Терпкий Ты

      В моём случае бесконечно можно смотреть на две вещи: как кто-то признаёт, что он всё-таки был не прав, и как сильный мужчина ласково пытается отцепить коготки кошки от своего свитера. Признавала сейчас неправоту, к моему сожалению, я. Матвею досталось второе.       В его квартире я стала частой гостьей за последнее время. Мне, собственно, всё очень даже нравилось. Жаловаться было не на что. Матвею нравилось не всё, и жалобы так и летели в мою сторону. В основном, всё вертелось вокруг того, что я якобы отвлекаю его и не даю сосредоточиться. Но тон, который он при этом использовал, выдавал его с головой. Выдавал правду о том, что всё ему нравилось.       Элис, короткошёрстная пепельная кошка, была единственной, кто встречал Грановского дома. У этого создания была самая стервозная мордочка из всех, что мне доводилось видеть. Свои права на хозяина она предъявила, грозно зашипев, как только я впервые перешагнула порог квартиры. Так и сейчас. Пока голова Матвея покоилась на моих коленях, Элис забралась к нему на грудную клетку, перебирая лапками кашемировый свитер и не отводя от меня высокомерного взгляда. Было немного не по себе.       — Всё произошло так, как я и говорил. Поведение твоего друга было предсказуемым.       — В душе не чаю, почему он опять вернулся к Цветковой. Разве он не замечает, как Леся его любит? — Мой голос был возмущенным, а руки нежно перебирали волосы парня.       — Если он за все эти годы не замечал, то почему сейчас должен? Есть такие люди, к которым ты априори не можешь испытывать что-то, кроме дружеских чувств. Может, лет через десять до него и дойдет, что он упустил её, а может, и нет.       — По-твоему, Лесе нужно просто забить на него?       — По-моему, ей нужно двигаться дальше. Сейчас она просто стоит на месте. На безответной любви далеко не уедешь.       Вот здесь я и признаю свою неправоту. Я была уверена, что не зря Лесёнок ждала так долго, что вот он момент, когда Ваня прозреет. В итоге, моя уверенность пала прахом, а Ваня прозрел, но не в том направлении. Мало того, что с Цветочком сошёлся, так ещё и Лесе по ушам проехался, что расставание было ошибкой, и Оля — любовь всей жизни. Проехался по ушам и по сердцу.       Сейчас слова Грановского о том, что подруга стоит на месте, мне глупыми не казались. Я бы даже сказала, что она всё-таки двигалась, но назад. Сколько замечательных представителей мужского пола пропустила, на какое количество приглашений дала отворот-поворот? Паршиво, но именно себе она всё это время отказывала. Себе не давала шанса на что-то хорошее, светлое и взаимное.       Возможно, мне было легко всё это говорить, имея рядом любимого мужчину, имея возможность прикасаться к нему, говорить на любые темы. Но мне отчаянно хотелось, чтобы и Леся наконец-то могла отвести душу. И кое-какие мысли на этот счёт в моей голове уже зарождались.       — С чего бы мне это делать, Темникова? — прищуренные глаза Артёма и недоверительный тон были плохим сигналом.       — А почему нет? Она красивая, умная и забавная, — моей упрямости не было предела. Я готова была выпить весь кофе в этой кофейне и знатно намозолить другу глаза, лишь бы услышать заветное «да».       — Потому что нет, — в который раз отвечает Артём и отворачивается от меня, чтобы сделать латте симпатичной блондинке.       Да, на эту идею не ушла уйма времени. Всё было до банального простым. Два человека, которым нужно отвлечение. Не всегда ведь нужно выдумывать велосипед. К тому же, я убивала двух зайцев — и друзьям хорошо, и Грановскому крепче спится.       — Слушай, я не прошу тебя жениться на ней, предлагать встречаться или ещё что-то в этом роде. Просто позови её погулять, поесть, посмотреть кино — да что тебе угодно будет.       — Я не заинтересован в ней. — Что же ты такой пуленепробиваемый?       — Давай не будем об этом, Артём. Это уже обсуждалось. Мы с тобой никем, кроме как друзьями, быть не можем.       — Спасибо, что ещё раз напомнила.       Перестань обижаться. Я тебе надежды не давала.       — Вы оба друг друга стоите.       Как только произношу это вслух, то тут же жалею. Он ни в чём не виноват. Но это может быть отличным спусковым крючком для него.       — Прости? — Твой взгляд хмурый. Упираешься руками в барную стойку, и становятся видны вены на руках.       — Вы оба зациклились на одном человеке, хотя шансов никаких нет, и упёрто не желаете смотреть по сторонам.       Надеюсь, этот грубый плевок правды в лицо сработает, иначе сработает система саморазрушения моего мозга из-за чувства вины за такие слова.       — Что же, хорошо. Почему нет? Ты права. Без сомнений. — Голос пропитан сарказмом.       — Ты не пожалеешь, Тём.       — Хочу в это верить.       Неделя выдалась тяжёлой. Тяжёлой, потому что с Матвеем мы пересекались лишь пару раз в университете, и всё ограничивалось разговорами по делу и двусмысленными взглядами. Последнее он получал не только от меня, но и от других студенток и многих молодых преподавательниц. Скажу, что меня это немного раздражало. И не немного, а много. Почему-то только сейчас начала замечать всю эту компанию воздыхательниц вокруг него.       С одной стороны, меня съедала ревность. С другой, я чувствовала себя особенной, ведь ни к кому из них он не относился так же, как ко мне. Но всё же, что-то он от меня скрывал. Ему частенько приходилось выходить из комнаты, чтобы ответить на звонок. Постоянно куда-то срывался, даже с пар. А на мои вопросы отвечал загадочной улыбкой, лёгким поцелуем в висок и «скоро узнаешь, малыш».       Думаю, вряд ли он бы стал вот таким образом намекать, что у него есть другая девушка или что-то в этом роде, и скоро он меня в это посвятит. Вероятно, это была какая-то хорошая новость, приятная неожиданность, благая весть. Во всяком случае, мне этого очень хотелось.       Неделя выдалась тяжёлой не только поэтому. Я всё ждала, чем же обернётся моя затея свести Лесю и Артёма. В голове роились разные мысли. Разные дурные мысли, что поступок этот был подлым. Нельзя вот так было поступать с Артёмом и втайне от подруги уговаривать его с ней провести время. Но что сделано, то сделано. А сделано было с трудом и криками совести.       О том, что он позвал её на выставку собак, я узнаю от неё же. Она была ещё той любительницей четырехпалых, и за это Артёму мысленно добавляю плюсик.       — Насть, ты не обидишься, если я всё же соглашусь? — Своими умоляющими глазами ты меня убиваешь, Лесь.       — Так, стоп. С чего бы я должна это делать? — поворачиваюсь к ней всем корпусом. Преподаватель по философии безбожно опаздывала, что давало нам возможность поболтать.       — Я думала, у вас там что-то наклёвывается. Он на тебя так смотрит всегда. Вы вечно шутите о чём-то своём. — Теперь понятно, в какую степь тебя занесло, подруга.       — Он меня не привлекает как парень. Ты брось это своё чувство вины и угрызения совести. Смело говори «да».       И она ещё как говорит «да». И совсем не жалеет о своём решении, как мне кажется, когда я вижу их вдвоём на следующий день. Всё же, случайности не случайны. Понимаю это в который раз.       После пар меня отчаянно хотят напрячь все, кто только может. Ильина опять со своими пропущенными дедлайнами, мамина сестра с просьбами забрать племянника-непоседу Глеба с курсов английского, Грановский со своим «я соскучился». Единственное, что из этого списка относится в моё «хочу» — Матвей Константинович. Насчёт его предложения встретиться вечером в голове нет никаких колебательных процессов, и я сразу же соглашаюсь. Соскучился не только он.       Ильиной приходится отказать и бежать встречать мелкое несчастье с его занятий. Видите ли, родители не успевают, а у меня времени хоть ложками кушай.       Курсы находятся в десяти минутах от центрального парка и университета, но всё равно приходится садиться на автобус, чтобы успеть вовремя. Весна вступила в свои права абсолютно и основательно. День стал длиннее, на деревьях появляются почки, легкий ветерок разносит аромат свежести.       Глеб на всех парах несётся ко мне, едва успевая застёгивать на ходу куртку и удерживать при этом небольшой рюкзак. Видела бы эту картину его мама — всыпала бы по самое не хочу. Но она этого не видит, а я лишь расплываюсь в улыбке, когда он подбегает ко мне и обнимает за ногу. Всё, что мне остаётся, это потрепать его по голове.       — Где головной убор потерял, Глеб?       — Мама разрешила не надевать. Сегодня тепло, — отвечает он и улыбается, отводя при этом нашкодившие глаза.       — Мне-то не ври. Надевай давай, и я ничего не расскажу ей.       Шапка оказывается на голове спустя пару минут поисков в забитом тетрадями рюкзачке. Сопровождался этот процесс надутыми щеками и взглядом как на врага народа, но цель была достигнута.       Чтобы хоть немного поднять настроение мелкому, соглашаюсь пойти домой через парк и покататься немного на качелях. Уговоры были сильными. Руку мне дёргали тоже достаточно сильно. Но я и не собиралась сопротивляться.       — А знаешь, что мы сегодня делали на курсах? — Опять и снова дёргает меня за руку Глеб, пока мы движемся к детской площадке.       — Нет, расскажи мне.       — Мы пели песню, чтобы выучить алфавит. — В доказательство мелкий начинает бубнить мелодию и слова, упуская при этом половину букв английского языка.       — Тебе нравятся эти занятия?       — Очень. Вот ты знаешь, как будет «привет»? — Приходится изображать удивлённое лицо и махать головой, чтобы Глеб сейчас блеснул своими знаниями, но это того стоит.       — А вот я знаю — хэллоу, — выкрикивает ребёнок с видом знатока.       — А как же будет «пока» на английском? — Вопрос заставляет его задуматься на пару мгновений. Видимо, к этому его жизнь не готовила. Но он быстро берёт себя в руки и уверено так выдаёт:       — Покаууу.       Смеялась я в голос, громко, с выражением. Глеб молча улыбался, забавляясь моей реакцией. Всё-таки логика у ребёнка присутствовала, но проводить ему урок и исправлять ошибки мне не хотелось. Эту задачу оставим его учителю.       На площадке оказывается тьма-тьмущая детей и их мамочек. Нам даже приходится ставать в очередь, чтобы племянник покатался на качелях, и пока он это делает, я обвожу глазами окрестности. Не за чем конкретным я не наблюдала. Просто смотрела на прохожих, иногда встречаясь с ними взглядами. Та самая безлюдная аллея, где мы встретились тогда с Грановским, сейчас таковой не была. Мамочки с колясками, дедушки со своими бабулями, влюблённые парочки. Парочки. Одна из них привлекает моё внимание. Синее пальто и медовое каре подруги я узнаю не сразу, но всё же это происходит.       Они прогуливались не спеша, за руку не держались, но шли достаточно близко друг к другу. Моя совесть немного успокаивается, ведь даже если у них ничего не завяжется, то хотя бы время они проведут хорошо.       — Настя, — вырывает меня из мыслей скулящий Глеб, — пошли домой, я есть хочу.       Мне дважды повторять не нужно. Я отвожу его домой. Себя я тоже несу домой. Только домом этим был Грановский.       — Наконец-то, — успевает произнести Матвей, прежде чем поцеловать. Его рука молниеносно запутывается в моих волосах, притягивая к себе ближе. Тут же я чувствую, как мою обтянутую капроном коленку по-собственнически сжимают. Колючий подбородок царапает кожу и наверняка останется раздражение, но мне так нравится. Всё это происходит, как только я сажусь в его машину. Чувство того, как скучала, окатывает меня с головой, грозя утопить с концами.       — И тебе привет. — Всё-таки отрываюсь, хватая жадно воздух и проводя руками по покрасневшим щекам.       — Голодная? — спрашиваешь ты, заводя машину, но руку с коленки так и не убираешь. Кожа на твоих костяшках немного грубоватая, и ладонь кажется огромной по сравнению с моей. Всё, что мне остаётся, это упиваться и поглаживать шероховатую кожу, вызывая мурашки по телу у самой себя.       — Ты опять зависла, Темникова, — произносит он с усмешкой, немного крепче сжимая ногу. Часто ли это происходило, когда мы оставались наедине? Да. Я будто уходила в себя, сосредотачиваясь на ощущениях его кожи на моей. Могла считать родинки на его мужественной шее, хотя и так знала, что их там пять. Тёмные глаза, которые на свету отдавали янтарём, небольшой шрам на правой скуле, который он получил ещё в детстве, упав с велосипеда — всё это тоже выбивало меня из пространства на некоторое мгновение.       Первое время он насмехался над этим, потом краснел от такого пристального внимания (такое состояние его уязвимости я любила больше всего на свете), теперь же он к этому привык точно так же, как и к тому, что с собой у меня всегда есть шоколадка или какие-то другие сладости.       — Так о чём ты говорил? — Всё-таки отвлекаюсь и перевожу на него взгляд, пока он внимательно следит за дорогой.       — Ты голодна? — Голодна ли я? Разве что тобой.       — Немного. А ты?       — Очень. Давай заедем куда-нибудь перекусить, а потом разберёмся, что делать. День отстойный сегодня.       — Потому что в нём не было меня.       — Определённо, малыш.       Матвей выбирает какой-то небольшой итальянский ресторан. Каждый столик огорожен ширмами, предоставляя клиента немного уединённости. Садимся мы на один диванчик, а не напротив друг друга. Истосковаться по тактильным ощущениям тоже можно. И я решаю восполнить пробел сполна, кладя голову ему на плечо и утыкаясь носом в шею. Пахнет сигаретами, мятной жвачкой, сандаловым деревом и им. Самим Грановским. Вся эта смесь притупляет способность взвешенно и рационально мыслить.       — Ты не облегчаешь мне задачу, да? — произносит он над моей головой, приобнимая за плечи и перебирая волосы второй рукой.       — Конкретнее, пожалуйста.       — С тех пор, как мы вместе, ты не упускаешь шанса надеть платье или юбку в университет.       — Тебе же нравится, — отвечаю с улыбкой и прикасаюсь губами к пульсирующей вене на шее. Это заставляет тебя немного напрячься.       — Нравится не только мне.       — Ревность тебе к лицу.       — Я не ревную. — Выражение лица такое же, как и у Глеба, когда заставила надевать шапку.       Врёте и не краснеете, Матвей Константинович. На прошлой паре совсем не вы огрызались на Самойлова все час и тридцать минут после того, как он сделал комплимент моим стройным ногам. Не вы испепеляете глазами каждого, кто посмотрит на меня и кто заговорит. Не вы начинаете выходить из себя, как только слышите имя Артёма. Вот только соль в том, что я была абсолютно такой же. Уже ранее было сказано, что во мне ревность тоже бьёт ключом. Это издержки, на которые нам приходится соглашаться, «пробуя» отношения. Возможности прокричать всему миру о том, что мы вместе — нет.       Моя паста с грибами оказывается настолько вкусной, что Грановский решает устроить бартер и подсунуть мне свою лазанью. Его блюдо меня не привлекает, поэтому каждый остаётся при своём, но воровать из моей тарелки он продолжал. Обычно едой я не любила делиться ни с кем, но этот человек был исключением. Бить его по рукам каждый раз, когда его вилка тянулась за очередной порцией — как котику сметанка. Хотя, уместнее сказать, как Грановскому мои коленки.       — Я уговорила Артёма встретиться с Лесей, — наконец-то признаю я, пока помешиваю сахар в кофе.       — Это ты ей решила помочь двигаться дальше?       — Да. Почему нет? Правда, согласился он не с первого раза, и даже не с третьего.       — Если бы девушка, которая мне нравится, упрашивала сходить на свидание с её подругой, я бы не согласился в принципе.       — Я хотела как лучше, Матвей. Тем более, они, похоже, хорошо провели время вместе. Я видела их сегодня в парке, пока выгуливала племянника.       — Я верю, что намерения были благими, Темникова, но твоей подруге это не понравится.       В ответ ничего не говорю, потому что знаю, что это правда. Он притягивает меня к себе и обнимает покрепче. Это оказывает успокаивающий эффект, и на секундочку забываюсь в этом запахе мяты и сигарет.       — Матвей Константинович был прав, Настя. Мне это совсем не нравится, — произносит знакомый голос, который заставляет открыть глаза и отлипнуть от Грановского. Леся забирает своё пальто с диванчика за соседней ширмой и уходит.       Не знаю, что сильнее заставляет почувствовать себя словно в капкане — то, что Леся услышала, или то, что она увидела. И с кем она меня увидела.