя. — На Вашем месте я бы так не спешил с подсчетом голосов, — Чунмён улыбнулся. — Я согласен с мистером О. Таким образом, три голоса против трех. Полагаю, будет так же справедливо, если мы с мистером О и мистером До отправимся на прогулку, а вы останетесь здесь. — Тебе просто повезло, паршивец, — тихо прошептал Бэкхён, незаметно наклонившись к уху Сехуна, который, поглощенный радостью, уже не слышал его. — Но… Поскольку найти себе достойное занятие вам, молодые люди, вряд ли по силам, и чтобы хоть как-то поощрить ваше рвение к учебе, я дам вам задание. Напишите, по меньшей мере, две сотни слов о том, что вам приходится наблюдать в такой замечательный день за окном. К нашему возвращению листки с вашими сочинениями должны лежать на моем столе. Мистер О, мистер До. — Но это не честно! — Мистер Хуан, писать о такой отвратительной погоде, сидя в тепле классной комнаты, должно быть, намного приятнее, чем ощутить на своей шкуре все ее прелести, не так ли? — привычно улыбнулся Чунмён, поймав на себе взгляд учеников, раздосадованных до глубины души. — Мистер Ким!.. — предпринял еще одну попытку Чонин, приняв страдальческое выражение лица. — На моем столе, джентльмены, — довольно пропел учитель, скрываясь за дверью классной комнаты вместе с остальными воспитанниками. Чунмён едва ли пытался стать хоть кому-нибудь из своих воспитанников другом. Глядя на бесконечную вражду мальчишек, порой складывалось впечатление, что из них пятерых вряд ли кто-то вообще знает, что такое настоящая дружба. Даже Чонина и Бэкхёна нередко можно было обнаружить в разных концах комнаты, не говоря о других. Единственными, пожалуй, кто с еще не до конца утраченной детской искренностью и открытостью были готовы довериться учителю, были Сехун и Кёнсу. Сехун знал, что несмотря на все его шалости, неусидчивость и до отчаянного нытья иногда доходящее нежелание учиться, Чунмён будет первым, кто придет ему на помощь в случае чего. Кёнсу же, учитывая не по годам свойственную ему серьезность в некоторых вещах, вероятно, находил в учителе не только интересного собеседника в отличие от остальных воспитанников, но и настоящий пример для подражания. Но, так или иначе, все они виделись Чунмёну еще сущими детьми, даже несмотря на то, что некоторые из них отчаянно пытались поскорее стать взрослыми.***
После завтрака мальчики разбирали рождественскую почту. Кто-то, пока никто не видит, прятал очередной вязаный свитер от двоюродной тёти под кроватью, а кто-то нашел укромное местечко и в тишине ото всех читал долгожданное письмо. Чунмён же, вооружившись топором и деревянными санями, тихо покинул Стоунхилл, оставшись незамеченным. Найти ель нужного размера среди вековых деревьев в стоунхиллском лесу оказалось не так то просто, Чунмёну пришлось для этого хорошо постараться. Но уже через час с небольшим будущая виновница торжества лежала на санках, аккуратно перевязанная крепкой веревкой. Еще на подходе к особняку Чунмён заметил чью-то фигуру, показавшуюся ему хорошо знакомой, и, подойдя ближе, он понял, что оказался прав. Юноша стоял к нему вполоборота, его лицо окутывали клубы серого дыма, что с первого взгляда можно было принять за морозное дыхание, если бы не крохотный тлеющий огонек у губ. Их разделяло еще с десяток шагов, когда учитель, оставив сани, решительным шагом направился к нему. — Мистер Хуан! Тао, испуганно обернувшись на голос учителя, тут же поспешил ретироваться, но Чунмён оказался быстрее. — Мистер Хуан, — строго повторил он еще раз. — Я бы не советовал Вам так торопиться. Тао раздосадовано цокнул и нехотя обернулся, встречаясь мрачным взглядом с учителем. Свежий воздух быстро рассеял табачный дым, щеки юноши раскраснелись то ли от мороза, то ли от негодования по поводу того, что его застали, и сам он весь замерзший, в пальто нараспашку, с торчащими в разные стороны заиндевевшими клочками волос был похож на растерянного вороненка, но никак не на того, кем он так сильно хотел казаться. Но гордость не позволяла ему так скоро принять свое поражение: на молчаливо протянутую ладонь учителя он ответил усмешкой, лишь сильнее сжимая кулаки в карманах пальто. — С какой стати я должен!.. — Поверьте мне, молодой человек, — Чунмён ответил с неожиданно мягкой улыбкой, — Вы слишком рано взваливаете на свои плечи такой груз ответственности. — Единственный, кто из нас двоих берется за то, что ему не по силам, это Вы, учитель Ким, — Тао обратил взгляд на срубленное вечнозеленое дерево в нескольких шагах от них. — Я уже говорил Вам, что Вы зря стараетесь и вообще… — В таком случае, мистер Хуан, — за долю секунды голос учителя стал строже. — Мне ничего не стоит сообщить о Вашем поведении Вашему отцу. Почтальон мимо Стоунхилла проходит каждое утро, и, возможно, новый год Вам придется встречать уже где-нибудь в Лондоне, в одном из столичных пансионов, где никто не будет закрывать глаза на Ваше поведение, внешний вид и все остальное так, как это делаю я. — Вы!.. Тао знал, что Чунмёну действительно совершенно ничего не стоит сделать это. Но расставаться со Стоунхиллом, местом, где он провел почти все свое детство и юность, местом, где несмотря ни на какие правила ему всегда удавалось избежать наказания за любые проступки, он был не готов. И потому небольшая слегка помятая картонная коробка очень скоро оказалась в руках учителя. — Вы большой молодец, мистер Хуан, — Чунмён улыбнулся, пряча сигареты в свой карман. Конечно же, он не собирался ни о чем никому сообщать. Окажись на месте Тао кто-нибудь другой, он бы непременно хорошенько высек его за грубое нарушение правил пансиона, но этот юноша был единственным, кто настолько отчаянно всеми способами пытался доказать всем вокруг, что он другой, и Чунмён дал ему право решить свою судьбу самому. Ведь именно так поступают взрослые: принимают правильные решения. — А теперь застегнитесь, давайте же. — Тао не стал бы этого делать только в силу своей природной упертости, чтобы хотя бы в малом оставить за собой право решать самому, но Чунмён был непреклонен: изрядно замерзшими пальцами он сам принялся застегивать пуговицы на пальто юноши, чем ввел его в потрясающий ступор. — Вы же не хотите встретить Рождество в постели, верно? Тао машинально кивнул головой, чувствуя, как с каждым мгновением становилось все теплее. — Идемте, — Чунмён приобнял его за плечи, заставив, наконец, сдвинуться с места. — Мне как раз нужна Ваша помощь…***
— Итак, джентльмены, я собрал вас всех для того, чтобы решить, чем мы собираемся заняться завтра. — А что, завтра какой-то особенный день? — скучающе постукивая пальцами по столу, спросил Чонин. — Сочельник, — хмуро отозвался Кёнсу. — День, когда нормальные люди собираются все вместе для того, чтобы отпраздновать Рождество, если ты не знал. — Эй! Вообще-то знал! — Чонин обиженно надулся. — Но мы никогда не праздновали Рождество, — растерянно заметил Сехун. — Именно поэтому, Сехуни, завтра для нас всех обычный, совершенно ничем не примечательный день, — вздохнул Бэкхён, подперев голову рукой. — Так зачем вы нас всех собрали, мистер Ким? — Именно за этим, молодые люди. Но так как вы, как я вижу, не блещете идеями, у меня есть к вам одно скромное предложение. Вынести решение, как всегда, предлагаю по результатам коллективного голосования, — ответом учителю послужило унылое молчание, он продолжил. — Прекрасно. Итак, вчера в поисках топора в хорошо известной вам кладовой я наткнулся на одну замечательную вещь, возможно, оставшуюся здесь еще после предыдущих воспитанников. Не знаю, насколько позволяет состояние этой вещи, но этого было бы вполне достаточно, чтобы хорошо провести завтрашний день, а вечером мы могли бы собраться все вместе у камина. — Что это за вещь? — скептически поднял бровь Чонин, настороженно глядя на учителя. — Лыжи? — несмело спросил Сехун. — Я видел их, когда… Ну… — Да, мистер О, Вы правы, — ярко улыбнулся Чунмён. — Да их наверняка не хватит на всех, — скривился Чонин, откинувшись на спинку стула. — Если их, конечно же, не погрызли крысы. При упоминании крыс Сехун вздрогнул. — Глупая затея. — Бэкхён скрестил руки на груди. — Вы снова отправитесь туда втроем, а для нас у Вас наверняка уже приготовлено какое-нибудь задание. — И все же, джентльмены, прошу. Кёнсу согласился первый, отец учил его стоять на лыжах когда ему не было еще и восьми, за ним несмело кивнул Сехун, все еще находящийся под впечатлением от упомянутых Чонином крыс, сам Чонин вместе с Бэкхёном ожидаемо отказались, аргументируя это тем, что даже если Чунмён поставит перед каждым из них по паре лыж и в пяти сотнях слов заставит их описывать, они не станут на них своими ногами. — Я согласен, — хмуро ответил на вопрошающий взгляд учителя Тао. Он никогда бы не сделал этого, если бы не этот назойливый взгляд Чунмёна, как будто говорящий ему: «Если ты не согласишься, я вручу тебе их насильно, и поедешь ты на них за сотни километров отсюда до самого Лондона». — Что? — вспылил он, замечая на себе взгляды четырех удивленных и одной — довольной — пар глаз. — В конце концов, когда вы в последний раз встречали Рождество?***
Погода в этот день выдалась на удивление прекрасной. Правда, из всех пятерых воспитанников искренне этому рады были только, разве что, Сехун и Кёнсу. Чунмён хорошо стоял на лыжах, Кёнсу быстро управился со своими и даже успел помочь Сехуну, а вот остальным, вдобавок к итак несладкой перспективе будущего времяпрепровождения, пришлось изрядно помучиться. К слову сказать, лыж хватило на всех, и даже осталась одна, правда, без пары. — Вторую, наверное, сгрызли крысы, — устрашающим голосом прошипел Чонин, подобравшись к Сехуну сзади. Мальчишка весь сжался и уже готов был завопить от страха, но Чонина быстро настигла кара в лице Кёнсу, как бы невзначай сбившего его с ног прямо в пушистый сугроб. — Итак, джентльмены, — Чунмён обратил на себя внимание. — Настоятельно советую вам придерживаться избранного мною пути. Не отставать и не бежать вперед. Иначе Рождество, скорее всего, вы встретите где-нибудь в сугробе. Надеюсь, я все хорошо объяснил, молодые люди. Мальчики кивнули, в последний раз осматривая одежду и лыжи. — Замечательно, — учитель взял в руки лыжные палки. — Я пойду первым, за мной будет мистер О, следом мистер До. Затем мистер Ким, мистер Бён и мистер Хуан. — Почему я последний? — воскликнул Тао, не сдержав возмущения. — Как самому старшему, я доверяю Вам самое главное: заботу о том, чтобы никто из нас не потерялся, если вдруг случайно отстанет. Это большая ответственность, надеюсь, Вы понимаете это и я могу на Вас положиться, мистер Хуан, — Чунмён улыбнулся, поправляя перчатки. С одной стороны, Тао льстило, что учитель видел в нем того, кому можно было доверять, но с другой, ему не нравилась сама мысль о том, что всю и так не самую желанную прогулку ему придется провести в самом хвосте их скромной процессии. Его негодование по этому поводу росло с каждой минутой их пути. Несмотря на то, что Чунмён выбрал для прогулки широкую главную дорогу через лес, хорошо укатанную почтовыми и другими местными повозками, они, словно утята за мамой-уткой плелись по ней друг за другом со скоростью не больше дюжины футов в минуту. И пока Чунмён в первых рядах о чем-то воодушевленно рассказывал, Тао, до которого разговоры учителя доходили лишь обрывками фраз, угрюмо полз в конце пути. Внезапно они остановились. Тао раздраженно выглянул из-за плеча Бэкхёна, наблюдая, как ничего не подозревающий Чунмён продолжал идти вперед, а за ним, аккуратно скользя по снегу, поспевал Сехун. Шествие обрывалось на Кёнсу, который, встав поперек дороги, зачем-то наклонился к сугробу, набирая полные ладони снега. — Если ты еще раз так сделаешь, — он обрушил набранное прямо на голову Чонина, стараясь побольше запихать ему за шиворот. — Я утоплю тебя в ближайшем сугробе, клянусь! Увлеченные очередной перепалкой, они не сразу заметили, что вернулся Чунмён, а за ним и робко выглядывающий из-за его спины Сехун. — Прекратите сейчас же, — учитель поймал Кёнсу за рукав. — Мистер До, мне стоило бы в очередной раз напомнить Вам о более гуманных методах решения проблем, но на мистера Кима, судя по всему, в равной степени не оказывают никакого действия ни те, ни другие. Будете идти рядом со мной. — Но он сам виноват! — Чонин обиженно посмотрел на раскрасневшиеся щеки Кёнсу. Тао хотелось взвыть. Он, решительно перехватив лыжные палки, переставил лыжи, выходя на дорожку рядом с остальными. — Мистер Хуан, позвольте спросить, куда Вы направились? — От глаз Чунмёна, однако, не укрылся собиравшийся улизнуть юноша. — Вы ведь так хотели, чтобы мы прогулялись, — Тао сощурил глаза в привычной манере, поравнявшись с учителем. — Верно, мистер Ким? — Я поеду с ним! — резво отозвался Бэкхён, выезжая из-за спины Чонина. — Я тоже, — Чонин хмуро поправил пальто, отправляясь вслед за ними. — Я думаю, мистер Ким, нам не стоит беспокоиться, — сказал Кёнсу, отряхивая снег с перчаток. — Может быть, нам повезет, и они потеряются где-нибудь. Тогда нас ждет действительно счастливое Рождество. Оставив попытки побороть неуправляемость мальчишек, особенно Тао, который, почувствовав в своих руках поистине неограниченную власть, вел их, как вождь, по своим тропинкам, Чунмён всего лишь старался не упускать их из вида, сохраняя за собой главную ответственность. Они пересеклись у небольшого склона. Чунмён спустился первым, послужив мальчишкам примером, следом за ним Кёнсу, оказавшийся немного храбрее Сехуна, что стоял у спуска, крепко вцепившись пальцами в лыжные палки. Чей-то хорошо слепленный снежок прилетел ему точно в макушку. — Эй! — он обернулся, замечая неподалеку потерянную троицу, что смеясь, уже направлялась к нему. — Наш маленький трусливый Сехуни, — поравнявшись с ним, Бэкхён задел его плечом. — И долго ты еще собираешься стоять здесь? Пока не примерзнешь? — послышался сзади голос Чонина. Тао подъехал с другого бока, взглянув вниз, где уже стоял Кёнсу и Чунмён, грозно уперев руки в бока. — Сначала ты покроешься льдом, а потом… — устрашающе начал наговаривать мальчишке на ухо Бэкхён. — Хватит, — прервал его Тао, ухмыльнувшись, когда встретился взглядом с учителем. — Сехун, неужели учитель Ким не научил тебя? Сехун мотнул головой, дрожа то ли от страха, то ли от холода. — Так давай мы тебе поможем, — Тао переглянулся с остальными на вершине склона. Те, тут же догадавшись о его намерениях, тихо засмеялись. — Все очень просто, смотри. Тао толкнул его в спину, отчего Сехун, не удержавшись, все же полетел вниз, падая где-то на середине спуска и скатываясь кубарем прямо к ногам Чунмёна и Кёнсу. Сверху послышался громкий смех. Кёнсу помог Сехуну подняться, отрясая снег с его пальто, и помог вновь встать на лыжи. Чунмён решительно выдохнул. Кажется, пришло время бороться со злом его же методами. — Идемте, джентльмены. Смех Бэкхёна и Чонина мгновенно стих, как только они оказались лицом к лицу с учителем. Тао, казалось, даже ничуть не стеснялся своей дерзкой улыбки. — Почему же Вы не научили его, мистер Ким? — позабыв всякий страх, спросил он, с вызовом глядя в глаза учителя. — О, а Вы, я вижу, можете похвастаться своими безупречными навыками, — Чунмён был зол, но старался не показывать этого, чтобы не дать повода усомниться в том, что такое своевольное поведение могло хоть сколько-нибудь вывести его из себя. — Прошу. Тао усмехнулся, разворачиваясь к краю спуска. На самом деле, глядя вниз на не такой уж большой склон, ему не было страшно, но чувство неуверенности отчего-то не покидало его. Он согнул колени, опираясь на лыжные палки. Тао бросил насмешливый взгляд через плечо, но когда он оттолкнулся, опуская носки лыж на не укатанный снег, то почувствовал, как чья-то сильная рука толкнула его, заставив пошатнуться и потерять контроль. Он проехал не многим больше Сехуна, растеряв по пути лыжи и победно влетев в целую снежную гору у подножья спуска. Сидя по пояс в сугробе, Тао с ненавистью отплевывался от снега, глядя наверх, где громким смехом заливались бывшие союзники. — Джентльмены, — обратился к смеющимся мальчишкам Чунмён. — Вам тоже есть, что показать? Бэкхён и Чонин отрицательно покачали головой, тут же стерев улыбку со своего лица. Бён раздосадовано скривился, когда Чунмён красноречиво положил руку на плечо понурого Сехуна, продолжая глядеть на них. — Прости, — первым едва слышно пробормотал Чонин. — Да… — Бэкхён взглянул на мальчишку, неловко улыбнувшись. — Прости, Сехуни. Но Тао, наблюдавший за ними из своего сугроба, кажется, и вовсе не собирался подниматься наверх. В конце концов, Чунмёну пришлось спускаться самому. — Я предлагаю Вам свою руку, мистер Хуан, если Вы готовы принести свои извинения, — учитель протянул руку, но Тао не спешил ее принять. Он взирал на Чунмёна снизу вверх, сложив руки на груди, и почувствовал себя до глубины души оскорбленным, когда учитель, надев перчатки на обе руки, не стал долго ждать его согласия. — Кажется, Вам хорошо знакома эта местность, да и Стоунхилл еще видно отсюда, — услышал он голос Чунмёна, уже стоящего наверху. — Возвращайтесь, когда Вам надоест там сидеть. Тао было нелегко побороть свою уязвленную гордость, но он не стал задерживаться надолго и вернулся вслед за остальными почти сразу, однако, на глаза никому не показывался до самого вечера.***
Чунмён действительно позаботился о празднике, начиная с ужина и заканчивая украшением дома, к чему приобщил всех остальных мальчишек. Они весело бегали по дому, поймав рождественское настроение, и только Тао, сидящий в самом дальнем углу гостиной, не разделял их радости. Ель поставили недалеко от камина, увешанная гирляндами и игрушками, что нашлись на чердаке, в свете пламени камина она вся от подножья до макушки сверкала и переливалась. — Эй, эй, осторожнее, — удержать Сехуна на своих плечах было не так-то просто. Бэкхён зашипел, уцепившись в ноги мальчишки, когда тот, пытаясь дотянуться до вершины ели, ухватился пальцами за его волосы. — Я принес стул, чтобы… Вижу, джентльмены, вы прекрасно справились и без меня. Чунмён улыбнулся, глядя на то, как Сехун, балансируя на плечах Бэкхёна, тягал его за уши, вероятно, уличив удачный момент для того, чтобы отомстить за все обиды. Тот же, в свою очередь, громко вопил, бегая по всей гостиной, а после приземлился вместе со смеющимся мальчишкой на диван, тяжело дыша и потирая ладонями покрасневшие кончики ушей. — Мистер Хуан. Тао невольно вздрогнул, когда на его плечо опустилась теплая рука учителя. — Нам всем стоит позабыть о наших старых обидах, — Чунмён улыбнулся. — Хотя бы в этот замечательный вечер, не считаете? Юноша вздохнул, изображая на своем лице вселенские муки, и с видом чрезвычайно важной персоны присоединился к остальным. Но уже через несколько минут Чунмён наблюдал на его лице широкую радостную улыбку. — Тао, передай, пожалуйста, вон ту игрушку, — Кёнсу указал на одну из коробок, стоя на стуле, принесенном Чунмёном. — Ты мог бы попросить об этом меня, — на него снизу взглянул стоящий рядом Чонин. — Спасибо, Тао. — Кёнсу осторожно взял в руки шарик из прозрачного цветного стекла, и пробормотал, обращаясь уже к Чонину: — Я не могу доверить твоим рукам такую хрупкую вещь. Подай вон ту гирлянду, пожалуйста. — Попроси об этом его, — обиженно буркнув, Чонин поставил коробку на пол и ушел, оставив Кёнсу в полном недоумении. — Что это с ним, — Кёнсу принял гирлянду из рук Тао, развешивая ее на пушистые ветки. Тао хихикнул, краем глаза ловя ненавистный взгляд Чонина в их сторону. Пожалуй, это был первый раз со времени приезда Чунмёна в Стоунхилл, когда они все собирались вместе просто так, действительно наслаждаясь обществом друг друга. У камина царила настоящая волшебная атмосфера, и Чунмён был уверен в том, что дело было вовсе не в украшениях, несмотря на то, что мальчики постарались на славу, а в самих воспитанниках, которые, как оказалось на самом деле, могли вполне мирно существовать рядом друг с другом. Они наперебой рассказывали ему забавные истории о том, чем жил Стоунхилл до прибытия сюда нового учителя, беззлобно смеялись друг над другом и с упоением слушали рассказы Чунмёна о жизни в Лондонском университете и о больших мечтах, которые каждому из них еще только предстояло осуществить. — Эй. Бэкхён шепотом позвал Сехуна, уснувшего на его плече. Ему хотелось дернуть плечом, чтобы вмиг разбудить его, но отчего-то вид сладко сопящего мальчишки вызвал у него только теплую улыбку на губах. — Если ты сейчас же не проснешься, — смеясь, продолжил он, наклонившись к уху младшего. — Насквозь промочишь мне рубашку своими слюнями. — Вижу, кого-то уже клонит в сон от нашей беседы, — тихим голосом произнес Чунмён, с улыбкой глядя на мгновенно проснувшегося Сехуна. — Я не сплю, — мальчишка прикрыл рот ладонью, зевая. Чунмён мягко засмеялся, поднимаясь с глубокого кресла. — Что ж, джентльмены, полагаю, нам всем пора спать, — учитель предупреждающе выставил ладонь. — Возражения не принимаются. Иначе вы так и не дождетесь подарков от Санты. — Вы думаете, что кто-то из нас до сих пор верит в него? — нехотя вставая с дивана, канючил Бэкхён. — Я верю! — воскликнул Сехун, взбегая по лестнице наверх. — А если не веришь ты, то я попрошу его отдать твой подарок мне. — Эй! — встрепенувшись, Бэкхён тут же бросился за младшим. — А ну стой!.. Остальные мальчики сонно поднимались по ступенькам друг за другом, желая учителю доброй ночи у коридорной развилки. Копошения в комнатах быстро стихли, но как только на часах перевалило за полночь, в коридоре вновь послышались чьи-то тихие шаги. — Эй, — шепотом позвал Бэкхён, усаживаясь на чужую постель. — Ты спишь? Одеяло зашуршало. Сехун присел на постели, сонно потирая глаза. — Ты правда… — Бэкхёну вдруг стало жутко неловко. — Ты правда веришь в него? Сехун вздохнул и, улыбнувшись, присел на край постели рядом со старшим, со всей взрослой серьезностью во взгляде закидывая руку на его плечо. — Не волнуйся, Бэкхёни, — Сехун важно кивнул головой. — Я не буду забирать твой подарок. Дверь в самом конце коридора неслышно приоткрылась, и чья-то фигура быстрой тенью прошмыгнула к лестнице на первый этаж. Но остаться незамеченным ему, увы, не удалось. — Стоять. Чонин замер, не успев спуститься даже на первую ступень. Он обернулся, тут же пряча небольшой сверток за своей спиной: в нескольких шагах от него, сложив руки на груди, стоял Кёнсу. — Что ты задумал? — понизив голос до шепота, чтобы не потревожить других, спросил он, подходя ближе. — Ничего, — помотал головой Чонин, прижавшись к стене. — Что у тебя за спиной? — Кёнсу настойчиво вытянул руку вперед. — Ну же! Или ты хочешь, чтобы я рассказал другим? — Нет! — шепотом вскрикнул Чонин. Он неуверенно смотрел на все еще протянутую к нему ладонь Кёнсу. Тяжело вздохнув, он, наконец, набравшись смелости, подошел к нему ближе, вкладывая сверток, перевязанный пестрой лентой, в чужие руки. — С Рождеством, Кёнсу. Чонин наклонился, невесомо коснувшись губами его щеки, и, воспользовавшись секундным замешательством, поспешил скрыться, благодаря Бога за то, что никто не видел его пылающего лица. — Эй, постой! — сжимая в руках подарок, Кёнсу бросился за ним. — Чонин! Через несколько мгновений снова все стихло. Подождав еще несколько минут, Тао приоткрыл свою дверь, сначала осторожно высунув голову, чтобы убедиться в том, что в коридоре больше никого нет, и только потом покинул комнату, бесшумно притворив за собой дверь. Кабинет Чунмёна находился почти в самом конце другого коридора. Из узкой щели тянулся слабый луч света. Тао нашел его сидящим на подоконнике высокого окна, в долгожданной умиротворенной тишине потягивающего из невысокого прозрачного стакана виски. — А, это Вы. Чунмён улыбнулся, казалось, совершенно не удивленный его появлением здесь в такой час. Тао прошел вглубь комнаты и остановился, несмело переминаясь с ноги на ногу. — Я Вас слушаю, мистер Хуан, — учитель оставил стакан. — Тао. — Я хотел извиниться, — тихо сказал он, опустив голову. — За то, что произошло сегодня утром. Чунмён спустился с подоконника, подходя к юноше. — Пусть это и были слишком запоздалые извинения, — он опустил руку на его плечо, заставив поднять голову. — Но мне кажется, я могу Вами гордиться. Тао благодарно улыбнулся. — Раз уж Вы здесь… — Чунмён обошел свой стол и открыл верхний ящик, достав оттуда что-то прямоугольное, перевязанное лентой. — У меня есть для Вас подарок. Тао удивленно посмотрел на книгу, врученную ему учителем. — С Рождеством, мистер Хуан. Чунмён положил ладони на его плечи и едва ощутимо коснулся губами лба. Тао поднял на него растерянный взгляд. — Вижу, вы не очень-то довольны своим подарком, — учитель тихо рассмеялся. — Что ж, возможно, если Вы будете вести себя хорошо весь следующий год, то получите на Рождество более желанный подарок. — Мистер Ким. Голос Тао остановил Чунмёна в дверях. Он обернулся. — Доброй ночи. Улыбка учителя в тусклом свете догорающей свечи казалась Тао поистине волшебной. — Доброй ночи, Тао.