***
— Как же меня от тебя тошнит! — истошный крик разносится эхом по пустой квартире, отражаясь от стен. Зарево рассвета на маленькой картине, купленной в лавке местного художника, будто сереет моментально за тонким стеклом дешёвой рамы. Такой же дешёвой, как и всё вокруг: от скромной обстановки небольшой комнатушки до всей этой показушности. Каждый раз одно и то же, словно по написанному каким-то жалким писакой сценарию. Пьеса, что никогда не исчезнет из афиши их маленькой квартиры. Театр одного актёра и одного зрителя. Здесь ни к чему декорации: всё разлетится вдребезги. От очередного резкого толчка на пол валится прикроватная тумба, с которой слетает небольшая лампа. Желтоватый свет падает на бежевые обои с таким тошнотворным цветочным орнаментом красного оттенка, как в старой коммуналке на окраине города, и это лучше всяких спецэффектов. Ему не нужна большая публика, ему важно только то, что его, наконец, заметит должным образом тот самый человек, ради внимания которого он готов разодрать горло в кровь. Ради которого он готов убить их обоих. Голос звонкий, временами ломающийся от переизбытка эмоций, и Тэхёну кажется, что каждое чужое слово по искажённой траектории рикошетит от стен и преград точно по нему. Раз за разом, как острыми осколками от разбитой на окровавленном полу в коридоре вазы, полосит по смуглой коже. На светлой ткани только вчера купленной рубашки появляются омерзительные тёмные пятна. И он бы ушёл давно, как в той же дешёвой драме, бросив прямо в Чимина связку ключей. Прокричав о том, что он сыт по горло этими истериками и ему хочется ещё хоть немного пожить. Но он даже не попытается, потому что рано или поздно вернётся обратно, потому что не сможет жить без того, кто раз за разом подводит его ближе к границе между жизнью и смертью. Как же Тэхёна от этого тошнит. — Тварь. — шелестом срывается с разбитых губ, едва различимое в звонком вскрике из соседней комнаты. Они всегда ругаются через стенку, так проще. Так ты не видишь, как после в эмоциях брошенных слов умирает тот, кто готов отдать свою жизнь за тебя и просто так. Так ты не смотришь в глаза тому, от любви к которому истекаешь кровью, медленно сползая по стенке на холодный кафельный пол. Чимин заходится в беззвучных рыданиях, сворачиваясь на ковре и ударяясь затылком о жёсткий ворс. Свет фонаря за окном пробивается сквозь плотные шторы, и этот желтоватый свет его единственная попытка зацепиться за реальность: в глазах темнеет, а и без этого серый мир становится совсем чёрным. В голове тихий звон в огромном вакууме, и он уже будто не слышит ничего. Ни гула шумных улиц города, ни вечно работающего телевизора у соседей, ни совсем тихого шороха в коридоре. Антракт. Пора заканчивать этот каламбур. — Ублюдок. — глотая слезы, шепчет Чимин, когда перед глазами хоть немного проясняется темнота, а руки сжимают в тиски. — Отпусти меня! Тэхён держит крепко, выкручивая тонкие запястья, лишь бы не вырвался и прекрасно знает, что больнее уже не будет. Ведь уже близок финал их маленького спектакля. Скоро их скроет занавес из чёрных штор от всего внешнего мира. Они закроются в ванной комнате, будто в этой квартире и вовсе не одни. Вновь вспомнят о том, почему же всё-таки вместе, почему же ещё не убили друг друга. А сейчас Тэхён покрепче прижимает к себе дрожащее тело, сжимая в кулаке рыжие пряди влажные от чужой крови. Чимин дышит прерывисто и морщится с силой, когда с покрасневшей кожи стирают влажные дорожки от слёз. Ему бы исчезнуть куда-нибудь отсюда как можно дальше, он не любит казаться слабым и уязвимым, но с этим человеком иначе не получается. Всё каждый раз заканчивается истерикой, выворачивая его наизнанку. — Ненавижу тебя. — скрипуче хрипит Тэхён, с трепетом целуя окровавленные губы. И он бы ушёл, как в самом типичном сериале, бросая вещи в сумку и собираясь буквально на ходу. Обрушив все мосты и оставив Чимина совсем одного в пустой квартире, пропитанной холодом окраины, безо всякой надежды на его возвращения. Но он даже не попытается, потому что любит безумно.***