Без памяти и без страха

Он никак не мог придумать, какую форму придать рождественскому кексу. Мял тесто в руках, рождались под ними драконы, горгульи, единороги… Таяли в коричневой глубине. Какая-то мысль крутилась в голове, но Якоб никак не мог поймать ее. Какой-то образ, страшный, но в то же время радостный, как сама идея рождения того, кто должен был умереть. В этой неопределенности он даже сделал два теста, темное и светлое, а теперь смял их в одно, пронизанное темными нитями, отчего-то пугающее. Это было привычное «отчего-то». Отчего-то он пек именно такие булочки, откуда-то приходили совершенно невероятные формы фантастических тварей… Кто-то оставил ему чемодан со странным серебром, и почему-то Якобу показалось, что он может просто его потратить. Обычно он относился к таким неясностям спокойно. Улыбался смущенно, когда его спрашивали «откуда вы берете вдохновение», не задавался вопросами. Ему хватало того, что у него было, и в этом заключалось счастье… Должно было заключаться. Но по вечерам перед сном все чаще грызло что-то изнутри, словно давно потерянный рецепт, о котором и вспомнить-то невозможно. Он переворачивался на другой бок и считал тварей, прыгающих в чемодан. Почему в чемодан? Ну, просто потому что. Почему бы и нет, в конце концов! Но треклятый кекс словно растревожил что-то. Он испек его в конце концов просто круглым, в прожилках черного и белого, решив, что потом сделает рисунок на глазури. Пропитал уже в глубокой ночи ромом, поднялся в свою квартирку. Мгновенно уснул, едва успев упасть в кровать. Проснулся на рассвете в холодном поту и с дрожащими руками. Он видел, как был разрушен Нью-Йорк. Как черные клочки тумана пробивали стены, сворачивали фонари в кренделя, взрывали мостовую, словно пекарскую бумагу. Просто сон, сказал себе Якоб тогда. И забыл о нем на неделю, пока не пришла пора снова пропитывать кекс. Сон повторился, насытился красками, напившись рому. В нем появились другие люди, кажется, кто-то из посетителей пекарни. Их имена весь день вертелись в голове неуловимыми шутихами. Следующего воскресенья Якоб ждал с опаской. Сдернув с кекса полотенце, смотрел, хмурясь, на гладкую поверхность, пока не начало казаться, что темные прожилки движутся, текут, сливаются одна с другой. Тогда он испугался. Быстро сделал положенное дело, не решаясь забросить такую важную выпечку, но вместо того, чтобы лечь спать, сел читать книгу. Заснул в кресле, под утро. Проснулся от стука в дверь, с налипшими на лоб волосами. Черный туман кричал во сне от ярости и боли. Кто-то смешной и странный был готов умереть. Кто-то красивый и добрый спасал других. Кто-то отважный… Он встал и пошел открывать лавку, так и не вспомнив их лиц. Четвертая неделя. Пятая. Сны стали так похожи на реальность, что он не мог понять по утрам, проснулся ли или все еще спит. Они все еще были страшными, странными, но в то же время там была жизнь. Не спокойная, а бурная, с опасностями и подвигами, и Якобу совсем не хотелось променять свою уютную пекарню на этот кошмар. Но в то же время… На срезе кекс оказался потрясающе мраморным, в прожилках угадывались силуэты замысловатых существ. Его раскупили вмиг, и Якоб малодушно радовался этому, пока, убирая витрину, не нашел завалившийся под блюдо кусочек. «Это судьба», подумал он обреченно. Зажмурился и отправил в рот.